Секрет

Каждый раз, проходя мимо комнат паладинов или главного зала, Пидж непроизвольно становится на цыпочки и старается дышать как можно тише, даже если за дверью нет ни единой души, что могла бы ее увидеть. Не издает ни шороха, тихонько печатая что-то тонкими пальчиками на планшете. Старается смотреть в пол, чтобы очки не сверкали в полутьме коридора. Все это она делает сама того не замечая, по привычке. Словно прибор, что следует определенной программе, она повторяет одни и те же действия машинально, даже тогда, когда они давно стали не нужны. Даже тогда, когда все секреты, что она хранила в себе, раскрылись всем на обозрение. Потому что она погрязла в секретах. Пидж порой казалось, что секреты — это сама ее жизнь, что без них она даже не сможет вдохнуть воздуха, потеряв частичку себя. Секреты — это ее душа, ее внутренний мир. Ее проклятие. С тех пор, как Пидж стала паладином Зеленого Льва, многое изменилось. Включая ее статус, место жительства, количество друзей, изменилось само ее существо. Но недомолвок стало лишь больше. С тех пор, как она познакомилась с Лэнсом, Ханком, Китом, Широ, Аллурой, Кораном и всеми прочими обитателями ее нового незнакомого доселе мирка, она стала все чаще чувствовать себя чужой. Неуместной. Ненужной. Потому что ее никто не знал. Да она и не хотела, чтобы знали. Ей хорошо вот так сидеть с одиночестве за излюбленным компьютером, глядя в экран до покраснения глаз, разминая затекшую шею, хрустя пальцами. Ей приятно смотреть на всем известные цифры и коды, их сочетания. Среди нулей и единиц она не ощущает той тоски, что возникает при виде улыбающихся и смеющихся друзей. Она правда считала их друзьями. Всех, кто хоть как-то, несмотря на ее характер, на ее стены вокруг своей души, хотел общаться с ней, говорить, хоть Пидж и считает это совершенно бесполезным действием. Неужели не видно, что она не хочет такого обращения? Неужели не ясно, что ей не противно, когда все обходят ее комнату стороной? Ей не важно мнение окружающих, ее не волнуют чьи-то выгоды и предложения. Девушке нравится тот мир, в котором она жила все свои пятнадцать лет, и она не собирается менять что-либо в своей жизни. Ее все устраивает. Наверное. Пидж откидывает мешающую челку с глаз, привычным движением поправляет очки, выпрямляет на секунду спину для того, чтобы уже в следующее мгновение согнуться в три погибели, изучая какую-то новую странную программу галра. Все по-старому. Все так, как было всегда. И ее отношение к другим, как и к себе самой, не поменялось. Каждый день она проходит мимо зеркала, даже не испытывая желания увидеть свое лицо. Да и зачем? Что там можно увидеть нового, кроме увеличившихся мешков под глазами, свежих ссадин и синяков? Пожалуй, только тоску в глазах. Но ей так хорошо. Пидж наконец смирилась с огромным числом секретов в ее голове. В ее мозге не лишь числа «пи», алгоритмы и скрипты. Там есть место и для тайн, вечных тайн, что сопровождают ее всю жизнь. И им она никогда не изменяет. Но в один день кое-что пошло совсем не так, как предполагала «программа»: ее секрет раскрыли. Ах, как в тот момент Пидж хотелось провалиться под пол, упасть с корабля, улететь в другую галактику, лишь бы не видеть несколько пар глаз, что выжидающе смотрели на нее. Лишь бы не слышать насмешек, лишь бы не замечать осуждающие взгляды, уйти, словно мышка, в свою комнату, залезть под одеяло и вновь погрузиться в себя. Туда, где ее не найдут. Где она и ее секреты будут в безопасности. На секунду ей даже показалось, что она оглохла, ослепла и онемела разом. За закрытыми веками она не видела пальцев, что должны были тыкать в нее остальные, не слышала смеха и противных слов, не чувствовала на себе толчков и неприятных прикосновений… Странно. Что-то определенно было не так. Почему? Почему все идет именно так? Почему противно лишь ей? Из-за чего они так на нее смотрят? Так. понимающе. Словно ее тайна, ее ненавистный секрет, был для всех давно известен. Словно она не сделала ничего плохого. Будто не обманывала всех и вся, притворяясь не тем, кем является на самом деле. Словно она не чужая. Пидж самой иногда казалось странным то, что ее не пугает одиночество. Хотя она готова была поклясться своей любовью к технике, что до того, как пропали ее брат с отцом, она была другой. Она все же не выдержала и глянула на себя в зеркало, пожалуй, впервые за последние полгода. Худая до невозможности девушка в широких безразмерных одеждах, круглые очки, скрывающие чуть ли не алые от напряжения глаза, бледные сухие губы, густые брови, короткие, неровно стриженные волосы, слишком длинная челка — все это было одновременно и ново, и привычно. Словно всё ее приключение началось только вчера, но при этом именно тогда она стала совсем другим человеком. Обгрызанные ногти, слипшиеся ресницы, грязные от постоянного трения кулачками веки — это никак не сочеталось с той, прежней Пидж, что еще носила ободок, любила посиделки с отцом за телевизором допоздна, спокойно чувствовала себя в платьях и юбках, не боялась меняться и менять других. И вот к чему это привело. Сейчас, сидя у себя на кровати с подобранными к груди коленями, она изучает файлы инопланетян, а за окном, если бы оно было, наверное, была бы уже глубокая ночь. Но Пидж не ощущает этого — давно приучилась ложиться спать почти к земному рассвету. Это тоже ее секрет. Очередная тайна. В детстве родители любили водить их с братом в цирк, где обязательно дяденька в высоком цилиндре показывал разного рода фокусы: то голубей из рукава достанет, то исчезнет из закрытого шкафа, то проглотит огонь. Но уже в семь лет девушка знала, что все, что он делает, — иллюзия. Игрушка для публики, фарс. Но она все равно любила смотреть на пушистых кроликов, лениво выпрыгивающих из шляпы, на длинную косичку платков, взявшихся из ниоткуда. Такой обман не был отвратителен. Он не причинял боли, как тот, последствия которого она ощущала сейчас на себе. Как ни пыталась притворяться, что бы ни говорила, Пидж чувствовала себя ужасно. Сидя в четырех стенах со своим самокопанием, ей не становилось лучше. Ни на йоту она не продвинулась к разрешению внутреннего конфликта с самой собой. Когда он появился, она не могла сказать точно, но уверена на все сто процентов, что ранее у нее даже мыслей подобных не было. Окруженная заботой и любовью семьи, девушка наслаждалась ясным небом, солнцем, всем миром. Чего сейчас она делать не могла. Да и особо не желала. Какое уж тут небо, когда вокруг тебя тьма космоса, а вместо солнца у тебя перед глазами астероиды пролетают каждые двадцать минут. Да и заботы… Нет, так нельзя. Пидж четко понимала, замечала всю любовь, что пытаются ей подарить ее друзья: каждый по-своему, искренне и независимо, хочет, чтобы у нее все было хорошо, хочет поддержать ее. И она с радостью готова ответить на подобные порывы тем же, ведь так поступают друзья, верно?.. Друзья. Девушка несколько минут смаковала это слово, а после перевернулась вместе с планшетом на живот, положив голову на руки. С тех пор, как тревожная новость о пропаже самых близких ей людей посетила Землю, у Пидж не стало друзей. Нет, у них, наверное, все хорошо — сидят себе где-нибудь в кафе, пьют колу и говорят о том, насколько скучна физика. Но друзьями они считаться перестали. Да и считались ли?.. Когда у тебя за спиной слышатся шепотки о «зазнайкости» и «зубрилкости», невольно задумываешься над отношением к окружающим. Она поняла это еще давно, но никак не могла отвязаться от мысли, что все нормально, это пройдет, такое бывает среди подростков… «Нет, девочка, не обманывай себя! Ты просто боишься! Боишься остаться одна.» И это очередной ее секрет. Господи, у Пидж уже голова кругом от всех тех бесчисленных попыток создать иллюзию безмятежности и нормальности. «Хватит притворяться, у тебя совсем не все хорошо», — периодически говорила она себе, вот так же сидя в своей комнате и глядя в потолок. «Ты одинока, ты ничего не умеешь, ты беспомощна. О каком спасении Вселенной может идти речь? Тебе всего пятнадцать, неразумное ты дитя. Иди поиграй в куколки, а не строй планы по освобождению планет от оккупации! Без тебя есть кому разобраться, они же взрослые, они помогут миру.» А ей бы кто помог? Пидж могла бы поклясться чем угодно, что самостоятельно из этой ямы ей уже не выбраться. И вроде она видит протянутые руки помощи, знакомые улыбающиеся лица, слышит слова ободрения и похвалы… Но заслужила ли она это? Что такого она сделала, чтобы сами Защитники, даже иноземная раса вдруг захотели стать ей близкими? Этого Пидж не понимала. И не была уверена, что когда-нибудь поймет. Это тоже был секрет. Но уже даже для нее самой. Взгляд девушки на секунду скользнул по комнате, зацепившись за бардак на столе, заполненном кучей бумаг, чертежей, проводов, самодельных карандашей. Что-то было определенно не так, как она привыкла. Коробка. И еще одна, поменьше. Какой-то сверток. Непонятный рулон. Этих предметов не было утром, когда она направлялась в ванную. Недоуменно покосившись в сторону двери, Кэтти с хрустом суставов встала с кровати, чтобы подойти к непонятно откуда взявшимся ярким пакетикам. Среди этой горки лежал сложенный втрое лист земной бумаги, что немало удивило. Но более удивительным оказалось послание, что значилось в нем: «Хэй, Пидж, это Ханк. Извини, что не получилось сказать об этом лично, просто ты слишком уж неуловима. Я все заставал тебя то работающей, то спящей, а уж мешать я никак не решился, да и большую часть свободного времени ты проводишь в каюте, куда заходить мне было бы невежливо. Так вот, я тут осознал недавно, что завтра годовщина нашего посвящения в паладины! Было бы невежливо оставлять такое событие незамеченным, вот я и собрал кое-что в подарок всем. И я бы хотел попросить тебя об услуге: можешь ли ты на время спрятать их у себя? Мою комнату частенько бесцеремонно посещает Коран, а если он узнает, то сюрприза точно не получится. А к тебе, я надеюсь, он так не заявляется, иначе придется с ним серьезно поговорить. Нельзя же нарушать личное пространство девушки без ее разрешения! Ну что? Поможешь верному другу, у которого для тебя тоже припасен подарочек? Ты же умеешь хранить секреты, правда?»  — Ох, ты даже не представляешь, насколько умею, парень. Сама ее жизнь — секрет, и даже обладательница не знает о его сути. Не знает, как справиться с тем количеством обмана, что обволакивает ее душу, словно оболочка. Но понимает одно — в одиночку ей точно не справиться. Даже если она не заслуживает помощи, ничего плохого она не сделала и никогда не пыталась сделать, так? Все ее поступки были лишь ради окружающих, ради… — «Эгоистка» … других. И за это ее любят. Да, верно. Она помогала им лишь потому, что хотела ответной любви. Лишь бы почувствовать себя лучше, ощутить благодарность, которой так не хватало. Только бы уйти из этих объятий одиночества и тоски по родным, по дому. По тем чувствам, что они делили с ней. Порой появлялось стойкое ощущение, что что-то определенно идет не так, как раньше, как должно быть. Чего-то она точно не ожидала, но это произошло. Только чего? У нее появились друзья. Да, самые настоящие, словно из каких-нибудь рассказов о неразлучной команде или из тех комиксов, что как-то ей показывал Ханк. Она даже стала частью такой команды! Она борется с ними плечом к плечу, защищает Вселенную как паладин. Как соратник. Как приятель. Как друг. Пидж частенько думала, что это слово очень странное. Это не шифр, для разгадывания которого существует определенный алгоритм. Это короткое незамысловатое сочетание букв содержит в себе, пожалуй, намного больше, чем во всей базе данных корабля. Ему нет точного определения, для него нет формулы, нет факторов, при которых оно может существовать… Это словно отдельный организм. Неизведанная территория. Звучит бредово? Пожалуй. Но сейчас Пидж это точно ни капли не волновало. Ее мысли ушли далеко за пределы небольшой комнаты с кроватью и столом, заваленным сейчас разнообразными вещами. Внутри нее происходил разлад. Смута. Крах.? Нет, Кэти никогда не была плаксивой девчонкой, что хочет утопиться при каждой неудаче, будь то секущиеся кончики волос или гадский бойфренд (как же она не любила это слово). Отнюдь, если у нее что-то не получалось, желание доделать все до конца лишь усиливалось, и это привело ее к тому, что сейчас она является защитником всего живого, в свои пятнадцать уже пилотирует своего собственного Льва, а также знакома со множеством инопланетных рас, о существовании которых Земля, может, даже еще не подозревает! Разве плохо? Ее окружают верные союзники, она втянута в такое приключение, которое могла раньше представить лишь во снах. Знакома с принцессой, даже является ее лучшей подругой! Ну не об этом можно мечтать? Наверное. Но Пидж никогда не мечтала. Для нее лучшим днем был день, когда вся ее семья, а может и соседи, собирались за большим столом на заднем дворе, жарили барбекю, смеялись, смотрели старые фильмы (на самом деле, девушке они изрядно надоели, но традицию нарушить она не посмела). Вот это она считала счастьем. А сейчас счастье уже то, что ты остался жив после очередной схватки с врагами. Приоритеты кардинально поменялись уже тогда, когда Кэти решила во что бы то ни стало спасти свою семью. Главное — никому не доверять, спрятать все ненужное, стать кем-то другим, лишь бы отыскать правду, какой бы она ни была. Без чужой помощи. Ей так лучше. Ее все устраивает. И только сейчас она поняла, что ее все это совсем не устраивает. Пожалуй, она действительно эгоистка. Тебе предлагают помощь, пытаются быть с тобой рядом, искренне желая облегчить страдания, разделить всю боль, сделать так, чтобы тебе было хорошо, а ты отворачиваешься от протянутой руки как маленький капризный ребенок. И хоть внешне Пидж можно было назвать ребенком, она себя таковой не считала. Да и команда никогда не видела в ней лишь карапуза, вечно мешающегося под ногами, нет. Они считали ее равной. Такой же, как все, но по-своему особенной и незаменимой. И так считал каждый, будь то вечно раздражающий Лэнс, благородная Аллура, серьезный Широ, порой своенравный Кит, веселящий Коран или заботливый и добрый Ханк, — все они не видели в Пидж обманщицу, не ненавидели ее за редкие капризные порывы, не посылали в комнату каждый раз, когда она отстаивала свое мнение в споре. Просто любили. И девушка понимала, что тоже безумно их любит. Их поддержку, их отношение к ней. И за это она была им безумно благодарна. Правда. Но ей никак не приходило в голову, чем она заслужила их любовь. Свои поступки она никогда не рассматривала с точки зрения того, за что можно было бы заслужить такую симпатию. А она видела, что симпатия действительно существует: в том, как ее все гладят по голове после очередного отлично сделанного проекта, в том, как все выкрикивают ее имя в бою, если она бросается на врага, в том, как на нее смотрят и как разговаривают с ней. И это безумно ей льстило. Было в этом что-то приятное, будоражащее, такое… привычное. И одновременно с тем необычное. Потому что приятная аура в семье — это то, что должно быть у каждого, а вот в кругу совсем недавно встретившихся людей — совсем другое дело. Пидж всегда считала, что можно обожать только идеальных людей, которые заслуживают этого, и никогда не думала, что что-то подобное будет чувствовать. Особенно на пороге войны. Она не была привлекательной, она не была великим человеком, но порой, сидя в кабине Зеленой, чувствовала себя такой: влекущей, особенной, незаменимой, нужной. Нужной целой Вселенной! О том, действительно ли это так, Пидж задумывается не в первый, и даже не в десятый раз. В последнее время подобные самокопания стали ее верными спутниками в смеси мирных деньков и сражений с противниками. Раньше, еще в той жизни, девушка никогда бы не сомневалась в подобных вещах. А сейчас… Да что можно сказать еще тому, чья жизнь — сплошное вранье. Вранье себе, близким, врагам — абсолютно всем окружающим. И самое главное, что это стало считаться нормальным, даже отчасти правильным, хотя на самом деле это отнюдь не нормально. И она это понимает. Но ее не понимают. Точнее, пытаются понять, но не могут. Порой у Пидж появляется ощущение, что ее соратники видят в ней тот прекрасный образ, каким она ранее стремилась быть, бывшую Кэти, а не то несчастье на ножках, в которое она превратилась буквально за месяц. И дело даже не во внешности. У нее затуманены не глаза — разум. У нее была порвана не одежда — душа. И во всем этом нельзя искать виноватых, сама это допустила. Сама провалилась, сдалась.  — Тук-тук… Почти сдалась. Пидж не дернулась, когда в автоматическую дверь тихонько постучали, хотя она открылась сразу, не шелохнулась даже тогда, когда большая ладонь опустилась на ее плечо. Но ее словно током прошибло, когда ее щеки внезапно попали в захват крепких рук, а перед взором предстали большие карие глаза приятеля, в которых читалась безграничная тревога.  — Пидж, не делай так больше, я уж думал, тебя парализовало.  — Да, прости, Ханк. Просто задумалась о своем. Парень подозрительно сощурил глаза, но лицо все-таки отпустил, а потому девушка резко опустила взгляд под ноги. Хм, какая у него, однако, большая ступня — намного больше ее тридцать шестого.  — Пидж, ты чего глаза отводишь? Я тебе как-то помешал, и мне лучше уйти? Да, извини, что вошел без разрешения, это было некультурно, так что я…  — Все не так. Прости. Просто…  — Что, снова? Подруга прикусила губу, но медленно кивнула, сразу же поворачиваясь на пятках и направляясь к столу. О ее периодических «самокопаниях» знала вся команда, но никто не решался подходить к ней в такие моменты, потому что они не знали, как с этим быть: утешать, поощрять, только бы не сделать хуже. Широ как-то обмолвился, что это может быть своего рода депрессия, но Пидж даже сама не верила в подобную версию. Разве может человек во время депрессии уже на следующее утро яростно строчить на компьютере новые программы, летать по космосу на новые планеты, разрабатывать вместе с другими планы по освобождению целых колоний? Она была уверена, что нет, а потому списывала все на хандру, причиной которой был переходный возраст. В конце концов, она не глупая девочка, сама понимает и признает недостатки человеческого организма. Остальных эта теория устраивала, а потому уже через два дня все пришло в норму, но единственным скептически настроенным человеком оставался Ханк. Он каждый день примерно в одно и то же время заходил «в гости» к Пидж, разговаривал с ней на разные темы, помогал с разнообразными делами, даже приносил самодельные угощения, от которых частенько голодная девушка никогда не отказывалась. Он заботился о ней, переживал. Она даже считала, что порой слишком уж пекся о ней, словно хороший папочка или старший брат. Из-за подобного сравнения Пидж даже наяву хихикнула, вспомнив ссоры с братом из-за каких-то алгоритмов, которые иногда даже до драк доходили. Правда, в последнее время она все чаще проигрывала Мэтту, но все же…  — Что-то хорошее вспомнила? Девушка сама не заметила, как присела на пол около стола и счастливо улыбнулась. Она даже на секунду забыла, что в комнате с ней находится ее друг, и оставлять его стоять практически в дверях было бы очень неудобно.  — А, да, есть кое-что… — Пидж хлопнула около себя, приглашая Ханка присоединиться, что он незамедлительно сделал. Оказавшись в сидячем положении, парень расслабленно вытянул ноги, и девушка в который раз убедилась, насколько она кажется младше своего приятеля. Да и не только внешне, но и внутренне. Ханк был прямо-таки воплощением человека, на которого можно было положиться. И пусть сам он был старше ее всего на два года, иногда создавалось впечатление общения дочери с опытным отцом. Правда, от него словно исходила особая аура, что притягивала людей, словно магнитом: он был забавным, добрым, заботливым, общительным, приятным, и к этому тянулись окружающие. Да чего уж греха таить, Пидж тоже примагничивалась, как сейчас, например. Она непроизвольно крутила в руке ленту с его повязки, пока тот, блаженно закрыв глаза, наслаждался тишиной и уютом. Да, вот в такие вечера (девушка полагала, что сейчас все-таки был вечер) они вместе создавали какой-то особенный комфорт, наслаждаясь даже простыми взаимодействиями. Это помогало им забыть о заботах, спасало от падения в пучину отчаяния тоски по Родине, родным, Земле. И эта рука, лежащая сейчас на плече Пидж, тоже спасала. Будто от падения в бездну. Со стороны, пожалуй, звучит очень примитивно и банально, но именно так она ощущала себя. И даже если они ни слова не говорили, если просто смотрели друг на друга, просто сидели в разных концах комнаты и что-то разрабатывали, бурча каждый себе под нос, благодарность девушки была просто безграничной. И она готова поклясться всеми цифрами после запятой в числе «пи», что, если бы не Ханк, ее нервы давно бы сдали, а здравый смысл помахал бы ей ручкой на прощание. Но этого не случилось, ведь ладонь, что сейчас она сжимала своими пальчиками, была очень теплой. Немного шершавой от частой работы с механизмами, но очень мягкой и родной.  — Знаешь, порой ты выглядишь так, словно ведешь бой.  — В смысле? Я ведь и вправду в бою с вами.  — Нет, я не про то. Бой с самой собой. Вот здесь, — Ханк открыл глаза и дотронулся до груди, там, где билось сердце. — Ты становишься отстраненной, не реагируешь на призывы, а выражение лица становится настолько несчастным, что я еле сдерживаю порывы расплакаться и обнять тебя. Пидж хихикнула в кулак, смущенно поправляя очки:  — Ты всегда был прямолинейным. Но знаешь… — она повернулась к нему, и спина тихонько хрустнула, напоминая о неудобной позе. — Наверное, именно это мне сейчас нужно больше всего. Юноша на несколько секунд застыл, прокручивая в голове сказанные слова, а после легко и непринужденно раскрыл объятия для подруги. Та же с удовольствием утонула в руках, смешно морща нос из-за запаха пыли на его одежде.  — Опять копался в резерве?  — А что же мне еще делать, если все равно все по углам спрятались: Аллура с Широ разгребают информацию о новых призывах о помощи, Кит часами тренируется в модуле, а Лэнс либо бегает за ним, подтрунивая на каждом ходу, либо сидит у меня в комнате, яростно рассказывая о том, как «этот эмо-бой назвал его маленькой девочкой», а потом еще несколько раз доказывает, насколько «этот туполобый» неправ во всех аспектах. Ах да, и еще говорит о самой ужасной мести на свете, но я все еще не увидел ни одного движения в сторону осуществления плана. Стараясь не засмеяться в голос, Пидж содрогалась у него на груди, чувствуя, как по волосам проходится тяжелая рука:  — Эти парни никогда не умели подбирать оскорбления. Надо будет им подарить мой старый личный журнал, пусть хоть чему-то научатся.  — Не знал, что ты вела дневник.  — Я сказала «журнал»!  — Да-да, совенок, я понял тебя. Девушка на секунду опешила так, что даже раздражение куда-то испарилось. «Совенок»?  — Ну что ты на меня смотришь так, словно перед тобой сам Заркон?  — Что еще за прозвище?  — А не нравится?  — Я этого не говорила, но… С чего бы? Ханк пожал плечами, чувствуя, что мышцам не очень-то приятно находиться в полуобороте, подвинулся и лег на спину, увлекая за собой и подругу:  — Неужели тебе никто не говорил, что ты очень напоминаешь совенка? Если б я верил в перерождение душ, я бы точно посчитал, что именно им ты была в прошлой жизни.  — А тебе не кажется оно слишком приторным?  — Но ты же не яичный желток, чтобы быть настолько крутой, тебе необходимо что-то милое. Погляди на себя. Девушка лишь фыркнула, потому что увидеть что-то ей мешали волосы, которые упали на лицо из-за бесполезных попыток удобнее устроиться на животе парня. Чувствуя под собой движение и понимая, что это смех, она лишь обиженно ткнула его острым подбородком, бросая короткие пряди на произвол судьбы. Но почти сразу же лоб почувствовал чужое дыхание, а челка благополучно оказалась отброшена на затылок и закреплена. Пидж приподнялась и осознала только сейчас, что Ханк снял свою извечную повязку, чтобы завязать на ее голове, образовав маленький бант на боку. Удостоверившись, что в карие глаза больше не лезет ни волосинки, он удовлетворенно посмотрел на свое творение и улыбнулся:  — Вот видишь, я же говорил. Тебе обязательно пойдет что-нибудь милое. Обескураженная до невозможности, Пидж даже не старалась понять всю суть происходящего: ее умный мозг сейчас кое-как справлялся с пониманием чувств в душе. На мгновение четко появилось ощущение, что ее сердце перевернулась на все 180 градусов и сейчас работало совсем не так, как надо. Ее только что косвенно назвали… милой? Пидж было пятнадцать, и за этот промежуток жизни милой ее могла называть только семья, но девушка подобного сторонилась и очень злилась, если кто-то вдруг осмеливался так отзываться о ней. Она считала это сродни обзыванием слабой девчонкой, коей никогда не была, а потому и остерегалась этого странного слова. Хоть и одевалась по-разному, и даже тройка платьев у нее в гардеробе точно имелась, ей никогда не нравилось это слово в свой адрес. Может, она действительно была такой, но быть не хотела. И отчасти даже была рада отрезать волосы, одеться в мешковатые шорты, надеть очки, скрывающие часть лица. И даже то, что около месяца она не могла привыкнуть к этому образу, к другой манере общения, не мешало ей. Хотя кого она обманывает, в последнее время она все чаще заглядывается на платье Аллуры и втайне хочет похожее, чтобы стать такой же величественной и благородной внешне. Но лишь на миг, потому что это дико неудобно, длинный подол постоянно пачкается, а еще, надевая его, ты должна соблюдать кучу правил. А правила Пидж особенно не любила. Так что, с наслаждением натягивая свою широкую мягкую футболку, отправлялась на следующую опасную миссию с мыслями о том, насколько крутой она выглядит за штурвалом Зеленой. Но «милой»?! Это слово злило, расстраивало, даже выводило из себя, но Ханк смог сказать его так, что у девушки даже дыханье сперло. Услышать это от другого человека оказалось так непонятно, ново и смущающе, что даже не находилось сил накостылять по голове этому ухмыляющемуся толстячку.  — А знаешь, я могу сделать для тебя такую же, только зеленую. Тебе будет очень хорошо! Да и удобно, не так ли? Наконец-то взгляд светло-карих глаз сфокусировался, стал осмысленным, и Холт привычным движением поправила очки. Состроив кислую гримасу, она махнула рукой, бросив «не нужно», а после сняла круглые линзы на оправе и уткнулась лбом в грудь другу. Конечно, явные плюсы «подарка» Пидж не могла оставить без внимания, но вдруг еще и слухи по команде пойдут? Нет уж, увольте, только этого на ее бедную голову, гудящую из-за бесчисленных размышлений, не хватало. Ей бы со своими нынешними проблемами разобраться.  — Так, мы отвлеклись. Над чем ты все-таки размышляла? Парень, даже не смотря на подругу, ощутил, насколько та напряглась, еще сильнее вжимаясь в торс. Опасаясь, что это прозвучало слишком неуместно и некорректно, Ханк поспешил было извиниться, но улыбка поднятой в его сторону головы словно выбила из него всю прыть. Только вот эти уголки губ четко говорили, что это не его дело, что его не должно это касаться.  — «Я сама справлюсь». Как Кэти всегда казалось, размышления, преследующие ее последнее время, исчезали с приходом напарника: он никогда не упоминал ее «болезнь», просто был рядом, чего она и хотела. Но за любопытство его нельзя винить ни в коем случае, ведь такой уж он человек: сразу видит, когда что-то не так, сразу замечает обман. Так почему же он сейчас с ней, раз ее подлость ему была видна почти сразу же? Пидж бы пошла ва-банк на то, что ее притворство не было скрыто от него, подмена вызвала подозрения. Только вот приятель никаким образом и никогда не выдавал себя, не возмущался, не упрекал, не обвинял. Просто болтал, как с давним другом, просто непринужденно помогал, просто был приятным человеком, не проявляя никакого негатива по отношению к ней. Признаться, Холт раньше никогда бы и не подумала, что такое чудо, как он, может навредить кому-то. Но лишь увидев на деле, насколько мужественным и смелым он может быть, защищая то, что ему дорого, она поняла, какой он на самом деле. И до сих пор ломала голову над тем, почему же она, та, что больше остальных не заслуживала такого отношения с его стороны, была сейчас также ближе, чем кто-либо другой. Такая обманщица.  — Пидж! О чем бы ты сейчас не думала, расскажи мне. Я ведь могу попробовать помочь. Нет, я помогу! Девушка благодарно улыбнулась, и подумала в который раз за сегодняшний день, какой же хороший у нее друг. О таком она мечтала всю жизнь, и ей судьба подарила даже соратников, что всегда были на ее стороне, что дорожили ею. Как приятно быть кому-то нужной… Только вот что она могла ответить Ханку, если даже сама не особенно понимала, что с ней происходит? Ее одолевают сомнения, сомнения в своих же сомнениях, и это все больше путает ее, завязывает мозги в морской узел, в котором маленьким узелком остается здравый смысл. Ее ранее крепкая и сильная душа сейчас скручивается в три погибели, а эмоции скачут, словно бешеный скакун. Ей было страшно. Страшно от всех этих ощущений, от неразберихи в голове, от невозможности сказать и слова, от преследований многочисленных секретов, словно те были привязаны к ней красной нитью. Все это пугало так, как никогда. Пидж почувствовала движение под собой, и теплая ладонь вновь легла на ее макушку, перебирая пальцами маленькую ленту. Он ничего не говорил. Просто пристально следил за ней, за ее выражением лица, за густыми бровями, что время от времени хмурились, практически сливаясь в одну линию, а через мгновение вновь ложились по-прежнему. Просто присматривал за ней, наблюдал, пока та сможет наконец разобраться в себе, а после и принять его помощь. Взять его в надежде протянутую руку в свою, понять, что не одна, что она всегда найдет поддержку и опору не только в нем, но и во всех людях, которых может без труда назвать друзьями. Потому что ее секреты уже давно не секреты для них. И по мягкости во взгляде можно было точно определить, что никого они никаким образом не задевает. Ей не за что корить себя, не за что чувствовать себя виноватой, ведь она не сделала ничего плохого. Ее умыслы не были злыми, последствия ее поступков никогда не разрушали чью-то жизнь, так за что же тогда считать себя лицедейкой, если весь обман был придуман лишь ради спасения близких? И потихоньку Пидж принимала эту истину. Лежа сейчас в объятиях Ханка, она осознавала, что все слова, проносившиеся в голове все это время, были простым трепом, ничего не значащими звуками, бездоказательными обвинениями самой себя. И с приходом понимания слова сразу же обрели физическую сущность: как на духу девушка выпалила все, что тревожило ее, не давало покоя в течение нескольких дней, драло изнутри, царапало душу. Все, что было для нее ново, она поведала ему, самому близкому, пожалуй, сейчас человеку, и на сердце с уходом последнего слова сразу стало значительно легче. Каким бы банальным ни было это сравнение, но с ее плеч действительно словно камень сняли, причем сделал это тот, кто сейчас нежно гладил ее по голове, выбивая из-под повязки завивающиеся прядки. Она впервые смогла открыть все свои секреты другому человеку, и никогда бы не подумала, что в подобной ситуации кто-то может утешать не того, от кого что-то скрывали, а самого обманщика. Но Ханк никогда не был обычным, и Пидж в сто первый раз убедилась в его надежности.  — Прости, что все это время даже не представлял, как ты себя чувствуешь. Обычно ты выглядишь если не веселой, то хоть спокойной, бойкой, азартной… Никогда даже не предположил бы, что тебя гложет нечто подобное. Какой из меня друг после этого… Девушка хотела было возмутиться, но лишь покачала головой и ткнулась носом ему в подбородок:  — Лучший. Раньше Холт не раз представляла, как расскажет все о себе, как ей будет дурно, как совестно от всех ее поступков, но она ни разу не думала о том, что ей станет настолько легко и хорошо. Она словно чувствовала эмоциональный подъем внутри себя, а потому прямо сейчас хотелось сделать что-то особенное. Она избавилась от секретов, и хоть поделилась ими всего с одним-единственным человеком, увидев его реакцию, была готова прямо сейчас собрать всех в главном зале и поведать обо всех своих тайнах, позабыть о них окончательно. Бесповоротно и безвозвратно уйти от прежней жизни, вспоминать лишь о том, что действительно имеет смысл, что дорого сердцу, что является правдой. И у нее больше не будет секретов. Ни от одного из тех, кто сейчас являлся для нее спасательным кругом в море отчаяния и разочарования.  — Ты просто не представляешь, насколько я тебе благодарна, Ханк. Только единственное, о чем я жалею, это о том, что ты видел меня в таком жалком состоянии.  — И ни капли оно не жалкое! У каждого из нас бывают дни, когда все идет совсем не так, как мы привыкли. Но я рад, что мне удалось помочь тебе. Давай, поднимайся, нам еще столько предстоит сделать!  — А, ты о чем? — девушка как можно осторожнее слезла с парня, стараясь не задеть его локтями или коленями. И тут ее словно молнией пронзило: изначально Ханк, скорее всего, приходил спросить о письме и подарках! А она из-за своего самобичевания совсем об этом позабыла! — Ах да, конечно, я помогу! Можешь на меня рассчитывать, напарник.  — Никогда в тебе не сомневался, совенок, — парень вновь хлопнул ее по голове и, разминая затекшую спину, направился к столу, где покоилась гора коробок. И именно в этот момент Пидж поняла, что ее тревоги были напрасными, и если они и вернутся, то она уж точно сможет их одолеть. Разобрали обертки и составили план довольно-таки быстро, буквально за несколько тиков, а вот определить, что дарить от себя, девушка смогла не сразу. И хоть Гаррет убеждал, что эти подарки от них двоих, она хотела преподнести что-то конкретно от себя, а заодно отыграться за все шутки в ее сторону. В какой момент они закончили и решили расходиться, Пидж не заметила, но ощущала дичайшее желание еще раз поблагодарить парня просто за поддержку, которую он ей оказал. Даже утверждая, что ничего не сделал, он все же улыбнулся. И уже собирался было уходить, как резко обернулся и приложил палец к губам:  — Знаешь, я очень хочу устроить сюрприз, так что давай оставим в тайне то, что мы здесь подготовили, ладненько? — получив утвердительный кивок и привычную уверенную ухмылку, он тоже качнул головой. — И это, — Ханк резко наклонился и чмокнул девушку в щеку, — тоже пусть будет тайной. Озорно подмигнув, он крутанулся и, не видя возмущенного взгляда подруги, направился в свою спальню. А Пидж же медленно направилась в кровать, широко зевнув и поправляя съехавшую повязку на голове. Она никогда не любила загадки, обман, секреты. Но от такого секрета на двоих ни за что бы не отказалась.