Наиболее значима

За всю свою жизнь Фердинанд лишь единожды видел, как Рейчел плачет. То было странно, ведь знакомы они более двадцати лет, и ближе человека у Фердинанда не было. Ему нравилось думать, что и для Рейчел он имеет ту же ценность, но горькая правда в том, что истинный компаньон всех проявлений чувств девушки — абсолютное одиночество. Привыкнув страдать, когда никто не видит, однажды, сложно примириться с тем, что делиться переживаниями проще. Рейчел редко была настоящей рядом с ним, хотя не раз нуждалась в этом, что по иронии судьбы Фердинанд начал понимать только сейчас. Возможно, со слабой улыбкой подумал он, тот день вообще был единственным, когда их отношения хоть немного походили на то, что принято называть ими в обычном, общечеловеческом ключе. Рейчел не любила оставаться работать в Диад до поздней ночи. Ощущение, что она отдает этому безнравственно-мрачному месту слишком много, особенно сильно овладевало ею в подобные дни. Именно тогда желание освободиться из цепких лап неолюции становилось настолько невыносимым, что рьяно призывало девушку к действиям. И даже лишние полчаса, проведенные здесь после окончания рабочего дня, казались тягостной мукой, неумолимой борьбой с самой собой и своими ценностями. Зачастую Рейчел уходила даже чуть раньше. То было небольшой привилегией, дозволенной ей начальством. И Фердинанд, уже давненько зная об этой её особенности, однажды решил ей воспользоваться. Удивление лёгкой волной настигло мужчину, когда тот поднялся на нужный этаж, успешно миновав охрану. Он намеренно пришел сюда столь поздно — ещё несколько минут, и наступит полночь. Частью плана, до этого казавшегося ему безупречным, было не застать Рейчел, но только вот единственный кабинет, всё ещё озаренный светом, как раз-таки принадлежал ей. Первые мысли, посетившие его голову, призывали успокоиться: возможно, там и не Рейчел вовсе, а может, она попросту ушла в спешке, позабыв щелкнуть выключателем. Но тут же на смену нелепице пришло более рассудительное предположение: может, Рейчел решила задержаться, потому что она была не одна. Фердинанд уже имел удовольствие однажды застать Рейчел в компании её наблюдателя, и, чёрт возьми, как же сильно ему не хотелось вновь проходить через это. Злость наравне с раздражением медленно закипали внутри мужчины, потому что всё выходило совсем не так, как он задумал. Но раз уж он здесь, и Рейчел, по-видимому, тоже, уходить он точно станет. Спустя каких-то жалких нескольких минут наступит день, ради которого он приехал к ней, и если Рейчел не ушла — отлично. Так даже лучше. Завтрашний день действительно был особенным для Фердинанда, что являлось редкостью, потому что зацикливаться на датах он не привык, предпочитая жить размеренной жизнью, не окрашенной какими-либо праздниками. Даже свой день рождения мужчина обычно не праздновал, а точную дату рождения Рейчел он так и не выяснил. И сейчас Фердинанд, словно напуганный романтик-мальчишка, что совсем несвойственно холодному и безжалостному убийце, просто боялся войти. Этот день был слишком важен, и если в данный момент, пока он подходит к двери, Рейчел беззаботно распивает вино в компании кого-либо… Картинки в его голове слились в одно отвратительное месиво, и Фердинанд, ощущая всплеск ярости, дёрнул за ручку. Замок, некогда защищавший обитательницу кабинета от незваных гостей, щёлкнул в последний раз, и дверь распахнулась. Но Фердинанд ошибся. Рейчел была одна. И пусть сейчас ему было трудно припомнить мельчайшие детали той ночи, выражение её лица в тот миг, когда он ворвался, отчетливо въелось в его память. Это была не Рейчел. Точнее, не та Рейчел, которую он привык видеть. Её некогда властный взгляд излучал растерянность, а губы, с которых так любили срываться приказы, дрожали. Спрятав лицо в ладонях, девушка сидела за рабочим столом уже достаточно долгое время — глаза опухли от слез, а нос был красным. Фердинанд никогда не видел её такой — заплаканной, словно несчастное дитя, слабой и обессиленной. Это пугало, потому что сулило растерянность, ведь он пересек границы дозволенного не только ею, но и им самим — лишил себя былого комфорта, когда их отношения были интимными лишь в грязном смысле, без какой-либо личной близости. Но взгляд Рейчел вмиг стал презрительным, а губы, что буквально секунду назад были полуоткрыты, сжались в тонкую линию. Рейчел в упор смотрела на него в безмолвии, а Фердинанд, словно зачарованный, наблюдал за тем, как хрустальная слезинка медленно катилась по щеке. Она была уставшей и действительно изнуренной — это бросалось в глаза, это невозможно было не заметить. И Фердинанд жалел о своём приходе, но не потому, что неудобно было ему, а потому, что неудобно чувствовала себя она. На секунду Рейчел закрыла глаза, сделав глубокий вдох. — Что ты здесь делаешь? Ты должен был приехать завтра, — её голос был тихий и чуть охрипший от слёз. Вопрос не требовал ответа, это была скорее претензия, высказанная вместо приветствия, но Фердинанд всё равно произнес: — Хотел устроить сюрприз. Всё-таки десять лет с нашего знакомства — весомый повод. Он было потянулся к внутреннему карману пиджака, чтобы достать подарок, но Рейчел перестала смотреть в его сторону. Выпрямив спину, она поднялась со стула и медленными шагами отошла к окну. Рейчел отвернулась от Фердинанда, всем своим видом выражая, что его слова не имели никакого значения, а его приход и попытка объясниться — никчемны. Возможно, мысли девушки были совсем иными, но одну из его догадок Рейчел подтвердила сама: — Тебе лучше уйти. И хоть они оба понимали, что это глупо, ведь утром им всё равно придется встретиться, Рейчел хотела побыть одна. Всегда сильная, гордая и сдержанная, сейчас она обнимала себя руками, пряча лицо от тяжелого взгляда мужчины и якобы глядя в окно. Её совсем не было слышно, но Фердинанд видел, как дрожали её плечи от нового приступа слёз. В эту ночь она казалась ему меньше, чем в остальные, тоньше и беспомощнее. В эту ночь ему действительно было страшно. Страшно упустить ту тонкую нить, связывающую их воедино, допустив терзания Рейчел в одиночестве. Она дернулась и вновь открыла глаза, почувствовав его руки на своих плечах. Встав к ней вплотную, Фердинанд попытался заключить Рейчел в свои объятия, но она вмиг отпрянула. И развернулась, смерив мужчину уничижительным взглядом. — Фердинанд, — начала говорить Рейчел, но на глаза вновь накатили слёзы, а подбородок задрожал. Рейчел была растеряна от того, что ей некуда было деться, а Фердинанд — оттого, что она никак не могла принять его присутствие. Она смотрела на него с яростью загнанного в ловушку зверя, но эта ярость вкупе с неспособным скрыться бессилием создавали больше печальную, нежели устрашающую картину. Взгляд Фердинанда выражал отчаяние, в то время как её взгляд был смертельно уставшим и почти безжизненным. По щекам покатились бороздки новых слёз в тот миг, когда, решившись, Фердинанд вновь обнял её, мягко прижав голову Рейчел к своей груди. Она больше не сопротивлялась и уже не сдерживала всхлипов, а Фердинанд обнимал её крепче, тихо бормоча: — Если я могу хоть чем-нибудь помочь… Он так не узнал, что довело до столь тяжелого состояния Рейчел, но та ночь была ценнее многих других ночей, проведенных вместе. Когда Рейчел, смирившись с объятиями мужчины, ощутила, что в них даже легче — тот миг был дороже многих. Может, именно поэтому он думает обо всём этом сейчас? Вспоминает именно эту ночь? Кажется, будто прямо здесь, в эту же минуту Рейчел слабо обнимает его в ответ, а он целует её в затылок. Вдыхает столь приятный, пьянящий, словно свежая трава, запах её волос. И боль наконец-то соединяется воедино с истерзанным наслаждением, сплетаясь в странном, неподвластном пониманию танце. Фердинанд чувствует всё это будто наяву. Слышит тихие всхлипы, каждый из который делает ему больно. Ощущает, как рубашка намокает от слез. Слышит беспокойный ритм её сердца, и закрывает глаза. Та ночь была самой значимой для него, благодаря искренности чувств и возможности открыться. Возможно, поэтому она и стала последним звеном, связывающим его уходящую жизнь с этим миром. Фердинанд в последний раз делает вздох, вдыхая такой родной запах её волос, и мысленно обнимает ещё крепче. А дальше — пустота.