Когда все рушится

Жилище жреца пропахло травами и пеплом. Элсвита задрала голову, разглядывая сухие пучки, свисающие прямо с потолка. Их терпкий запах щекотал ноздри, и ей всё время хотелось чихнуть. Хвитсерк сжал её ладонь в своей. Казалось, он совсем не боялся ни жуткого на вид жреца, что сейчас готовился к ритуалу, ни мрачного жилища, больше похожего на старую хижину — по крайней мере, изнутри. Элсвита помнила историю о призраке, которую он рассказал, и думала, что если его успокоит этот ритуал, она готова его пройти. Жрец был ужасен, и ей стоило достаточно сил, чтобы не вскрикнуть в ужасе, когда она увидела его в дверном проеме. Высокий и худой, в чем-то, похожем на плащ, но ужасно старом и засаленном, он повел носом, принюхиваясь, а потом растянул в улыбке вымазанные то ли ваксой, то ли помадой черные губы:  — Добро пожаловать, Хвитсерк Рагнарссон. Войди в мой дом и оставь сомнения за дверью. Капюшон бросал тень на его худое изуродованное лицо. Элсвита не представляла, каким желанием постигнуть неведомые тайны нужно обладать, чтобы зашить себе глаза. Щеки жреца ввалились, обрисовывая кости черепа. Худая рука придержала дверь, пока Элсвита перешагивала порог, и нестриженные ногти скрипнули по дереву. Цивилизованный мир, казалось, остался за порогом, вместе с сомнениями. Элсвита закусила губу, невольно прижимаясь к Хвитсерку. Они сидели на полу, на каких-то плетеных циновках, и ничего на свете ей не хотелось так сильно, как просто поехать домой. Когда они только вошли в дом, Хвитсерк сразу же опустился перед стариком на колени. Тот протянул руку тыльной стороной ладони кверху, и Хвитсерк осторожно, стараясь не морщиться от отвращения, лизнул морщинистую кожу. Элсвита поняла, что ей нужно сделать то же самое, и содержимое желудка подкатило к горлу, мешая дышать. Едва справившись с тошнотой, она покачала головой: нет. Вероятно, жрец и не ожидал от неё другого ответа. Едва ухмыльнувшись, он провел их внутрь своего логова и, усадив прямо на пол, велел ждать. Его сборы, как и вообще любые его действия, оставались для Элсвиты загадкой, но Хвитсерк совершенно не беспокоился из-за старика. Он был чуть напряжен, это ощущалось в его позе и в его взгляде, но причиной его беспокойства был явно не жрец.  — Откуда ты знаешь его? — шепнула она. Хвитсерк удобнее перехватил её ладонь, сплетая их пальцы, повернул голову так, что их лбы касались друг друга. Запах его арбузной жвачки казался абсурдно-неуместным в окружающем их средневековье.  — Отец привозил меня сюда, когда я был совсем ребёнком. Тебе страшно? Элсвита кивнула. Облаченная в тёмные одежды фигура жреца внушала ей смутное беспокойство, пусть она и не думала, что жрец собирается навредить им.  — Я тоже боялся его в детстве, — Хвитсерк чуть улыбнулся. — Он уже тогда был старым и жутким. Признаться, я понятия не имею, сколько лет он живет здесь, в общине. Я сказал отцу, что прорицатель меня пугает, а он ответил, что мне не нужно бояться, ибо этот человек — велик. Я не очень-то верю Рагнару Лодброку, — он пожал плечами, — но в этих его словах не сомневался никогда. Что-то напевая себе под нос, жрец чиркнул спичкой, подпаливая пучок каких-то неизвестных трав. Резкий, терпкий запах, смешанный с типичным запахом горения, наполнил воздух.  — Ты действительно веришь, что он может помочь? — Эл пыталась найти ответ, почему Хвитсерк доверяет этому сумасшедшему старику, но он лишь улыбнулся.  — С судьбой не поспоришь, — он поднес её ладонь к лицу, поцеловал запястье и слегка втянул носом аромат её духов. — Будет то, что суждено, и ничего нельзя изменить. Но истинный герой, хотя и знает об этом, хочет встретить свою судьбу с открытыми глазами. Иногда Хвитсерк мог говорить загадками, цитируя Старшую Эдду, и сейчас Элсвита не совсем поняла, к чему вообще была эта цитата, но спросить не успела. Хвитсерк вздрогнул, сжал её руку, впиваясь взглядом в угол помещения, будто и правда мог там кого-то видеть. Для Эл комната была пуста, если не считать их самих и старого жреца. Возможно, алкоголь, травка и постоянное нахождение рядом с Иваром Лодброком просто свели её мужчину с ума. Возможно, ему нужен не чокнутый старик, а хороший врач. Но в его взгляде, полном ужаса, не было и следов безумия, а, когда жрец, продолжая что-то напевать — с каждой минутой всё громче, — приблизился с пучком трав к тому месту, куда смотрел Хвитсерк, Элсвите показалось, будто она сама видит женский силуэт. И этот силуэт был ей знаком. Она видела его во снах. Свободной рукой Элсвита зажала себе рот ладонью, зажмурилась… а когда открыла глаза, то никакой женщины в углу не было. Хвитсерк обнял её, уткнувшись лицом в её шею, и что-то шептал.  — Эта женщина связана с тобой, Хвитсерк Рагнарссон, — жрец остановился перед ним, жуткая тёмная фигура, будто бугимен из сказок для непослушных детишек. — Она не покинет тебя, пока ты жив, ибо винит тебя в своей смерти. Она не нашла бы тебя среди живых, но вы связаны, и она последует за тобой, куда бы ты не бежал. Его голос был хриплым и низким, вызывал тонкий холодок, скользящий вдоль позвоночника, от шеи к пояснице — может быть, именно так душа и уходит в пятки. Элсвита слушала его слова, для неё, как для христианки, не имеющие никакого смысла, и вдруг поймала себя на абсурдной мысли, что верит ему. Или, по крайней мере, верит, что Хвитсерк в это верит. Кто она такая, чтобы решать, сошёл ли он с ума? И чем Иисус, ходивший по воде, по сути своей отличается от Одина или от любого другого бога, в которого верует Хвитсерк? И почему если в христианстве люди исцеляются с помощью веры, она отказывает в этом Лодброкам? Быть может, не так уж и важно, во что ты веришь, — главное, верить всем сердцем? Элсвита знала одно: она будет с Хвитсерком до самого конца. Или столько, сколько сможет.  — Эта женщина была твоей, — произнес жрец. — Ты делил с ней постель. И она до сих пор считает себя твоей. Нужно обрубить эту связь. Но сначала… — он вытащил из кармана деревянный амулет с вырезанной на нём руной и протянул Хвитсерку. — Сначала ты должен защитить ту, которую называешь своей сейчас. Надень ей на шею защитный знак, и призрак не сможет навредить ей. Дух ещё не здесь, но он приближается на твой запах. Амулет скользнул Элсвите на шею. Невольно она прикоснулась к его гладкой поверхности, ощущая под пальцами вырезанный на дереве знак, и вдруг почувствовала, что ей становится тепло и спокойно. И даже если это было самовнушением, возможно, в этом не было ничего плохого.  — Почему эта связь, о которой ты говоришь, ещё не оборвалась? — Хвитсерк смотрел на жреца, возвышающегося над ним, и Элсвита видела, как побелели его сжатые губы. — После неё у меня были женщины. Он не уточнил, сколько, но Элсвита знала, что не одна и не две. У него было много женщин, и она словила себя на мысли, что не ревнует его ни к одной из них. Если призрак той девушки — порождение его чувства вины и его разума, взбудораженного алкоголем и адреналином, это не значит, что он в него не верит. Семья Лодброков была мистиками и язычниками, и мир вокруг них был пропитан древними тайнами. Хвитсерк привез её сюда, значит, хочет сберечь. Значит, она дорога ему. Значит, Эл сделает всё, что он попросит, если это принесёт ему покой.  — Любой мужчина, деливший постель с женщиной по любви, остается в её жизни навсегда, — сказал жрец. Элсвита моргнула: его слова напомнили ей теорию о телегонии, о которой когда-то рассказывала их преподавательница по биологии. Она говорила, что, хоть научных подтверждений этой теории нет, многие люди, верящие в священность брака и первого секса, считают, что ДНК мужчины влияет на дальнейшую жизнь женщины, и лучше, чтобы её первым мужчиной оказался муж. Родители Элсвиты тоже верили в эту теорию. В какой ужас бы они пришли, если бы знали, что их дочь не была девственницей, даже когда садилась в самолет до Чикаго вместе со своим женихом? Хвитсерк — верил он жрецу или нет — серьезно кивнул.  — Избавь Элсвиту от её преследования, — произнес он тихо и хрипло. — Прошу.  — Лучшим избавлением было бы её избавление от тебя самого, — заметил жрец. — Но я попробую помочь тебе. Послушай меня, Хвитсерк Рагнарссон. Дух знает, где ты. Она придёт на твой запах, она чует твое присутствие, и моя защита слабеет от силы её гнева. Луна восходит. Чтобы разорвать вашу связь, ты должен отдать своё семя, волосы и кровь во власть богов, потому что ты делил с этой женщиной постель, и потому, что, умирая, она носила твоего ребёнка. Хвитсерк вздрогнул, как от удара. С его щек сошла краска, и он покачнулся, закрывая лицо руками. Элсвите показалось, будто тяжелая рука жреца хлестнула по лицу и её саму. Значит, Рагнар Лодброк убил не только девушку, которую любил его сын, но и собственного внука? И до сегодняшнего дня Хвитсерк даже не подозревал об этом? И эта женщина мстит не только за себя… Должно быть, она ненавидит Элсвиту, как ненавидит и Хвитсерка, который должен был быть верен ей. Действительно ли Элсвита в это верит, если думает об этом, как о факте? Или она просто поддалась гипнозу жреца? И так ли это важно, если Хвитсерк верит? Усилием воли она утихомирила ревность, чей яд уколол её в самое сердце. Да, Хвитсерк любил другую женщину до неё. Как и она думала, что любила Альфреда. Но здесь и сейчас они были вместе, и если она здесь, значит, он любит её, так же, как и она любит его.  — Она была беременна… — хрипло произнес Хвитсерк. С минуту он просто сидел, глядя на свои ладони, на внешней стороне которых темнели контуры татуировок, а потом сжатым кулаком ударил по полу и закричал, коротко, но с такой болью, что у Элсвиты самой заныло в груди. Она потянулась и обняла его, утыкаясь лицом в его шею. Что она могла сказать? Что жрец мог солгать? Что откуда бы ему знать про беременность давно мертвой девушки? Вряд ли Хвитсерку был нужен сейчас голос разума. Ему была нужна поддержка.  — Ш-ш-ш. — прошептала она. — Я здесь. Я с тобой… Могло ли это помочь? Его собственный отец приказал убить девушку, которая была ему дорога. Элсвита поняла, что ненавидит Рагнара Лодброка, и надеется, что он горит в Аду, а не пирует в Вальхалле, в которую так верил. Она обнимала Хвитсерка, пока его плечи вздрагивали от коротких и сухих рыданий, а через пару минут он выпрямился. Осторожно снял её руки с себя и обхватил её лицо ладонями.  — Что бы ни случилось, — он коснулся лбом её лба. Глаза у него были покрасневшие, но абсолютно трезвые и ясные. В них не было безумия, ни на йоту. Только боль. — Что бы ни случилось, помни, что она пришла не за тобой. И беги, — отстранившись, он вытащил из кармана джинсов ключи от машины и сунул ей в ладонь. — Просто беги. Элсвита хотела спросить, что может случиться? Но так и не спросила. Всё происходящее было безумием, но почему-то ей казалось, что она даже находит в этом безумии смысл. Или хочет находить. Быть может, утром всё покажется ей сюрреалистическим бредом. А может, и нет. Она всё-таки видела силуэт женщины в углу комнаты, и, если именно эта женщина приходила ей во снах, хотя она и понятия не имела о ней раньше, то как это объяснить ещё, если не существованием призраков? Или она тоже сошла с ума. Одно Эл точно знала: она не сбежит. Даже если будет происходить что-то страшное и противоречащее законам физики и Божьего мира, она будет рядом с Хвитсерком. Всё, что происходило далее, могло быть достойно запечатлено на гравюрах Иеронима Босха. Дождавшись, пока время приблизится к полуночи, жрец вывел их обоих через заднюю дверь своего дома во двор и подвел к каменному алтарю, на котором стояли деревянные фигурки богов. Элсвита не была сильна в скандинавской мифологии и не знала, что именно это были за боги, но предполагала, что, вероятно, жрец взывает к Хель — богине царства мертвых, которой и должны принадлежать неприкаянные души. Полная луна в ночном небе светила так ярко, что Элсвите были видны темные пятна сбоку алтарного камня, похожие на засохшую кровь. Она вздрогнула, обхватила себя руками за плечи. Жрец бормотал молитвы, воздевая руки. Хвитсерк стоял рядом, бледный в свете луны, и губы его были решительно сжаты. Всю свою боль он спрятал внутри, внешне оставаясь сосредоточенным и спокойным. Жрец заставил его снять всю одежду и остаться абсолютно голым. Теперь его смугловатая татуированная кожа казалось совсем светлой. Обычно, глядя на него, обнаженного, Эл чувствовала, как всё внутри сжимается от желания, и жар вспыхивает в низу живота, но сейчас ей хотелось только съежиться от дурного предчувствия. Она сжала амулет во вспотевшей ладони. Голос жреца становился всё громче, взлетал к небесам. Он что-то пел на древнем языке, призывая богов к защите и помощи. Ночной ветер, налетевший откуда-то сбоку, принёс запах горелой кожи и крови, и Элсвита зажала рукой нос, тяжело сглотнула. Ей показалось, что вместе с запахом пришел мертвенный холод, и он приближался. Она зажмурилась и попыталась прошептать молитву, но почему-то не смогла вспомнить ни слова, и так и стояла, сжимая в руках амулет, висевший на шее рядом с христианским крестом. Элсвита боялась открыть глаза, и слышала только пение жреца да хриплое и нервное дыхание Хвитсерка. Она понятия не имела, что происходит, и не кажется ли ей всё это, а запах крови и паленой кожи приближался. Приближался… пока кто-то не застыл у Элсвиты за спиной. Эл могла поклясться, что слышала злобное шипение. Ощущала, как чья-то рука тянется к ней, но не может дотронуться. Позвоночником чувствовала злобу, исходящую от этого… существа. Жрец продолжал петь. Снова запахло огнём, но уже не фантомно, а по-настоящему, будто что-то вспыхнуло, и запах горящих волос забился Эл в ноздри. Затрещал огонь. Приоткрыв глаза, Эл увидела, что в небольшой чаше, стоящей на алтаре, горит прядь волос, окропленная кровью и, кажется… да, Эл хорошо помнила слова жреца. Волосы, кровь и сперма. Откуда-то всплыла мысль, что жидкости не горят, если это не бензин, и Элсвита её отбросила. Сделала шаг назад, перевела взгляд на Хвитсерка. Всё ещё голый, он беззвучно молился у алтаря, стоя на коленях и запрокинув голову назад, а по взрезанному ножом предплечью стекала кровь. Всё это было для Элсвиты слишком — дико, безумно, жутко. Сбоку мелькнула тень. Раздалось злобное шипение, но жрец лишь громче запел. Пламя взметнулось выше, хотя по всем законам физики такого не должно было случиться. Что-то за спиной у Элсвиты закричало. И тогда Эл снова зажмурила глаза и тоже принялась молиться. Она понятия не имела, кого просит спасти Хвитсерка, она просто шептала молитву, что пришла ей в голову, и, кажется, она молилась вовсе не христианскому богу и всем его святым. Элсвита молилась тем, в кого верил Хвитсерк, и просила о защите и помощи. Ей в лицо ветром бросило вонь обгорелых мышц и кожи, будто что-то снова пронеслось рядом с ней. Хвитсерк коротко и хрипло закричал. Элсвита вздрогнула. Распахнула глаза прежде, чем подумала, что же она может увидеть. Прямо у неё на глазах Хвитсерк сбрасывал с себя до мяса обгоревшую женщину, без волос, с лохмотьями свисающей кожи. Призрака, обретшего плоть, ударило спиной об алтарный камень. Она зашипела, рванулась вперед, но прядь волос, подожженая жрецом, затрещала, догорая, и призрак вскрикнул, будто от боли, скорчился, падая на траву. Она таяла, как свеча. Сгорала, как уже однажды горела. А потом у Элсвиты в глазах потемнело, и мир вокруг исчез. …Кто-то осторожно касался её лица. Элсвита медленно возвращалась в сознание из темноты. Запахи исчезли. Она приоткрыла веки и увидела сидящего рядом с ней Хвитсерка. Жрец куда-то исчез.  — Привет, принцесса, — Хвитсерк устало улыбнулся. — От поцелуя ты не просыпалась, но я не терял надежды. Здорово ты меня напугала. Он был спокоен, в глазах — ни следа давешнего испуга. Предплечье замотано бинтами, и вряд ли он нашел их у жреца. Скорее, вытащил из машины. Щека тоже была расцарапана. Значит, всё было взаправду, а вовсе не кошмарный сон. Значит, дух его бывшей девушки… Эл всхлипнула. Раз. Другой. И заплакала от облегчения и пережитого страха. Хвитсерк потянулся и обнял её, уткнулся носом в её макушку. Кажется, всё обошлось?