Когда все рушится

Элсвита не верила в духов. Пусть ирландские легенды и сказки говорили обратное, она полагала, что ни фейри, ни призраков не существует в природе. Мама, то ли действительно верившая в Бога, то ли успешно притворявшаяся, всегда говорила, что Господь не допустил бы их существования. Иногда Элсвита думала: если Бог не допускал существования привидений или фей, как злобных и вредящих человеческому роду, то как мама оправдала бы убийства и войны? Но так и не решилась задать столь богохульственный вопрос. А теперь она сама оправдывала кровь, алыми полосами засыхающую на руках Хвитсерка Лодброка — только потому, что влюбилась в него. Хвитсерк в духов, кажется, верил. Как и верил в своих богов — истово, до жертвоприношений в их честь и во имя их деяний. Не так безумно, как Ивар, но по-своему крепко и сильно веровал. И эта вера несла с собой и веру в разных существ, что населяли миры Иггдрасиля. Хвитсерк не только с любопытством слушал рассказы Элсвиты о деяниях библейских святых (сам он Библии в руки никогда не брал, и каноны христианства были известны ему в общих чертах, так же, как католикам — заветы Корана или буддизма), но и рассказывал ей о своих богах и о Мировом древе, в виде которого язычники представляли Вселенную. Однажды Элсвита спросила, что делать с доказанным учеными существованием космоса и других планет, а Хвитсерк только рассмеялся.  — Вся Вселенная — лишь часть Мирового дерева. Это была сложная концепция, которую Элсвита не признавала для себя, но оставляла за Хвитсерком право в неё верить. Язычество вылепило из него человека, которого Эл полюбила, так разве она вправе пытаться переубедить его? Вера в то, что Господь не допустил бы существования духов, была вдолблена в голову Элсвите матерью и пастором прихода, и колебалась только во сне. В последнее время ей снился город, похожий на Чикаго, только дома в нём были полуразвалившиеся, как в апокалиптическом фильме. Элсвита бродила по развалинам, пытаясь выбраться, и порой ей чудилось, будто за ней кто-то наблюдает. И с каждым сном неизвестный наблюдатель подходил всё ближе, а Эл просыпалась в холодном поту. Впрочем, не нужно было ходить к психологу, чтобы понять: разрушенный Чикаго, из которого не выбраться — это страхи Элсвиты, связанные с её будущим замужеством. Альфред обещал свою помощь, но могла ли она ему доверять? И сможет ли он сделать хоть что-то, или они оба потерпят поражение, пытаясь вырваться из паутины, сплетенной их родными? А преследователи — это постоянные опасения быть выслеженной людьми Экберта, от которых Элсвита, как ни старалась, не могла избавиться. Любые сны — это лишь порождение подсознания. Вот только порождения подсознания не могут навредить тебе. Элсвита знала это, как дважды два, но, кажется, женщина, появившаяся в её сне, об этом не подозревала. Она была красива, но в её холодных глазах отражалась только ненависть. Элсвита вздрогнула, вскрикнула, отшатнулась от незваной в её сны гостьи, но та цепко ухватила её за руку. Вырваться из хватки никак не получалось.  — Пусти! — Элсвита дернулась. Женщина усмехнулась, и улыбка её была торжествующей и жуткой, искажала её красоту, будто кривое зеркало.  — Я нашла тебя, — прошептала она, подаваясь вперед. — Я нашла тебя… принцесса.  Второй рукой она схватила Элсвиту за горло. Пальцы у неё тоже были холодные, как и её взгляд. Элсвита попыталась вскрикнуть, но из пережатого горла не вырвалось ни звука. Она захрипела и проснулась, задыхаясь от нехватки воздуха в горящих легких, ощущая фантомную хватку чужих пальцев на коже. Сердце бешено колотилось. Эл была готова поверить, что из темноты её спальни в квартире Альфреда сейчас выберется жуткая женщина почему-то искавшая её во сне, однако в окно светили только яркие фонари.  Темнота молчала. Выдохнув от облегчения, Элсвита перевернулась на бок и уткнулась лицом в подушку. Ей был нужен Хвитсерк рядом, и его отсутствие ощущалось почти физически. Что он сказал бы, если бы узнал о странной женщине, преследующей Эл во снах? Она могла представить, как Хвитсерк затягивается сигаретой, выдыхая дым в воздух плотным потоком, и говорит, что духи могут преследовать, но не способны навредить. Впрочем, не факт, что он сказал бы именно это. Просто она сама предпочла бы услышать слова утешения. Лицо той женщины всё ещё стояло у Элсвиты перед глазами, стоило смежить веки. Говорят, во снах люди видят тех, кого могли хотя бы мельком встречать при жизни. Эл была уверена, что эту женщину она никогда не встречала.  Но, может быть, она ошибалась. * * *  Хвитсерк, ухмыляясь, откинулся на спину, и Элсвита уткнулась лбом в его влажное от пота плечо. Воздух спальни охлаждал её разгоряченную спину, но от Хвитсерка полыхало жаром, и она находилась аккурат между его теплом и прохладой комнатного пространства. Прядь вьющихся волос прилипла к шее Хвитсерка.     — Я буду благодарен тебе, принцесса, если ты подашь мне сигареты. Прямо сейчас.   Элсвита мягко толкнула его в бок.  — Слишком ленив, чтобы сходить самому или слишком шовинистичен?     — Какие сложные слова, — присвистнул он, насмешливо сверкнув глазами. — Мне досталась вся тяжелая работа, а теперь ты хочешь заставить меня вставать? Твоя жестокость не знает границ, принцесса, — Хвитсерк скорчил рожу. — Разве ты не знаешь, что после секса мужчине нужно отдохнуть?     — И подумать о жизни, — со смехом закончила за него Элсвита и прижалась губами к его татуированному плечу, аккурат к непонятному ей руноскрипту.   — Если ты принесешь мне сигареты, принцесса, я оставлю тебе пару затяжек. Обещаю.     — Твоя щедрость еще более безгранична, чем моя жестокость.     — А то!   Сигареты оказались в кармане его кожаной куртки, вместе с зажигалкой. Элсвита кинула их Хвитсерку, и он поймал их на лету.     — Спасибо, принцесса, — он прикурил, затянулся, втягивая щеки. — Иди сюда, — и, когда Элсвита примостилась у него под рукой, прижимаясь к его боку, он щелкнул её по носу: — Сейчас будет обещанная затяжка.   Склонившись к её лицу, Хвитсерк прижался губами к её губам и выдохнул ей в рот горьковатый дым. Элсвита закашлялась, и Хвитсерк расхохотался:     — Ты должна вернуть мне дым, принцесса! Давай, попытка номер два, — он затянулся и вновь выдохнул струйку дыма в её приоткрытые губы.   На третий или четвертый раз всё получилось, и Элсвита едва не захлопала в ладоши от радости. Вопреки её ожиданиям, дым, хоть и был горьковатым, не был неприятен ей.     — Не вздумай приучиться курить, принцесса, — Хвитсерк потушил окурок в пепельнице на тумбочке. — Тебе не пойдет, — он поцеловал её за ухом. — Сраная привычка, поверь мне.     — И без тебя знаю, — она фыркнула. — Мой отец курит. Правда, сигары.     — Ох уж этот пальцем деланный аристократизм, — Хвитсерк закатил глаза. Элсвита пихнула его в бок локтем. — И хватит тыркать меня, принцесса, я знаю, что твой древний род и бла-бла-бла, — он облизнул чуть пересохшие губы. — Аристократическое происхождение иногда имеет мало общего с достоинством. Эй, не дуйся, — он спрятал улыбку. — Не страдай херней!   По правде, Элсвита и не дулась. Она сама не раз думала, что её родители ведут себя слишком нарочито, постоянно подчеркивая биографии и достижения своих предков, в том числе и родителей, которые первыми из немногих аристократических семей Ирландии решились вести бизнес в Дублине. Однако они все же сосредоточили основное свое влияние в Англии, где дворянские корни имели большее значение, чем на их чудном Изумрудном острове. Поэтому для англичан их семья всегда была больше аристократами, а для соотечественником — бизнесменами.   Но это не значило, что Хвитсерк может потешаться над ними безнаказанно! И Элсвите очень бы хотелось наказать его, но играть в молчанку стало сложно, когда губы Хвитсерка скользнули вдоль её шеи к плечу и обратно, а потом он просто поцеловал её, заставляя забыть, что она хотела разозлиться.   Разорвав поцелуй, Хвитсерк откинулся на подушку. Взглянул в окно, куда светила почти полная луна, и его хорошее настроение будто рукой сняло. Элсвита хорошо знала, как меняется его лицо, стоит его настроению испортиться, и осторожно коснулась пальцами его лба, разглаживая морщинки.  — Что случилось? Хвитсерк потер лоб ладонью. Было видно, что ему хотелось бы избежать разговора, чтобы не подбирать слова, и у Эл в груди что-то захолонуло от беспокойства.  — Хвитсерк?  — Принцесса, — он потянулся за новой сигаретой. Повертел её в пальцах, неопределенно хмурясь, потом всё же обнял губами и щелкнул зажигалкой. — Послезавтра мне нужно будет кое-куда отвезти тебя. Это недалеко, не бойся. Эл не испугалась бы отправиться с Хвитсерком и к самому черту — даже с учетом, что этим чертом вполне мог быть его брат. Но что-то в его тоне заставило её забеспокоиться ещё сильнее. Она приподнялась на локте, вглядываясь в его лицо.  — Мы поедем к прорицателю, — пояснил он, выдыхая плотную струю дыма. — Мне кое-что снится, принцесса, и я бы хотел убедиться, что из-за этого тебе ничего не угрожает.  — Ты веришь этим снам? — спросила она. Сны — это всего лишь сны. Элсвита всегда была в этом уверена… почти всегда. С тех пор, как та женщина, преследующая её на развалинах Чикаго, едва не задушила её, Эл думала об этом всё чаще, и все чаще убеждала себя, что в сновидениях нет ничего опасного. А такие синдромы и вовсе описаны врачами — всего лишь ночное удушье. Элсвита почти в это поверила, но так и не рассказала Хвитсерку о своих кошмарах — просто не пришлось к слову. Быть может, ей стоит поделиться с ним сейчас?  — О том совещались сильные боги, отчего сны у Бальдра такие зловещие… — пробормотал Хвитсерк. Потянулся и поцеловал Эл в кончик носа: так нежно, что ей вдруг захотелось всхлипнуть от этой ласки. — Мать учила меня, что в снах бывает правда. И учила отличать простые сны от вещих. Сны-предсказания не отпустят тебя, принцесса, даже если ты постараешься их забыть. Элсвита могла припомнить каждую секунду своих кошмаров. Она невольно поежилась.  — Моя мать всегда говорила, что вещих снов не бывает.  — Скажи это Бальдру, — Хвитсерк раздавил окурок прямо о стену. — А я в расскажу тебе сказку, принцесса, ладно? А ты слушай. И он рассказал. Жил-был на свете средний сын короля, которому нравилось убивать врагов своей семьи и любить женщин. Будучи совсем юным, он считал, что любая девушка будет у его ног, стоит ему захотеть. И его отец-король воспользовался его слабостями, приказав принцу завести отношения с дочерью одного дворянина, что плел заговор против королевской семьи. Но ни один предсказатель не поведал королю, что принц впервые в жизни влюбится в дочь того придворного, и ни одна колдунья не рассказала принцу, что его возлюбленная будет гореть в пламени по приказу короля. Принц поклялся больше никого не любить, и у него это получалось. По его пятам следовал призрак бывшей любимой, отогнать который не было в силах ни одному магу. Давно убили отца-короля, и на трон взошел младший принц, а средний королевский сын всё боялся, что вновь увидит, как умирает женщина, которой не посчастливиться растопить его сердце. Но потом он встретил принцессу из соседнего королевства, и его привычный, полный крови мир, опять перестал быть прежним. Будто одного раза было недостаточно. Принцесса ответила принцу взаимностью, но мертвая возлюбленная не желала делиться его сердцем. Она хотела, чтобы принц вечно маялся чувством вины. В его снах она угрожала, что убьет принцессу, и принц впервые за долгое время испугался за кого-то, кроме своей семьи. Один старый колдун-прорицатель, впрочем, пообещал, что избавит влюбленных от проклятья, вызванного гибелью бывшей возлюбленной принца. Для этого им обоим нужно было приехать к нему в полнолуние, иначе может стать слишком поздно.  — Боги доверяли снам Бальдра, принцесса, — Хвитсерк облизнул губы. Когда он, в третий уже раз, потянулся за сигаретой, руки его немного дрожали. — А Лодброки доверяют своим. Свою историю он рассказывает в присущей ему манере, но от этого смерть его возлюбленной - Хвитсерк так и не назвал её имя - не становилась менее жуткой. Или нереальной. Элсвита почувствовала, как ей становится холодно, даже рядом с его теплым телом, в их нагретой постели. Она знала, что Хвитсерк никогда не был ангелом. Он убивал людей. Он берег её от его опасной жизни, как умел, обеспечивая её безопасность. Не его вина, что сама Элсвита лезла, куда не просят — как в ту ночь, когда её едва не утащили в логово к Харальду Файнхейру. Не его вина, что Элсвита влюбилась в него по уши. Хвитсерк всего лишь боялся, что вновь увидит, как на его глазах умирает любимая женщина. Пазл, щелкнув, сошелся в её голове, и ей стало понятно, почему Хвитсерк так долго её отталкивал, так яростно спорил с ней после проблем с Харальдом и так просил не высовываться потом. Короля больше не было, но Ивар был не менее опасен. Король умер, да здравствует король. И он мог точно так же приказать её убить, если он посчитает, что верный пёс Хвитсерк срывается с поводка. Не снов надо было бояться, не мертвой возлюбленной, а Ивара Бескостного. Так же, как и когда-то было нужно бояться Рагнара Лодброка. Только он был единственным убийцей той девушки. Только на его руках была её кровь. И Рагнар наверняка ответил за её смерть в Аду, каким бы этот Ад ни был.  — Я виноват в её смерти, моя принцесса, — хрипло произнес Хвитсерк. Будто недостаточно было его рассказа, он травил себя снова и снова. — Я не могу позволить, чтобы ты…  — Нет, — прервала его Эл. Прижалась к нему, коснулась кончиками пальцев его губ. — Это Рагнар убил её, не ты.  — Принцесса… Спросит ли он сейчас, страшно ли ей? И если спросит, то что она ответит? Элсвите было страшно. Не за себя, но за Хвитсерка, чувство вины которого сводило его с ума. Он боялся, что с ней что-то случится. Он боялся за неё, а не за себя. И, кажется, верил, что бывшая возлюбленная даже после смерти навредит Элсвите. Разумеется, такого не могло быть. «Но что с твоими снами, Элсвита? — услужливо спросил внутренний голос. — Что за женщина снится тебе?» Эл знала: в каждом человеке живет вера в сверхъестественное. Но она не верила в призраков, не верила так, как Хвитсерк. У её снов должно было быть рациональное объяснение. Наверняка эту женщину Элсвита видела где-то на улице. Ежедневно ей встречались сотни людей. Но почему она сказала, что искала её? И нашла? Почему назвала принцессой? Да очень просто. Потому, что это обращение в голове у Эл застряло. Потому, что опасения Хвитсерка за её жизнь передались и ей. Потому, что это логично — бояться за собственную жизнь, если твой мужчина — один из клана Лодброков. Но разве могла она поддаться панике сейчас, когда Хвитсерк, сбросив со своих плеч тяжесть, ничуть не перестал бояться за Элсвиту, и смотрел на неё так, будто в любую секунду мог потерять?  — Я не жду, что ты поверишь в призраков, — Хвитсерк прервал её мысли. — Но я прошу тебя поехать со мной завтра к жрецам. Элсвита не смогла бы поверить в призраков, даже если бы он попросил. Но она понимала: для Хвитсерка, всю жизнь прожившего в языческой вере и не сомневающегося в существовании богов, цитирующего Старшую Эдду при любом удобном случае и рассказывающего предания об Одине и Локи, это было важно. Быть может, если они съездят к его жрецам, кошмары и чувство вины его покинут? Она кивнула.  — Хорошо. Просветлевшее лицо Хвитсерка дало ей понять, что согласие того стоило. «Не делай себе идола, ни какого-либо изображения того, что на небе, вверху, и что на земле внизу, и что в водах под землей: не поклоняйся им и не служи им», — говорилось в Библии, и прежде Элсвита чтила заповеди Божьи. Но Хвитсерк Лодброк перевернул её жизнь с ног на голову, и, хотя она в его богов не верила, она была готова сделать всё, что скажет их служитель. И если это — идолопоклонничество, то пусть будет так.