Когда все рушится

I'm an angel with a shotgun, Fighting 'til the war's won, I don't care if heaven won't take me back. I'll throw away my faith, babe, just to keep you safe. Don't you know you're everything I have? And I wanna live, not just survive tonight. © The Cab — «Angel With A Shotgun»

— Ты не предоставил Элсвите охрану! — Хвитсерк хлопнул по столу ладонями. Он был невероятно зол, и злость не прошла даже к утру. И плевать он хотел, если именно сегодня Ивару предстояло оказаться в лапах Исайи Блэка. Это не давало ему повода нарушать договоренности. — После этого ты хочешь, чтобы я участвовал в твоем плане?! Ивар сидел в своем кресле, вертел в пальцах дорогущую ручку. На вопрос Хвитсерка он только приподнял брови, будто его забавляли слова брата. Наверняка они его и забавляли. Откинулся на спинку своего инвалидного кресла.   — Братец, но ты ещё ничего и не сделал. Тебе даже с Харальдом не удалось договориться… напомни-ка мне, почему? — он фыркнул. — Потому, что твоя принцесса, — Ивар произнес это слово с непередаваемо-язвительной интонацией, и у Хвитсерка зачесались кулаки расквасить ему физиономию, — влезла, куда не следовало. Скажи спасибо, что ей ничего не будет за срыв моих планов. Хвитсерк стиснул зубы так сильно, что мог бы превратить их в крошево. Ивар кого угодно мог довести до белого каления, а уж собственных братьев выводить он умел мастерски.  — Если бы изначально выполнил моё условие, этого бы не случилось! Ивар снова подался вперед, опасно сощурился. Шутки закончились.  — Если бы ты думал головой, этого бы не случилось, — голос его напоминал змеиное шипение. — У твоей драгоценной принцессы есть жених, и если его семья не беспокоится о её безопасности, почему я должен раздавать авансы тебе? Мы заключили соглашение, и ты не выполнил свою часть. Харальд отказался помогать нам, и теперь я буду вынужден обеспечивать себе тыл самостоятельно. И это твоя помощь? Мы теряем выгодные альянсы из-за тебя и твоих любовных соплей, Ворон. Мы не на прогулке, мы на войне, идиот! — рявкнул он и сжал ручку в кулаке. Корпус ручки жалобно хрустнул и сломался. Вероятно, Бескостный представлял, как ломает позвоночник братца. Хвитсерк смотрел Ивару в глаза и думал, что заключать сделку с Локи всегда означало оставаться в дураках. Его младший брат успешно перенял у божества огня и обмана умение выворачивать любые условия так, что незадачливый проситель сам оставался в дураках.   — Я не хуже тебя знаю, что мы — на войне, — Хвитсерк раздраженно упал в кресло. — А ещё я тоже знаю, о чем мы договаривались. И я обещал тебе помощь в обмен на охрану для Элсвиты. Как видишь, семья Альфреда этим не озаботилась.   — А ты ей — никто, чтобы заботиться о её безопасности, — передернул плечами Ивар. — Ты с ней трахаешься, но кто тебе сказал, что у твоей принцессы нет ещё парочки придурков, с которыми она так же строит святую невинность? — видя, как скривился от вновь полыхнувшего гнева Хвитсерк, Ивар добавил: — В любом случае, я выделю пару «воронов» ей в дистанционную охрану только когда ты выполнишь свои условия. Не раньше. Приведешь Сигурда и вытащишь меня от Исайи — получишь секьюрити для своей любовницы. Надеюсь, мы договорились? Как будто у Хвитсерка хоть когда-то был выбор. Нить его судьбы, спряденная норнами, была крепко сплетена с судьбой Ивара, и деваться им обоим уже было некуда. Хвитсерк крутанул вокруг запястья браслет с изображением двух вороньих голов.  — Ты думаешь, что владеешь всем миром, Ивар. И всеми людьми вокруг себя.  — А разве это не так? — Ивар насмешливо развел руками. — Все люди продаются и покупаются, если предложить им хорошую цену или подождать, пока они предложат её сами. Запомни это, братец, и тогда жить тебе станет легче. На слова Ивара Хвитсерк мог бы возразить многое. Например, что он — не вещь, и в любой момент может уйти, оставив Ивара в полном одиночестве. Только Хвитсерк знал, что не поступит так, по многим причинам. Ивару было известно, на какие болевые точки можно надавить, чтобы задушить порывы братьев к свободе. Он бережно хранил чужие грязные тайны в отдельном сейфе своей памяти, чтобы вытащить их оттуда в самое неподходящее время. Он знал, что Хвитсерк всё ещё мучается чувством вины из-за смерти Джейны, и что боится проклятья, преследующего женщин, хоть когда-нибудь его любивших. Ивар отлично понимал, насколько Элсвита стала Хвитсерку дорога, и мог воспользоваться этим в любой момент — ему ничего не стоило приставить нож к её горлу, как он не так давно приставлял нож к животу самого Хита. К тому же, Исайя Блэк, с которым предстояло разобраться, мог быть виновен в смерти Маргрет, а значит, Хвитсерк не мог просто уйти. Клятва, однажды данная им в присутствии Иды, жгла калёным железом. Ни один викинг никогда не предаст собственного слова, и даже Ивар, умело выворачивающий любые договоренности себе на пользу, так или иначе выполнял обещания.  Так значило ли это, что Хвитсерк продался за безопасность близких ему людей? За спокойствие любимой женщины? И искупало ли это хоть в какой-то мере его продажность?  — Даже Сигурд и его женушка не обрели, а выкупили свою свободу… так или иначе, — Ивар смотрел на Хвитсерка так, будто ждал его реакции, а та всё не наступала. — Но ты давно знаешь меня, братец, — он фыркнул, — всю жизнь. И ты знаешь, что я никогда не нарушу своего слова. Кстати, мне нужно, чтобы ты сделал ещё кое-что… * * * Дождь противно моросил, покрывая мелкими каплями волосы, куртку… дорогу, расстилающуюся под колесами мотоцикла. Когда Хвитсерк слез с «железного коня», у него ломило всё тело — сказывались долгие тренировки и отсутствие сна на протяжении последних двадцати часов. Ивар исполнил то, что задумал, и теперь находился в руках Исайи Блэка, и только боги ведали, что происходит с ним в доме их общего врага. Сигурд прилетел рано утром, вместе с Блайей, и после бессонной ночи, проведенной рядом с Элсвитой, — Хвитсерк понятия не имел, не была ли эта ночь последней, и потому не хотел терять ни часа, — он отвез брата с женой в дом Лодброков. Но у Хвитсерка не было времени отсыпаться. Жрец уже ожидал его.  — Для жертвоприношения всё давно готово, сын Рагнара Лодброка, — негромко произнес старик. — Идем. Трава была влажной и холодила босые ноги. Следом за жрецом Хвитсерк приблизился к жертвенному камню, на котором уже стояло небольшое деревянное изображение Одина. Хвитсерк преклонил колени перед Всеотцом и возложил ладони на мокрую и холодную поверхность камня. Он не знал, доверяет ли богам так же безгранично и полностью, как доверяет им Ивар, но понимал, что благосклонность Одина не дается просто так, и что всё, что ты просишь у богов, ты в действительности не заслуживаешь. В древности его предки наверняка приносили в жертву Всеотцу своих врагов, но всё, что было у Хвитсерка, — это отчаянно визжащая свинья, притащенная помощниками жреца. Жрец протянул Хвитсерку жертвенный нож, и тот принял его, поднимаясь с колен. Свинья верещала и рвалась из держащих её рук. На её месте любой боролся бы так же отчаянно, однако её судьба уже была решения. Прихватив животное за уши, один из помощников жреца резко вздернул её голову вверх, и Хвитсерк полоснул ножом по открытой глотке. Кровь хлынула в подставленную чашу, брызгая в разные стороны и пачкая траву, одежду Хвитсерка и его лицо. Когда чаша наполнилась, жрец протянул её Хвитсерку, позволяя отпить глоток. Свиная кровь на вкус была сладковатой и тягучей. Жрец выплеснул оставшуюся кровь на алтарь, и алые капли покрыли деревянный лик бога.  — Даруй нам победу, Один Всеотец, — хрипло произнес Хвитсерк, всё ещё чувствуя на языке кровавый привкус. — Семья Лодброк приносит тебе в жертву эту кровь, чтобы напоить твою жажду и умилостивить тебя перед сражением, в котором мы не имеем права проиграть. Услышал ли его Один? Хвитсерк думал об этом, возвращаясь в Чикаго, — ещё больше часа на мотоцикле. В город он въехал, когда сумерки сменились ночной прохладой. Морось прекратилась, смыв кровь с его лица, но капли свиной крови не стоили ничего рядом с той кровью, что Лодброки уже пролили и собирались ещё пролить. Он ввалился в свою квартиру, пустую и холодную без его принцессы, и упал на постель лицом в подушку. На сон у него оставалось всего пара часов, и Хвитсерк не был уверен, что уснет. Он так и не сказал Элсвите, что не знает, выберется ли из этой передряги живым. Чем меньше она знает, тем проще ей живется, она и так едва не влипла в историю, когда ей заинтересовался Харальд Файнхейр, и Хвитсерк смутно чувствовал, что эта история ещё не закончена. Кто знает, чью сторону примет Харальд, если захочет получить желаемое? Даже Астрид, с которой Файнхейр, по слухам, спал, когда она была ещё юной девчонкой, вряд ли могла бы предсказать, на что способен её бывший любовник. Он вполне мог переметнуться к Лагерте, перестав сохранять нейтралитет, и это значило, что Лодброки оставались в полном одиночестве. Кто будет защищать Элсвиту, если Хвитсерк завтра умрет? Сдохнет, подобно цепной собаке Ивара, в подвале Исайи Блэка? Он закрыл глаза, на мгновение представив себе Элсвиту — такой, какой он видел её совсем недавно. Растрепанной и раскрасневшейся, в его объятиях, и её глаза горели нежностью, которую Хвитсерк уже давно ни от кого по отношению к себе не видел. И ради неё, ради его принцессы, он будет до последнего грызть глотки всем, кто встанет у него на пути, чтобы возвратиться к ней живым. * * * Дорога в Милуоки проходила в тягостном молчании. Хвитсерк смотрел на дорогу и думал, что едет на добровольное заклание. Он понятия не имел, как расставлена охрана вокруг дома Исайи Блэка, не знал, с какими препятствиями столкнется Сигурд, и не представлял, возвратятся ли они все домой живыми. Наступил новый день, и кто знает, не щелкали ли норны ножницами прямо сейчас, отмеряя последние минуты жизни троих сыновей Рагнара Лодброка? Отомстит ли за них кто-нибудь, если они полягут сегодня?  — Что, если что-то пойдет не так? — Ида буквально выдавила вопрос из себя, словно страшилась ответа. Хвитсерк и сам боялся думать об этом, но не значит, что не думал. И ему нечем было утешить Иду. К драугу, ему даже самого себя нечем было утешить! План Ивара казался писаным вилами по воде, хотя сам младший братец был уверен в нём. Хвитсерк хотел бы успокоить Иду, но у него не находилось утешения для неё. И для самого себя.  — Тогда, — скосив на неё взгляд, он увидел, как смертельно бледно её лицо, какие тени залегли у Иды под глазами, — надеюсь, тебе есть, о чем жалеть, сестренка. По её лицу он увидел, что есть. Ивар привязал её к себе, отравил её душу, сделал своей. Ида Блэк-Лодброк предала собственного отца ради Бескостного, даже не способного любить её так, как она заслуживала, но Иде, кажется, было наплевать. Быть может, они вполне заслуживали друг друга. И теперь Ида отправлялась в змеиное гнездо собственной семьи, чтобы вытащить оттуда другую змею. Будто прочитав его мысли, она поджала губы.  — А тебе? Тебе есть, что терять? Хвитсерк сжал руль так сильно, что у него заболели пальцы. Что он мог ответить? У него было, что терять, Ида сама знала ответ. И догадывалась, кого, хотя Хвитсерк делал вид, что не понимает её намеков.  — Скорее да, чем нет, — он хмыкнул, давая понять, что не намерен ничего уточнять. Слабая улыбка осветила лицо Иды, но ничуть его не скрасила. Даже наоборот, теперь синяки под глазами проявились ещё резче.  — Ты сказал ей? О, да. Хвитсерку захотелось горько рассмеяться. Как она себе представляет его признание? Он должен был сказать, что тащится вытаскивать задницу своего брата, который задумал совершенно сумасшедший план по уничтожению очередных своих врагов, и понятия не имеет, вернется ли к ней? Вернется ли вообще?  — Как ты себе это представляешь, Ида? «Любовь моя, я еду убивать несколько десятков людей и могу быть убит сам»? Нахрен, Ида. Не нужно ей знать этого сейчас. Было бы прекрасно, если бы Ида отстала от него. Просто оставила в покое, а не выворачивала его наизнанку вместе с кишками, стремясь добраться до самого сердца и по капле выдавить признание, которого он даже Элсвите ещё не давал. Но Ида, разумеется, уцепилась за его слова.  — Ты её любишь? Любит ли он Элсвиту? Хвитсерк точно знал, что любит. Что до последнего будет бороться за неё и за её жизнь, даже если подыхать будет сам. Быть может, Ивар был прав, называя его преданным псом. Быть может, Хвитсерк таким и был. Или он был диким животным, которое было преданным стражем своей семье.  — Сама как думаешь? Его вопрос Ида поняла верно, и больше его не беспокоила. Если она и сделала какие-то свои выводы, то придержала их при себе. До загородного дома Блэков они доехали только через несколько часов, и четверо охранников Блэков встретили их у ворот. Едва не вывернули его наизнанку, проверяя, не спрятал ли он нож в прямой кишке. Оружие, заныканное в ботинке, пришлось отдать, так же, как и пистолет. Иду досматривали тоже, хотя и не так рьяно: всё-таки она была дочерью босса. Хвитсерк ощущал себя так, будто входил в Ётунхейм к Триму. Только вот он не был Мьёлльниром, чтобы возвратится к Тору. Он был всего лишь Хвитсерком Лодброком, и мог надеяться только на самого себя. И немного — на Сигурда, который сейчас пробирался через леса вместе с «воронами».  — Прежде чем в дом войдёшь, все входы ты осмотри, ты огляди, ибо как знать, в этом жилище недругов нет ли, — произнес Хвитсерк. Он знал, в «Эдде» находились ответы на любые вопросы.  — Что это? — удивилась Ида. Разумеется, ей никогда не было нужды читать древние тексты, и, хотя Хвитсерк понимал, что даже из его братьев «Эдду» читали только он сам и Ивар, его развеселило её незнание. Быть может, это просто были нервы.  — «Речи Высокого», — фыркнул он. — Я чувствую себя голым без оружия, между прочим, — и, отвечая на улыбку Иды, более взволнованную, чем какую-либо ещё, он спросил: — Ну, что, готова войти в Ётунхейм?