В четырёх стенах серости

Хороший день, если Артём просыпается. Плохой — если он не просыпается, а продирается окутавшую его за ночь липкую паутину. Тогда его движения спутанные, плохо скоординированные, и со стороны выглядит, что он беспорядочно разгоняет невидимых мух. Или что им управляет неумеха кукловод. В хорошие дни Артёму разрешают самостоятельно умыться и усесться в инвалидную коляску. В плохие же — Артём едва понимает, где он находится, почему какие-то не очень вежливые, кстати, люди насильно заталкивают его в кресло на скрипящих колёсиках, а потом ещё и пристёгивают ремнями кисти и лодыжки. Плохой день, если Артёма завтраком, обедом или ужином — какая разница, всегда одно и тоже мерзкое месиво в паршиво отмытой тарелке, — кормит медсестра; она делает это грубо, как будто трёхлетка пихает ложку в резиновую куклу, которая только и может, что закатывать глаза и хрипеть «мама». Хороший день, если кормёжку доверяют его соседу по палате — молчаливый парень, редко улыбается, но он внимательный и совсем никуда не торопится. Конечно, поболтать с ним не получится, зато выслушает, покивает головой и преданно заглянет в глаза. Артёму не дают самостоятельно передвигаться, но никогда не объясняют, почему. Скованный по рукам и ногам, оплетённый жёсткими ремнями, он только и делает целыми (хорошими и плохими) днями, что наблюдает за остальными; с некоторыми болтает — это, к счастью, не запрещено. В конечном итоге Артём приходит к выводу, что в каждом человеке есть что-то, мешающее тому жить. Болтает Артём практически с каждым, проходу не даёт — не буквально, разумеется. С другой стороны, а зачем ходить, если идти, по большому счёту, в этом месте совершенно некуда, не к кому, не зачем. А поделиться ворохом фантазий, возникающих в каждой из воспалённых голов в этом заведении, — это всегда за счастье. Кто-то рассказывает приятные истории, пусть и вряд ли правдивые. Кто-то делится ужасами, которые пугают Артёма, заставляют паниковать и всей кожей чувствовать сомнения и ужас. Такие истории Артём не любит слушать, особенно в хорошие для него дни, но выбирать не приходится. В конце концов, нельзя от каждого неба ожидать солнце. По вечерам Артёму особенно тоскливо и немного одиноко. Закаты, которые издевательски прекрасно видны из окна его палаты, будоражат Артёмову и с т е р з а н н у ю душу, отчего он непроизвольно сжимает кулаками и даже иногда пытается порвать осточертевшие ремни на своих конечностях. Хорошо хоть, что за тоску и одиночество не убивают и даже не сажают. Либеральные нынче времена. А ещё Артём умудряется завидовать почти всем и каждому — взять для примера хотя бы вон того мальчишку в блестящем халате. Артём подслушал однажды, что долговязого пускают посидеть на крышу. Артём тоже очень хочет на крышу. Сесть, свесить ни чем не связанные босые ноги и начать махать ничем не скованными руками, так сильно, так часто, как только сможет. И тогда всё будет у Артёма хорошо. Всё будет хорошо, но не л е г ч е.