Демографический взрыв

      Капитан Хицугая выронил стопку документов из рук, но даже не заметил этого. Маленькому капитану было, из-за чего впадать в ступор: его развеселая фукутайчо не валялась на диване в их общем кабинете, не выясняла отношения с недавно вернувшейся в привычное состояние Хайнеко и даже не пыталась заныкать бутылочку саке в капитанский стол — место, где, по ее мнению, начальник не станет искать компрометирующую тару. Вместо этого Мацумото восседала за своим собственным рабочим столом и, подперев ладошкой щеку, задумчиво сверлила взглядом некую бумагу. Тоширо потряс головой и несколько раз моргнул, но видение не развеялось.       — Знаете, капитан, — протянула Рангику, помахивая документом перед своим лицом, — что-то у нас не сходится.       — Ты что, работаешь? — подозрительно уточнил Хицугая.       — А что делать? Должен же кто-то ответственный и мудрый проверять качество продуктов!       — Каких продуктов? — Тоширо благоразумно пропустил мимо ушей сентенцию о «разумных» и «ответственных», а то ведь животик от смеха надорвать можно.       — С нашей отрядной кухни, — печально поведала Мацумото, ведя пальчиком по рядам иероглифов. — Что-то мне кажется, будто нас с вами основательно надурили в последний раз. Нет в этих натуральных биомассах никаких следов органики, одни сплошные эксперименты Куроцучи-тайчо.       — С чего ты… э-э-э… такие далеко идущие выводы?       — Да вот, поиздержалась немного, когда Хайнеко в Каракуре по магазинам выгуливала, и приходится мне теперь в отряде питаться. И что-то мне так нехорошо от этого!       Хицугая фыркнул и принялся собирать разлетевшиеся по кабинету бумаги. Гармония вернулась в мир: Мацумото выдавала свои прихоти за рабочую необходимость.       — Меньше надо по идзакая шататься, — проворчал он, — и не будешь нос воротить от стандартного пайка. Меня все устраивает.       — И вас что, не мутит? — Рангику вскинула на капитана заинтересованный взгляд.       — Нет.       — Странно. Хинамори вот тоже на недомогание жаловалась. Мы с ней долго думали и решили, что дело в еде. Она у себя проверяет, я — у себя. Может, вам отдельно готовят?       — Мацумото! — рявкнул Тоширо, теряя терпение.       — Все, ушла, ушла! — голос лейтенанта действительно доносился уже из коридора. Хицугая закатил глаза и раздраженно вздохнул.              Кёраку был в прекрасном расположении духа. В кои то веки его дорогой друг Джуширо чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы разделить с одиноким, всеми покинутым Шунсуем досуг и несколько бутылочек саке. Тем более, повод был: Яма-джи хвалил обоих за хорошую службу и порядок в делах. И Кёраку вовсе не смущало, что заслуга эта, по большей части, принадлежала его дражайшей Нанао-тян и славной сестренке Бьякуи-куна.       Мурлыкая себе под нос незамысловатый мотивчик, капитан восьмого отряда вошел в собственный кабинет и притормозил на пороге. Только что помянутая Нанао-тян стояла возле окна. Ну во-от, сейчас начнет воспитывать!       Однако что-то сегодня явно было не так. Лейтенант Исэ мазнула по командиру беглым взглядом и отвернулась. Но ее поза вовсе не выражала обиды или недовольства: девушка с головой была поглощена рассматриванием чего-то. Кёраку подошел к ней, вытянул шею и заглянул через плечо. И чуть было не свалился в обморок: его суровая, собранная, всегда деловитая Нанао пялилась на себя в зеркальце! Причем рассматривала не личико, а собственную фигуру.       — Нанао?..       — Как вы думаете, тайчо, она стала больше? — ошарашила та капитана.       — Кто?       — Грудь!       — Эм-м…       — Да не мычите вы! Вам же со стороны должно быть заметнее. А то я сама не могу понять — стала или не стала, — и Нанао вытянула руку с зеркальцем, поворачивая его так и эдак, чтобы увидеть себя. — Ну так что, стала?       — Я как-то не… Нанао! Не могу же я пялиться на твою грудь, это неприлично! — нашелся Кёраку.       — Ага, а бухать в служебное время — прилично? — фыркнула девушка, и ее очки насмешливо блеснули. — Эх, мужики-и-и! Толку от вас… ни с документами разобраться, ни на девушку внимательно взглянуть не способны! — продолжая ворчать, фукутайчо вышла из кабинета.       Капитан похлопал глазками, приложил ко лбу ладонь, потом пощупал запястье на предмет пульса. Пульс присутствовал, температура не внушала подозрений. Следовательно, что-то было глобально не в порядке с Нанао-тян.       Кёраку набрал в легкие воздуха, взметнул розовым подолом и опрометью бросился к самому умному и проницательному шинигами, которого только знал — к Укитаке.              Хицугая удивленно проводил глазами пронесшегося мимо Кёраку, приподнял брови и продолжил свой путь. Сегодня все с ума посходили: Мацумото чуть было не занялась своими служебными обязанностями, Кёраку носится, как угорелый, забыв о шунпо. Оставалось надеяться, что хотя бы Момо в себе.       Надежды не оправдались: лейтенант Хинамори полулежала на диванчике в кабинете сбежавшего капитана, щенячьими глазами смотрела на фотографию Айзена, заливалась слезами и уминала сливы. И если первые три пункта Тоширо еще мог для себя объяснить, то поедание недозрелых плодов, которые подруга детства всегда терпеть не могла, окончательно его добило. Но он не успел ничего сказать, потому что его подтолкнули сзади и запыхавшийся мальчишеский голос протараторил:       — Хинамори-сан, я принес!       Мимо Хицугаи протиснулся паренек из четвертого отряда с гигантской миской — почти тазиком, — до краев заполненной сливами разной степени зрелости и… и… хурмой, менос ее подери!       — Что происходит?! — рявкнул капитан.       Ханатаро вздрогнул, дернулся, совершил эквилибристический этюд по удерживанию тазика с фруктами и воззрился на джубантай-тайчо испуганными глазами.       Момо подняла влажный взгляд, шмыгнула покрасневшим носиком — и от души вгрызлась в сливовый бок.       — И давно так? — устало спросил Хицугая у медика.       — Четвертый день, — виновато промямлил тот.              У Бьякуи непроизвольно дернулось левое веко.       Собравшаяся в его рабочем кабинете делегация сама по себе могла внушить трепет и не такому сдержанному человеку, но повод, приведший всех этих шинигами к главе Великого Дома, не лез ни в какие ворота.       Перед рокубантай-тайчо чинно восседали Кёраку Шунсуй, Укитаке Джуширо, Унохана Рецу, Хицугая Тоширо, а за их спинами притаились Исэ Нанао, Хинамори Момо и Мацумото Рангику. Унохана скромненько опустила взор и едва заметно улыбалась. Укитаке смотрел на Бьякую сочувственно и малость испуганно. Хицугая был сердит и мрачен. Кёраку колбасило не по-детски.       И все эти достойные господа утверждали, что присутствующие в этом кабинете лейтенанты беременны от… Сенбонзакуры! И если в сумасшествие одного визитера еще можно было поверить, то сразу столько капитанов одновременно свихнуться не могли. Бьякуя сделал единственно возможный вывод: девицы врут. Однако сказать это в глаза их капитанам было невежливо, и дайме выбрал более нейтральный вариант:       — Это невозможно.       — Да как ты?.. — с пол-оборота завелся Кёраку, и Укитаке сжал локоть друга, призывая к терпению.       Хицугая набычился, а Унохана вздохнула.       — Кучики-тайчо, я понимаю ваше недоверие к этой новости, однако ошибки быть не может. Я провела все положенные медицинские исследования, сверила сканограмму реацу будущих детей и вашу, и с полной уверенностью могу заявить, что отец малышей — ваш занпакто. Если, конечно, у вас самого не было… кх-кх… интимных отношений с мамами оных. Ведь не было? — и главный медик Готея вскинула на Бьякую пронзительный взгляд.       Тот настолько опешил, что смог лишь головой помотать.       — Я так и думала, — улыбнулась Унохана, снова потупив глазки. — Как известно, занпакто являются неотъемлемой частью души шинигами и их реацу практически полностью идентична реацу их владельца. Сканограмма вашей духовной энергии имеется в медицинском архиве четвертого отряда. Когда наши будущие мамы, — улыбка стала нежной и мечтательной, — указали на вашего Сенбонзакуру, я тоже… выразила некоторые сомнения. Однако факт подтвердился.       В кабинете повисла тишина. Бьякуя переваривал, остальные ждали. Залетные мамаши почти беззвучно копошились на заднем плане, перемигиваясь и строя друг дружке нелепые рожицы. Насколько Кучики мог судить, выясняли отношения. Как будто это имело хоть какой-то смысл! Занпакто вернулись в запечатанное состояние, Мурамаса мертв, мечи никогда больше не станут антропоморфными. Собственно, если делить девицам нечего и некого, зачем они все здесь?       — И чего вы от меня ожидаете? — сухо поинтересовался Кучики.       — Женись! – выкрикнул Кёраку.       — Признания детей, — пожал плечами Укитаке.       — Помощи и поддержки во время беременности и родов, — размеренно произнесла Унохана, — а также участия в воспитании деток.       Хицугая промолчал, злобно шмыгнув носом: он ожидал всего из вышеперечисленного, правда, непонятно, для кого — для своей фукутайчо или для своей подруги.       — Позвольте, но при чем тут я? — удивился Бьякуя. — Я не пастырь занпакто своему, особенно когда он шляется неизвестно где. И чтимых дам, — он прищурился на лейтенантов, притихших за спинами капитанов, — я не заставлял вступать в отношения с сущностью, которая не имеет постоянной материальной формы.       — Кто ж знал, что это не безопасно? — вздохнула Хинамори.       — Но он тако-о-ой красавчик! — Мацумото мечтательно закатила глазки и сделала губки бантиком.       — Это было необычно, — задумчиво проговорила Исэ, поблескивая очками. — И да, ваш занпакто умеет быть очаровательным, устоять не так-то просто… — губы девушки изогнулись в лукавой улыбке.       — Нанао-тян! — патетично выдохнул Кёраку. — Этот мерзкий развратник обесчестил тебя! Как ты можешь так нежно вспоминать о нем?       Хицугая солидарно уставился на Момо, та покраснела и отвела глаза.       — Да с чего вы взяли, что меня обесчестил именно он? — язвительно фыркнула Нанао. — Не забывайте, сколько мне лет. Если бы я не хотела получить столь оригинальный опыт, никакой раскрасавец ко мне и пальцем не прикоснулся бы. Правда, я тоже, — она кивнула на Хинамори, — думала, что занпакто не способны к… хм… размножению. Лопухнулась так лопухнулась, ничего не скажешь.       — Нанао-тян, — слабым голосом проблеял потрясенный Кёраку.       — И замуж я не хочу и не собираюсь, — продолжила между тем лейтенант Исэ, — так что нечего тут на Кучики-тайчо наезжать. Чтобы испортить ребенку характер, достаточно и одного родителя, — и Нанао выразительно посмотрела на своего капитана поверх очков.       — А вот я не против, — Мацумото кокетливо стрельнула глазками в Бьякую, тот нервно сглотнул и отшатнулся, словно в него кинули клубком змей.       — А я вот даже и не знаю… — на пределе слышимости прошептала Хинамори, заливаясь краской по самые уши и опуская взгляд.       У Бьякуи глаза на лоб полезли.       Он почувствовал, как бледнеет под пристальными, требовательными взглядами Кёраку и Хицугаи, и понял, что пора предпринимать тактическое отступление.       — Мне надо подумать, — резче, чем собирался, произнес он. — Я вас больше не задерживаю!       Гуськом покинули кабинет опростоволосившиеся барышни, уволок возмущающегося друга печальный Укитаке, Рецу сочувственно улыбнулась и степенно выплыла из помещения. Хицугая напоследок скорчил Бьякуе рожу и удалился широким шагом крайне раздраженного человека. Кучики продолжал сидеть с неестественно прямой спиной, глядя в одну точку.       В таком положении его и застал верный Ренджи, ввалившись в кабинет с ворохом каких-то бумажек.       — Тайчо! — радостно проорал он, сгружая документы на край стола. Те незамедлительно расползлись, несколько листочков спланировали на пол. — Говорят, вас можно поздравить?! Поздравляю!       Только годами выработанный самоконтроль Кучики спас лейтенанту жизнь. А вот Сенбонзакуре не повезло: владелец запустил им, потомственным благородным клинком, в удирающего Абарая. Занпакто обиженно звякнул ножнами по дверному косяку и возмущенно заорал в голове владельца. Это была его стратегическая ошибка.       Бьякуя выполнил парочку дыхательных упражнений, поднял меч, удобно устроился в позу для медитации, положив грозное и такое дурное оружие на колени, и закрыл глаза, погружаясь в свой внутренний мир.       — Сенбонзакура, — вкрадчиво позвал он, оказавшись в вишневом саду своей души. — Сенечка…       Высокий хвост смоляных волос мелькнул в отдалении. Почуявший настроение своего шинигами, Сенечка улепетывал во все лопатки. Правда, залихватски при этом улюлюкая. Бьякуя сверкнул потемневшими глазами и перешел на шунпо.              Куросаки ржал. Он заливисто хохотал, утирал слезы, хватался за живот, подвывал и всхрюкивал, заваливался на свою кровать, дрыгал ногами — и не мог остановиться. Рукия насуплено отвернулась к стене, лишь изредка бросая на друга обиженно-недовольные взгляды. Ей смешно не было от слова «совсем».       — Ну сколько можно! Я к тебе за помощью пришла, а ты!.. — наконец не выдержала маленькая шинигами.       Почти успокоившийся Ичиго снова взвыл, мотая рыжей башкой. Однако сил смеяться дальше у него не осталось, и парень раскинулся на кровати, тяжело дыша.       — О-о-ох, — простонал он. — Ну вы даете в этом вашем Обществе Душ! Пафоса-то, пафоса сколько, а сами…       — И ничего не сами! — взъярилась Рукия. — Нии-сама тут совершенно ни при чем!       — Ну конечно, — хихикая, согласился Куросаки, и переместился к компьютеру. — Так чего ты хочешь? Узнать способы, как отмазаться от отцовства?       — Нет! — рявкнула Рукия, возмущенная такой приземленной трактовкой своей проблемы. — Я хочу узнать, как вообще в таких случаях принято поступать!       — Ну, точно таких случаев в Генсее не бывает, — Ичиго все же включил комп, — потому что у нормальных людей нет ни занпакто, ни каких-то других фамильяров, только воображаемые друзья встречаются, но от них лечат психиатры, а забеременеть невозможно — они ненастоящие.       Рукия шутку про воображаемых друзей оценить не смогла, и молодежь на какое-то время погрузилась в серфинг по Сети.       — Ну во-от, — неуверенно протянул Куросаки минут через семь-восемь. — Смотри. «Знаменитая актриса Рара Крофт усыновила седьмого полинезийского ребенка, и ее муж, знаменитый актер Джо Брэк считает, что их пара могла бы и остановиться. Это стало причиной будущего развода». Или вот: «Шестидесятитрехлетняя исполнительница R’n’B и ее тридцатидвухлетний супруг ищут суррогатную мать для своих будущих детей» …       — Не то!       — Сам вижу, что не то. Но «то» мы в Инете и не найдем. А что, собственно, ты хочешь? И чего Бьякуя выпендривается. Женился бы — ребенок, поди, практически его.       — Сразу на всех? — Рукия подозрительно прищурилась.       — Так там еще и не одна?!. Ну да, влип твой братец…       — Ичиго! Не смей так пренебрежительно отзываться о нии-сама!       — А кто хоть будущие мамаши?       Кучики-младшая скорчила устрашающую рожицу, поломалась для приличия и назвала всех кандидаток. Отсмеявшись, Куросаки уверенно постановил:       — Пускай женится на Нанао. Она ему больше всех подходит — такая же зануда и…       Мощный подзатыльник помешал герою Общества Душ продолжить рассказ о характере князя Кучики.              Старейшины клана пребывали в полнейшем шоке. По здравом размышлении рокубантай-тайчо пришел к выводу, что кота в мешке не удержишь, и сделал реверанс в сторону мудрых старперов — пошел к ним за советом. Сперва двенадцать глав вассальных и родственных Домов впали в охренение, затем кто-то визгливо и негативно высказался о моральном разложении, с ним громко не согласились… Короче говоря, умные дедушки еще долго таскали бы друг дружку за бороды и спорили до хрипоты, но тут одному из двоюродных дядюшек пришла в голову светлая мысль: так ведь у клана появятся наследники! И не один, над которым пришлось бы трястись всем составом (Бьякуя поморщился, вспоминая свое детство, и мысленно посочувствовал ребеночку), а сразу три. Причем не от немощных душонок-плюс, не от вялых и покорных сейретейских аристократок, а от сильных, проверенных временем и боями шинигами с нехилой реацу.       Бьякуя внимательнее присмотрелся к дядюшке. Оказывается, не только молодой князь считал наличие характера и силы воли положительным качеством, были и среди родичей согласные с ним люди. Правда, все остальные старейшины считать материнство боевых офицеров благом не спешили, однако выражать свое мнение, когда дайме благосклонно улыбается, не сочли возможным.       Теперь споры разгорелись о другом — о статусе будущих мам. Ни одну из них княгиней видеть не желали… Но тут уж Бьякуя сказал свое веское слово в том плане, что он вообще никого княгиней видеть не собирается. Никогда. Старики захлопнулись, горестно повздыхали — у многих были внучки и правнучки на выданье — и постановили статус матерей просто игнорировать, а вот деток признать воспитанниками и наследниками князя.       Не обошлось без «адвоката дьявола» — самый дряхлый участник собрания просто спросил, а что будет, если детишки со временем превратятся в клинки. Мысль посоветоваться со старшими Бьякуе уже не казалась здравой, да и прочие родственники за несколько часов интенсивного общения охрипли, взмокли и устали. Поэтому от вопроса отмахнулись: мол, вот превратятся — тогда и будем думать. Кто-то помянул Куроцучи, на него зашикали, чтоб не накликал. Короче, разошлись поздно, окончательного решения так и не приняли, и только глава Великого Дома остался доволен: от него отстали с женитьбой. По крайней мере, пока.              Тем временем Мацумото Рангику всерьез обдумывала перспективу стать княгиней Кучики. Она не была глупой и на страстную и внезапную любовь со стороны капитана шестого отряда не надеялась. Тем более, что и сама-то к нему испытывала не более, чем уважение и чисто человеческую симпатию. Но вот значительно поправить свое финансовое положение и приобрести определенный вес в обществе — это не так уж плохо. И пусть малыш будет не Кучики, да и неизвестно еще, каким генетическим вывертом обернется союз шинигами и занпакто, но готовиться к будущему пора. Так еще Гин говорил, ворча на подругу детства за ее безалаберность и наплевательское отношение к жизни.       Вздохнув, Ран-тян написала князю записку. Сразу приглашать Кучики-тайчо на свидание было небезопасно, он и так едва себя в руках держал. Но вот намекнуть, что в силу их особых отношений дайме мог бы позволить Женской Ассоциации проводить свои заседания у него в поместье — вполне себе хитрый ход. А если он еще и разрешит все-таки построить у себя бассейн!..              Нанао спокойно наблюдала за своим тайчо, сидя в капитанском кресле. Кёраку же метался по кабинету, беспрерывно лопоча что-то о «не уберег» и «позор на мои седины». Разместившийся рядом с девушкой Укитаке на эти сентенции только хмыкнул, наматывая на палец свои белые пряди. Нанао скривила губы и отпила укрепляющего настоя — Унохана велела не пренебрегать профилактикой.       — Как думаете, Укитаке-тайчо, он долго еще психовать будет?       — Зная его характер и выносливость, могу предположить, что конкретно эта истерика может затянуться до завтра. А вообще… пока не убедится, что ты счастлива и довольна жизнью.       Лейтенант нахмурилась. Она была девушка разумная и прагматичная, и романтику разного толка позволяла себе крайне редко. Случайность, в которую вылилась захватывающая ночь с красавцем-занпакто, немного корректировала ее жизненные планы, но не ломала их. Все равно когда-нибудь пришлось бы размножаться. А тут так здорово все сложилось: и ребенок будет, и замужеством себя обременять не обязательно! Вот только тайчо… Как-то уж слишком болезненно он воспринял новость. Словно Нанао ему не подчиненная, а как минимум родная дочь. Ну ничего, и не с таким справлялись.       — Вот уж не думала, что когда-нибудь это скажу, — с тяжелым вздохом произнесла Исэ-фукутайчо, выбираясь из кресла, — но все случается впервые.       Она подошла к шкафу с документами, сдвинула несколько папок, выудила из тайничка нычку своего капитана и помахала бутылочкой в воздухе.       — Тайчо! Та-айчо! Ау! Не желаете саке? В обед саке самое вкусное!       Укитаке вытаращил на девушку глаза и разинул рот. Кёраку замер посреди кабинета в нелепой позе — с поднятой ногой и запущенными в кудри пальцами — и несколько секунд молчал.       — Кто ты и что ты сделала с моей Нанао-тян?! — возопил он, пускаясь в новый круг по кабинету.       Нанао покачала головой, налила в пиалушку алкоголя и демонстративно поднесла к губам.       — Тебе нельзя! — рявкнули у нее над ухом, выхватывая посудинку.       Чтобы ничего вредоносного не досталось будущей маме, Кёраку-тайчо опустошил весь запас саке, запрятанный в кабинете. Уже через час он блаженно пускал пузыри на диване в комнате отдыха, а перетащивший туда пьяное тело Укитаке распивал чаи с лейтенантом восьмого отряда и строил планы по воспитанию малыша. И только одну тему они обходили стороной — что получится от скрещивания шинигами и занпакто?              Ренджи больше ошибки своей не повторял и ни с чем своего капитана не поздравлял. Однако все старые и новые товарищи, коих оказалось неимоверно много, ломанулись поздравлять его самого. Мол, такое событие, никогда раньше такого не случалось, вы первооткрыватели новых горизонтов!.. Бедный лейтенант шестого отряда только диву давался, откуда весь Готей в курсе личных дел его тайчо.       Добили Абарая Иккаку и Юмичика, заявившиеся в шестой дивизион с гигантской корзиной, украшенной ленточками и бантиками розовых и голубых оттенков, и ехидными лыбами. Уставший от всего и вся, Ренджи задумчиво посмотрел на небо, перевел взгляд на кроны деревьев и лениво поинтересовался, не ошибся ли он и правда ли сейчас июнь? Бывшие товарищи по отряду подтвердили, что — да, начало лета, а что?       — Да вот, подумал, что ханами-то уже было, с чего вдруг лепестки сакуры по воздуху летают?..       Последние слова Ренджи договаривал облачку пыли, поднятому ногами бравых вояк. Посмеявшись, лейтенант посмотрел по сторонам — нет ли и взаправду капитана поблизости? — и заглянул в корзинку. Там обнаружился набор истинного самурая: саке в невменяемых количествах, роллы в коробочках, картонные контейнеры с салатами и даже вяленый кальмар. Ухмыляясь от уха до уха, Абараи уже предвкушал хороший вечер, когда прямо над ним кто-то спросил холодно и сухо:       — И что там?       Пришлось делиться с тайчо.       Надо отметить, никогда раньше Ренджи не подозревал, что его во всех смыслах благородный командир может так качественно ужраться, а потом еще и уйти на своих двоих. После попойки, проведенной в полном молчании (роняемое каждую минуту глухим баритоном Бьякуи «кампай» не считается!), Абараи зауважал тайчо с новой силой.              Хинамори Момо никогда не ценила вещи и должности, полученные незаслуженно. Своего звания лейтенанта она добилась без посторонней помощи, вкалывая от зари до зари в течение многих лет. Но когда управляющий делами Кучики спросил ее, не хочет ли она чего-нибудь особенного, девушка поняла, что с трудом переживет еще один день без лимонов.       Принесший лейтенанту пятого отряда корзину разных фруктов Рикичи с удивлением наблюдал, как всегда тихая и очень вежливая Хинамори почти с рычанием роется в подарке, вытаскивает лимон, руками сдирает с него толстую кожуру, обмакивает ее в соль и с упоением поедает. Бедный парень, едва не захлебнувшись слюной, поспешил убраться восвояси, пока и его под шумок не съели. Без соли. Когда третий офицер проходил под окном, то услышал утробное урчание и не удержался — заглянул. Хинамори Момо трескала лимон, откусывая от него, как от яблока, и блаженно щурилась. Рикичи сглотнул и дал дёру от греха подальше.              Готей-13 гудел, как потревоженный улей, и сплетничал напропалую. Очень быстро весть о том, что беременных и вооруженных лейтенантов трогать опасно, разлетелась по всем дивизионам, и будущих мам без нужды даже не окликали. Зато капитан Кучики слыл человеком сдержанным, воспитанным, не склонным бросаться на собеседников. От поздравлений и пожеланий семейного счастья Бьякуя скрипел зубами и каменел лицом, но мужественно молчал.       Апогеем безумия, в которое превратилась служба рокубантай-тайчо, стала встреча с Сой Фон и ее лейтенантом. Омаэда, оставаясь верным себе, глупо подмигивал, хихикал, как заправская гейша, корчил непонятного назначения рожи, сопровождая своими ужимками поздравление. Капитан второго отряда злорадно щурила глаза, с трудом сдерживая язвительную улыбочку. Бьякуя впервые за долгие годы задумался, с чего же нибантай-тайчо так его недолюбливает. Упомянутое в коротком и ехидном поздравлении имя Шихоин все расставило по своим местам: кое-кто, не будем показывать пальцем на нелепые косички, так и не повзрослел и продолжал ревновать свою наставницу к каждому столбу. С учетом того, что сам Бьякуя предпочитал не признавать Йоруичи своим сэнсэем, он не стал даже выразительно класть ладонь на рукоять меча.       К слову, Сенбонзакура находился под домашним арестом. На службу капитан Кучики ходил с самой обычной, хотя и весьма старинной катаной. Ментальную связь занпакто и шинигами не оборвешь, но чем дальше Бьякуя отдалялся от каморки, в которой запер блудливый меч, тем тише был возмущенный голос в голове.       В этом славный глава одного из Великих Домов тоже оказался первым за всю историю Общества Душ: он был в ссоре со своим мечом.       Как-то вечером Бьякуя случайно услышал разговор Ренджи с сестрой. Рукия шепотом восторгалась выдержкой нии-сама, его невозмутимостью и стойкостью. Ее-то не стеснялись подкалывать, и старший брат старательно запоминал все имена, упомянутые девушкой. Чтобы лично стребовать поздравления, а как же.       Знала бы Рукия, что позволяет Бьякуе сохранять равнодушный вид! Он, конечно, никогда и никому не признается, но сбрасывать стресс он ходил в свой внутренний мир, где от души дубасил Сенбонзакуру всем, что под руку попадалось. Расшалившийся меч, картинно пуская слезу и с задорным посвистом удирая от хозяина, явно развлекался. Однако когда Бьякуе удавалось его изловить, дрались они вполне себе по-настоящему. Однажды суровый капитан Кучики отходил свой занпакто ножнами по пятой точке, в другой раз самозабвенно оттаскал за длинные волосы…       Вот уже три дня, как Сенечка сменил тактику и вместо того, чтобы играть в казаки-разбойники, встречал своего шинигами щенячьими глазками и детским нытьем. У Кучики рука на него не поднималась, такого милого, виноватого, кающегося.       Вчера они даже разговорились и Сенбонзакура убежденно доказывал, что это была вовсе не его прихоть или простая распущенность, а отражение подавленных желаний и потребностей самого Бьякуи.       — Ну в самом деле, господин мой! Ты столько лет скорбишь по Хисане-сама, что не заметил, как стал каким-то… я даже не знаю… отмороженным, что ли? Ты же молодой здоровый мужчина, разве можно так себя ограничивать? О здоровье подумал бы…       Бьякуя усмехнулся, пожевывая травинку. О его здоровье он печется, посмотрите вы на него! Но вообще-то, конечно, доля истины в словах занпакто была. Жениться на ком бы то ни было Кучики не собирался, но даму для приятного времяпрепровождения заиметь был не прочь.       Они поболтали о девушках, Сенечка весело и в красках расписал свои свидания с будущими мамами, и Бьякуя вынужден был признать, что основания для загула у занпакто были. Каждая из его дам была по-своему прекрасна, интересна и достойна. Рангику брала легким нравом и эффектной внешностью, не загонялась всевозможными женскими заморочками и просто получала удовольствие от общения. Хинамори надо было отвлечь от мыслей о ее обожаемом капитане, который так некрасиво с ней поступил, и в Сенбонзакуре проснулся джентльмен. Нанао же словно бросала вызов своим серьезным и неприступным видом, и чисто по-мужски Бьякуя свой занпакто понимал: когда тебя так демонстративно не замечают, честь требует это дело исправить. И Сенбонзакура исправил!       Только вот кто его за язык тянул? Меч так разоткровенничался, что под конец, блаженно улыбаясь, поделился еще одним впечатлением.       — А знаешь, господин мой, кто мне больше всех понравился?       — Кто?       — Ханатаро.       Бьякуя съездил по этой смазливой морде с такой силой, что сегодня под глазом Сенбонзакуры будет здоровенный фингал, однозначно!              Вообще-то, вопреки всеобщему мнению, пьянствовал Кёраку не так уж много и куда реже, чем хотел, чтобы о нем думали. Но непонятное упорство Нанао, наотрез отказавшейся даже думать о замужестве, требовало выплеска эмоций, в которых сам Шунсуй так и не разобрался.       Они встретились на узкой тропке в сосновой роще. Молодые деревца негромко шелестели зеленью, пахло хвоей, светило солнце…       — Вызвать бы тебя, — тоскливо протянул Кёраку, сунув одну ладонь за пазуху кимоно. — Но Нанао-тян против… Ничего я в женщинах не понимаю!       Бьякуя отзеркалил движение капитана восьмого отряда, цепко следя за спрятанной кистью руки.       — Это не имеет смысла, Кёраку-сан, — прохладно отозвался он, не испытывая ни малейшего желания драться. Сенбонзакура по-прежнему сидел под замком дома, но до родного поместья оставалось всего ничего, и в разуме Кучики опальный занпакто вопил во всю глотку, что придет на выручку, если господин позовет.       — Еще как имеет! — запальчиво возразил Шунсуй, резким движением выхватывая из складок одежды… бутылку саке!       Бьякуя ухмыльнулся и тоже вынул свою ношу из-за пазухи. Он собирался выпить перед сном, чтобы спокойно заснуть и не слушать обиженный бубнеж своего меча, но раз уж тут образовался собутыльник и собеседник, то почему и нет?       Ох, и надрались же они! Что в принципе странно, ибо было-то всего два кувшинчика, а что это за объем для пары взрослых шинигами? Вот только розовое кимоно имело не только эстетический смысл, но и служило прекрасной транспортной единицей: во внутренних карманах помещались мелкие склянки и, что важнее, переговорник, по которому можно было связаться с офицерами рангом помладше четвертого и приказным тоном объяснить, куда именно надо принести догонку и закусь.              Как ни странно, но найти общий язык со всеми, включая собственный меч, помог Куроцучи Маюри. Не по доброте душевной, разумеется, но все же…       Бьякуя с каждым днем ценил своего лейтенанта все больше, ибо Ренджи китайской стеной встал между потерявшими страх шинигами и своим непосредственным начальством, не пуская доброжелателей не только на территорию отряда, но и в поместье, куда постоянно пытались просочиться с фальшивыми улыбками, всяческими пожеланиями и надеждами на ответную благодарность дайме.       На плоские шуточки капитан Кучики просто не реагировал, а тонкий троллинг отбривал остро и зло, в глаза заявляя зубоскалам, что до уровня Ичимару им еще расти и расти. При упоминании беглого капитана улыбочки увядали сами собой, на лица возвращалось выражение если не испуга, то скорби. Правильно, так и положено шинигами.       Появление в Сейретее Куросаки Ичиго пропустить было невозможно: его реацу чувствовалась, наверное, даже в последних районах Рукона, а зычный возглас из-за спины не оставлял надежды сделать вид, что ой, не заметил…       — Йо, Бьякуя!       — Куросаки Ичиго, — Кучики медленно повернулся, старательно не глядя на гостя.       — Я тут хотел тебя…       — Цвети, Сенбонзакура! — не выдержали нервы у Бьякуи.       — Гецуга Теншо! — мгновенно среагировал рыжий.       — Фи, господа! — раздался сбоку противный голос капитана двенадцатого отряда. — Ну прям как дети малые, честное слово! Коллега, я тут хотел попросить у вас экземпляр.       — Экземпляр чего? — Бьякуя отвел меч в сторону, только сейчас вспомнив, что занпакто все еще сидит взаперти и призывать шикай было довольно глупо.       Ичиго тоже закинул свой тесак на плечо, нахмурил брови, слушая ученого. Как выяснилось, тот желал получить для исследований одного из будущих детей, так как уникальная сущность, соединяющая духовный меч и шинигами, просто обязана быть со всех сторон изучена, препарирована и использована на благо родины. А еще лучше — всех троих.       Бьякуя мог как угодно относиться к похождениям своего занпакто. Он мог что угодно думать о незадачливых лейтенантах, выбывающих из рядов действующих офицеров в декрет. Он мог сколько угодно беситься из-за дурного чувства юмора своих сослуживцев и постоянных насмешливых поздравлений. Он только одного не мог — допустить, чтобы живое существо попало в лапы Куроцучи Маюри!       — Цвети, Сенбонзакура Кагеёши!       — Гецуга Теншо! — поддержал его Куросаки, вдруг оказавшийся с ним плечом к плечу.       Куроцучи вынужден был ретироваться: накануне войны с Айзеном и арранкарами драка между капитанами Готей-13 была недопустима. Да и Ямамото не похвалит, чего уж там.       Когда фигура обиженного ученого скрылась в отдалении, Бьякуя устало потер переносицу и вздохнул.       — Только не поздравляй, заклинаю тебя! — попросил он Ичиго. — Задолбали!       — Я спросить хотел, — развел руками подросток, — тебе помощь не нужна?       — В каком смысле? — Бьякуя так удивился, что весь свой холодный тон растерял.       — В прямом, — Ичиго скорчил комичную рожицу. И затараторил, выставив вперед руки: — Ты только не злись сразу, я ведь не поиздеваться, и вообще! Меня просто девчонки выпихнули: иди, говорят, узнай у Кучики-тайчо, что для мелких надо, подгузники там, распашонки… И батя туда же: иди, перенимай опыт, я внуков хочу…       — Куроса-аки, — простонал Бьякуя, закатывая глаза. — Какой тебе, к меносам, опыт? Ты школу сначала закончи!       — Ты это моему папаше скажи, — деловито сообщил Ичиго, — а я за вами понаблюдаю. Битва титанов, однако, выйдет. Я, кстати, не знал, что занпакто может в любой меч по призыву прийти.       — Что ты имеешь в виду?       Куросаки глазами указал на зажатую в ладони рукоять. Кучики с удивлением обнаружил в собственной руке цубу Сенбонзакуры. И как этот проныра оказался здесь, если утром покорно возлежал в чулане?       — Я ж говорил, что приду, если позовешь, господин мой, — твердо проговорил знакомый голос в голове капитана. — Чтоб какой-то псих на моего шинигами наезжал? Не дам!       Бьякуя устало поплелся домой, поманив пальцем Ичиго. Памперсы — это тема не для уличного разговора, это серьезно.              Вот так, в противостоянии исследовательским поползновениям Куроцучи, в закупках младенческого барахлишка и штудировании книг по воспитанию детей, и прошли семь с половиной месяцев. Они не были спокойными, потому что одна беременная женщина — это уже перебор, а три сразу… Кода-то Бьякуя читал, что в Генсее у некоторых знатных мужей бывало по несколько жен. Сейчас он искренне не понимал этих странных людей, добровольно подписавшихся на такое. Возможно, он считал бы себя очень несчастным молодым дайме еще долго, но Зимняя война совершенно неожиданным образом расставила все по своим местам.       Дело в том, что лейтенантов пятого, восьмого и десятого отрядов вполне благоразумно от военных действий отстранили. Где это видано, чтобы дамы на сносях катанами махались? Но если женщина чего-то хочет, лучше ей это дать, иначе она возьмет исполнение своего желания в свои же руки. А уж отказывать беременной женщине и вовсе гиблый номер. Но наивное командование этого не учло, и на сражение с Айзеном все три лейтенанта явились.       Увидев категорически беременную Рангику, Ичимару простонародно отвесил челюсть, распахнул свои синие глазищи — и уволок Мацумото от греха и Айзена подальше. Больше их никто не видел. Правда, потом выяснилось, что пока Гин глазел на свою Ран-тян, Айзен точно так же глазел на Хинамори. Пока бывшие капитаны предавались этому достойному занятию, двойной агент санбантай-тайчо умыкнул у подельника заветный камушек и был таков. Ошеломленный положением Момо, Айзен пропажи даже не заметил. Он непонятным образом приблизился к своей преданной фанатке, несильно потыкал ей в живот указательным пальцем и очень содержательно уточнил:       — А как так?       Момо кокетливо улыбнулась, закрасневшись, а в это время подкравшийся незаметно второй дивизион полным составом накинул на недоками ловчую сеть. Сраженный наповал мыслью, что у Хинамори мог появиться кто-то, кроме него самого, Айзен попался, как младенец, о чем ему с видимым торжеством и сообщил криво ухмыляющийся Хицугая. Взглядом капитана-предателя можно было прожигать дыры, но на ледяного тайчо это не действовало, а у будущей мамочки вдруг разнылась поясница и ей очень захотелось арбузов (это зимой-то!), так что им стало не до возмущения несостоявшегося короля.       Пока Кёраку сражался с импозантным Примера Эспада, а Укитаке пытался воспитывать задиристого подростка, Нанао устроилась в сторонке от них и просто наблюдала. Но каждый раз, когда арранкар начинал брать верх, она очень убедительно голосила, что воды отходят и пора все бросать и мчаться в больницу. В конце концов не выдержали все, включая всегда уравновешенного капитана тринадцатого отряда, Койота послали за скорой помощью, Лилинет выучила три матерных слова, а довольная лейтенант Исэ даже не стала ворчать, что мужики сообразили на троих с вернувшимся Старрком. Напротив, она заговорщицким шепотом делилась с юной соратницей арранкара, как именно можно влиять на доставшегося в старшие товарищи представителя противоположного пола.       Как именно Комамура и Хисаги нейтрализовали Тоусена, Бьякуя так и не узнал. С него вполне хватило той новости, что его девушки — его девушки! — полезли в самое пекло. О гневе капитана Кучики ни одна из них никогда никому не рассказывала, но с того дня в саду дайме таки вырыли бассейн, расставили шезлонги и соорудили бар. Безалкогольный, но все-таки…       А потом они родились…              Унохана помогла подобрать штат нянек без страха и упрека, прошедших курс молодого медика в четвертом отряде. Мацумото по достоинству оценила такую своевременную помощь: это давало ей возможность оставить деточку на внимательных и ответственных женщин, а самой мотаться в расположение шестого отряда, ставшего штрафбатом для разжалованного в рядовые Ичимару. Тот не смел упрекать Ран-тян в неверности, особенно после двух дней, когда ему пришлось присматривать за сыном ветреной фукутайчо.       Нанао тоже не имела ничего против профессионально подготовленных специалистов, но свое свободное время употребляла на занятия кидо и наведение порядка в родном отряде.       А Момо нашла для себя неожиданную отдушину. Она несколько раз в неделю спускалась на нижний уровень Улья и в подробностях рассказывала обожаемому тайчо о том, как растет и развивается ее ненаглядный малыш. Если бы Айзен мог, он попросил бы Совет 46-ти осудить его на казнь. Но он не мог — права голоса его лишили в самом прямом смысле этого слова. Он годами слушал плавную речь Хинамори и обливался слезами. А после того, как до предателя-неудачника дошло, что девушка ходит к нему не из большой и чистой любви, а потому, что ей нравится наблюдать за его муками, степень страданий возросла многократно. Наблюдавший за этими визитами Хицугая даже не пытался отговорить подругу — ее месть дезертиру и врагу была поистине изощренной. Хицугая одобрял.       Через много-много лет спокойной, благополучной, наполненной рутинными боями с холлоу и редкими семейными ссорами жизни в Сейретей проникли сведения о том, что после Зимней войны должна была состояться еще одна. Но квинси так и не пришли в Общество Душ. Их лидер, наблюдая за тем, как светлый князь Кучики пытается уследить разом за тремя шустрыми пацанятами, смеялся до икоты. Если бы он в это время не ел оливки, все бы для него обошлось, но он их ел. А потому подавился и помер. Готовящееся вторжение захлебнулось, не успев даже начаться.       А Бьякуя не поседел к моменту совершеннолетия наследников только потому, что Сенечка нашел способ выбираться в реальный мир и с удовольствием возился со своими отпрысками. Правда, когда однажды к дайме пришла Унохана и завела своим размеренным, спокойным, убийственно благожелательным голосом речь о сканограмме реацу и рецидиве, у князя задергалось веко. От его рёва «Сенбонзакура!!!» случился сердечный приступ у кухарки и покосилась одна из пагод. Сенечка в это время играл со своими сыновьями в прятки — они все прятались от господина Кучики в кроне самого густого дерева в старинном саду. Заслышав голос князя, Сенбонзакура прикрыл уши и посоветовал деткам сделать то же самое, потому как рано им еще знать некоторые слова. Детки переглянулись, внимательно посмотрели на папу, и самый младший спросил:       — Отоо-сама, а что такое «секс»?       Не ожидавший подвоха папа свалился с ветки, да так удачно, что прямо под ноги своему шинигами. Веселый у него был день, он потом еще долго не мог сидеть… А успокоившийся Бьякуя размышлял о том, что в ближайшие много-много лет о наследниках можно не беспокоиться. Это давало ему неограниченный простор действий и восхитительные перспективы пикантных походов в Генсей. В конце концов, чем он хуже Сенбонзакуры?..