Связанные жизнью

      Стать человеком…       Как убийца может стать человеком?       За окном падали крупные снежинки. В магазинах царила суета. В воздухе пахло мандаринами и хвоей. Везде раздавалась весёлая новогодняя музыка, то тут, то там играли известные мелодии, знакомые всем с детства. Каждую квартиру переполняла атмосфера волшебства и веры в чудо.       — Вера в чудо… — я неловко отодвинул штору и поглядел в окно.       Какая вера в чудо может быть у страйва, который появился на свет два с половиной года назад? Я всего лишь неосознанное желание, которое обрело плоть и разум. Всего лишь монстр, одержимый целью убивать, чтобы стать человеком. Я просто форма гнева одного мальчишки, которая обрела своё «я».       Тот мальчишка — инфект, заражённый. Он тот, чьи неосознанные желания могут становиться чудовищами, названными вонтами и страйвами. Он — мой брат, который принял меня таким, какой я есть. Он дал мне крышу над головой, рассказал о мире, в котором я живу, и подарил семью.       Его поступок совершенно отличался от обычного: страйвов и вонтов убивают. Потому что мы несём смерть. Мы изначально не должны существовать. Но Матвей разглядел во мне что-то особенное, как он говорит: «родное». Он привёл меня домой и умолял отца посмотреть на меня иначе. Я в тот момент ничего не понимал: человек защищает монстра и просит оставить как… питомца? Нет, как брата. Отец Матвея сначала опешил от напора сына, после рассмеялся. Оглядел меня с ног до головы и протянул руку: «Добро пожаловать домой, дружище. Как тебя зовут?»       Изначально меня немного сторонились. Но не успело пройти и полгода, как ко мне привыкли и полюбили, потому что убивал я исключительно незнакомых моей семье людей, чаще преступников. Я получил имя, тёплую кровать, уютную комнату, которую делил с братом, и жизнь. Чего ещё я мог желать? Только того, чтобы когда-нибудь по-настоящему назвать Матвея братом — стать человеком.       Но за это нужно было заплатить. Пятьсот душ — цена истинной плоти, крови и по-настоящему горящих глаз. Мне нужно было убить пятьсот человек. И не просто убить. Я — желание, обращённое на взаимодействие с человеком. И я должен исполнить это желание. Едва исполню — душа жертвы впитывается в меня, укрепляя тело и разум. У каждого вонта и страйва оно отличается.       Моя цель: сломать нос. И с каждым сломанным носом я всё больше походил на человека, всё сложнее становилось телепортироваться, и я всё сильнее поддавался эмоциям. С каждым десятком душ я всё больше понимал себя, у меня появлялись желания, цели, мировоззрение. С каждой смертью я понемногу становился личностью.       И после первых ста человек я сказал, что больше не хочу убивать. Я не стою этого. Пятьсот смертей для того, чтобы я, желание, стал человеком. Чтобы я наконец смог назвать Матвея братом, а отца — отцом, этому миру надо было заплатить слишком высокую цену. Я не хотел и дальше марать руки в крови.       Матвей и отец меня услышали. Пообещали отыскать другой способ, не через убийства. И поиски длились уже полтора года. Я пытался сам собрать информацию и ждал, изредка ломая носы моральных уродов в подворотнях. Никто не спешил. Неважно, сколько времени мы будем искать способ, но мы его найдём.       Вонт — это воплощение неосознанного желания инфекта, которое не имеет своего «я» и меньше всего похоже на создателя. Им движет одна единственная цель — убить. И после того, как вонт совершил первое убийство, он становится страйвом. Страйвов практически не отличить от человека, особенно тогда, когда ими было поглащено больше ста душ. До этого страйвы невероятно бледные, почти неживые. Только горящие глаза и худое тело. Все страйвы похожи на своих инфектов. Я же был до безумия похож на Матвея. Нас отличало немногое: цвет глаз, родинка на левой щеке Матвея и происхождение.       — Вера в чудо… — снова повторил я, вглядываясь в тёмное небо за стеклом.       Медленно опустил взгляд, переводя его на прохожих. Кто-то спешил, кто-то бегал по детской площадке, кто-то отчаянно пытался лепить снеговика, а кто-то рисовал ангелов. Я чуть улыбнулся. «Веры в чудо у меня нет, — подытожил я, грустно хмыкнув. — Какая может быть вера в чудо, если ты порождён из гнева? Да ещё и живёшь в России…»       Снова усмехнулся своим мыслям и упал на кровать, протягивая руку к смартфону. Происхождение страйва не мешало мне обладать соцсетями и средствами связи. Открыл «ВКонтакте» и принялся изучать ленту новостей.       Выскочил рекламный ролик. Случайное нажатие пальцем, и видео открылось на полный экран. Заплясали разноцветные буквы:

«Услышьте собственный зов приключений…» «Вместе с IKEA.»

      — Зов приключений, говорите? — я тихо посмеялся и выключил экран телефона. Поднял глаза на потолок. — Вот дали бы мне приключение, которое сделает меня человеком…       Дверь комнаты резко распахнулась. Не успел я поднять голову, как кто-то резким движением включил в комнате свет. Так как до этого я глядел в тёмное окно, а экран телефона был на минимальной яркости, я тут же недовольно зашипел:       — Больно же! — в долю секунды я вытянул из-под головы подушку и прижал к лицу.       — Вампирюга, — послышался голос Матвея над головой.       — Жестокое обращение с человекоподобными! — пробубнил мог голос из-под подушки.       — Собирайся, Илья! — моё нытьё перебил невероятно торжественный тон брата.       Я медленно убрал подушку с лица и встретился взглядом с тёмно-зелёной радужкой блестящих глаз. Моргнул. Снова. Давненько я не видел Матвея таким счастливым, в чём дело?       Шокировано сел, не отводя взгляда от русоволосого парня. Глаза загорелись любопытством.       — Куда? — спросил внезапно осипшим голосом.       — На зов приключений! — он хохотнул, сделав полшага назад и широко улыбнулся.       — Я немного не догоняю, Матвей… Ты… тоже видел рекламу Икеи?       — Нет! — Он жестом попросил меня встать. Я выпрямил колени. С негодованием посмотрел в безумно-радостные глаза брата и понемногу начал сходить с ума. Что случилось? — Ты. Станешь. Человеком.       Веки распахнулись, и отвисла челюсть. Через секунду губы расплылись в широкой улыбке, а брови недоверчиво сложились домиком.       — Быть не может, — произнёс, сглатывая нервный ком. Тело начинало дрожать. — Это шутка?       — Илья! — Матвей положил руки мне на плечи и легонько потряс. — Тебе не придётся никого убивать.       Сердце ухнуло в пятки и пропустило несколько ударов. Я забыл, как дышать. Я могу стать человеком? Никого не убивая? Это возможно!       — Как?.. — лишь выдавил я, судорожно выдыхая воздух из лёгких.       — Идём! — и Матвей направился к кухне.       В голове мешались мысли. Сердце стучало всё сильней. В животе странно, но приятно заныло. Руки и ноги дрожали так, что было тяжело идти. «Человеком, — гремели мысли в голове. — Я. Стану. Человеком. Не верю. Не может быть. Мечты не могут… сбываться так просто…»       Кухня встретила нас светом гирлянд и ароматом глинтвейна. Мужчина среднего роста с крепким телосложением и вытянутым лицом переливал горячий напиток в кружку. Его глаза горели странным огнём, а на лице сияла мягкая улыбка. Матвей приложил палец к губам, призывая меня молчать, отодвинул стул, усаживая меня напротив глинтвейна, а сам пристроился у окна. Отец добавил в напиток дольку лимона и с довольным лицом отошёл. Блеск в глазах поутих, мужчина посмотрел на меня.       — Ты готов? — спросил он.       — Знать бы к чему, — сердце продолжало отбивать безумный ритм, а колени дрожать. Предвкушение чего-то неизвестного отозвалось покручиванием в животе и тяжестью дыхания.       — К небольшому путешествию, — Матвей кивком указал на глинтвейн около меня. — Возьми в руки кружку и выпей, когда я подам тебе знак.       Отец тем временем сел напротив меня и положил ладони на стол с двух сторон от кружки, которую я взял в руки. Я немного наклонил нос вперёд и вдохнул пряный аромат. «Глинтвейн с… колой?» — мне показалось, что я уловил запах газированного напитка.       Мужчина зашептал что-то невнятной речью, его глаза снова загорелись странным блеском. По его ладоням вдруг стал распространяться белый узор, напоминающий иней. Я невзначай опустил взгляд на пальцы и чуть ли не вздрогнул: на мне проявлялись точно такие же завитки. Резко перевёл глаза на брата — он тоже покрывался рисунками.       Странное и неожиданное ощущение спокойствия заполнило моё тело, я глубоко и медленно вдохнул, пытаясь разобрать речь отца и снова различая аромат колы.       — Сейчас, — донёсся до ушей голос Матвея, я сделал первый глоток и залпом опустошил кружку. Пару секунд ничего не происходило. Я успел испугаться, что ничего не вышло. Затем перед глазами поплыло, зрение замигало, голова закружилась, затошнило, и я в считанные мгновения растворился в пространстве.       Узоры с рук отца и Матвея пропали, они переглянулись.       — И сколько теперь ждать? — обеспокоенно спросил Матвей.       — К Новому году должен вернуться… — Алексей Борисович с невозмутимым лицом поглядел на оставленную мной кружку.