Три тысячи световых лет

- Ты во что-нибудь веришь? Она заглядывает в глаза недоверчиво, словно боясь задеть что-то ценное. Ниган весело улыбается в ответ и, закинув руки за голову, рассматривает местами потрескавшийся потолок их спальни. После хорошего секса с ним еще ни одну женщину не тянуло на философские разговоры. А именно такие он, как раз, сильно не любил. - В то, что когда-нибудь литры кофе доведут тебя до инфаркта. Люсиль обиженно сопит и, полностью накрывшись одеялом, что-то невнятно бормочет. Определенно, с недовольством в его сторону. Темная кудрявая прядь выбилась из одеяльного хаоса, и Ниган начал накручивать ее на палец, заставляя забурчать еще недовольнее. - Что ты там бормочешь? Люсиль выбирается наружу и Ниган смотрит в необычно нахмуренное лицо, не понимая, почему за столько лет так и не смог его запомнить. - Я серьезно. Ты веришь, что после смерти что-то есть? У нее узкие губы и темные глаза, в которых сложно рассмотреть границы зрачков. Непослушные мелкие кудри лежат на плечах каскадом. Исхудавших и острых. В последнее время она часто болела. - А ты сама? Ниган не переносит философские разговоры и подобную жизненную дребедень. А с ней говорить о таких вещах особенно противоестественно и отвратительно. - Наверное, есть. Но точно далеко и не здесь. Может, за три тысячи световых лет. Приступ смеха раздавливает легкие, и она непонимающе и смущенно заглядывает в его глаза, приподнимаясь на локте: - Ну, что ты смеешься? - Почему три тысячи? Одеяло соскальзывает с узкого плеча, и Ниган тянет руку, пытаясь ему помочь. Но Люсиль ощутимым шлепком отправляет надежды на прекращения этого разговора в долгий ящик, плотнее кутаясь в светлую ткань. - Не знаю. Когда-то прочитала в одной книге. - Понятно. - А ты? Ни во что? Ниган улыбается: - Ни во что. Я так и останусь здесь, а ты со своими Микеланджело и кофеваркой определенно улетишь за три тысячи световых лет. Каждый возвращается на свое место, а ты точно оттуда. Она молчит, не отрывая глаз от его лица. А затем поднимается с постели и, отвернувшись к окну, нарочито буднично бросает дежурную фразу: - Да ну тебя. Я же серьезно говорю. Нигану кажется, что она хотела сказать совсем не это. Но только он не переносит философские разговоры и подобную жизненную дребедень. Ниган возвращает ее в постель, желая как можно скорее забыть нарочито будничный тон. Люсиль смеется, старательно отводя глаза, и отталкивает требовательные руки. И он забывает, что она хотела сказать совсем не это. - Ты во что-нибудь веришь, Ниган? Шерри касается плеча кончиками холодных пальцев, разрезая душное пространство его комнаты нелепым вопросом и горделивым бесстрашием коснуться чего-то ценного. Нигана едва не передергивает. Ходячий в вольере за окном завыл особенно раздражающе. - В то, что твоя задница - одно из лучших творений Господа. Довольный шлепок и игривый визг отупляют острые края вопроса, размывая ее необходимость в ответе. Шерри улыбается и тянет руки, прося его делом подтвердить правдивость своих слов. Ее лицо узкое и холеное, с огромными блестящими глазами и острыми, как ножи, скулами. Он вспоминает его, когда заглядывает в изнеможденные лица рабочих. Ниган вжимает тело главной жены в свежую простыню, зная, что больше этот вопрос она никогда не задаст. Не она, кто-то другой. Чье лицо за столько лет так и не смогло запомниться. Когда-нибудь. Возможно. Если ему повезет оказаться за три тысячи световых лет.