Дождаться весны

Осень в том году выдалась, на удивление, крайне холодной. Уже к концу сентября почти все жёлтые листья разлагались на асфальте, покрытые слоем воды и грязи. В первый числах октября температура оказалась близка к отрицательной. На деревьях и асфальте возник первый иней. Люди достали тёплые вещи, запрятав до нескорой весны майки и лёгкие куртки, попрощавшись с тёплым солнцем по крайней мере до апреля. Наступало тяжёлое, холодное время. Слишком рано и неожиданно зима коснулась человеческого мира. Прогнозы синоптиков не баловали жителей радостью, бабье лето в тот год отказалось наступать от слова «вообще». В начале ноября снег засыпал город, доставая его обитателям по щиколотку и выше. — Абсолютно мразотная погода, — прокряхтела девушка с короткими волосами цвета вороньего крыла и глазами под стать болоту. — Напомни, зачем мы выбрались сюда вместо того, чтобы сидеть в тёплом доме с чаем у камина? — Я вышла покурить, — тихо отозвалась рыжая, глаза её напоминали пепел, оставшийся после огромного костра. — И, заметь, я не звала тебя с собой. Ты вполне могла остаться. — Угу, вышла покурить и за те полчаса, что мы здесь промерзаем даже не притронулась к пачке, — проигнорировав замечание продолжала одна из девушек, — кажется, я видела пачку на комоде в твоей спальне. И ты не забирала её оттуда. — Ещё одна лежала у меня в сумке, — вторая указала на висящий на покрытых снегом перилах рюкзак в виде злобного филина и пожала плечами. — И все зажигалки, что не гаснут на ветру, тоже остались там… — продолжала стоять на своём подруга. — Ты считала, сколько у меня их? — рыжая заметно напряглась, покрываясь «шипами». — Нет, — теперь вторая пожала плечами, — просто интересно, если ты вышла травить себя никотином, у тебя есть всё для этого необходимое, так почему же ты уже полчаса не можешь выкурить одну несчастную сигарету? Ответа не последовало. Рыжая просто уткнулась взглядом в одну точку, облокотившись на заснеженные перила, через мгновение замерзшая вода оказалась в рукавах, обжигая холодом. Она поморщилась, но продолжала стоять всё также, глубоко погружённая в свои тяжёлые мысли. Начало ноября напоминало февраль, когда до весны осталось прожить совсем недолго и всё изменится: природа возродится, а вместе с ней, казалось, воскреснет и что-то в душе. Что-то утраченное в период долгой и тяжёлой зимы. Но на дворе стоял лишь ноябрь, до календарной весны оставалось ещё четыре месяца. Тёмных, покрытых тонкой и толстой наледью, холодным снегом и отдающих одиночеством. Брюнетка положила на не покрытый белым слоем подоконник пачку толстых и крепких сигарет. — Если вдруг вышла реально покурить, а я лично замерзла, — и вошла в дом, хлопнув дверью. Несколько секунд или даже минут стояла тишина, лишь редкий скрип снега нарушал её, но едва ли. После щелкнула зажигалка, пламя её изрядно отдавало синим, что, впрочем, крайне обыденно для негаснущих на ветру. Пачка сигарет всё также лежала на подоконнике, словно сливаясь с ним. Выдавали лишь красные полосы. До них дело дошло бы позже, а, может, и нет. Из чёрной сумки рыжая достала несколько блокнотов и обычных листков бумаги, покрытых и исчерканных разным почерком. — Рукописи не горят, — ухмыльнулась она, поднося к ним пламя зажигалки, — ну что ж… посмотрим. Пламя бережно приняло своеобразный дар, пожирая и сохраняя в тайне слова «люблю», «вернись» и горькие ответы «ты не нужна мне», «начни новую жизнь». Пламя бережно приняло своеобразный дар, слегка обжигая руки, оставляя в награду неприятный запах горелой бумаги, немного пепла и тягостный осадок на душе. Сколько времени прошло после их последней встречи? Кажется, это случилось ещё в жарком июне, когда им обоим минуло двадцать два. Тело помнило прикосновения тёплых волн к ногам и игру ветра в длинных пламенно-рыжих волосах. Душа же хранила в себе воспоминания о последнем весьма неприятном и болезненном разговоре. — Мы собирались осенью уезжать, — аккуратно напомнила рыжая мрачному юноше, облачённому полностью в чёрное, даже в такую жару. Они интересно контрастировали. Она в белом платье и с ворохом амулетов на шее. И он в тёмной рубашке и брюках, шляпе частично скрывавшей лицо и лишь одним кулоном поверх облачения. — Помню. Но ты поедешь сама. — Почему? — голос её на мгновение дрогнул, а в глазах мелькнул страх. Он молчал. Долго. — Я не люблю тебя, — спустя какое-то время всё же произнёс он. — Понял это не так давно. Думал, пытался осознать свои чувства полностью. Теперь говорю. Он был абсолютно равнодушен и холоден, казалось, что ему в действительности абсолютно всё равно. — Прощай… — он обнял девушку на прощание и ушёл, не сказав и не объяснив более ничего. С тех пор прошло не так много, лето сменилось удивительно холодной осенью, а после зима задышала своей неизвестностью в спину. Многие знали о произошедшем, пытались поддержать и заставить её отвлечься. Но без успеха. Следом пламя бережно обняло несколько десятков фотографий. Контраст белого и чёрного, невинности и порока. По бледным щекам скатилось несколько слезинок. Несколько из тысячи, что пролились за полгода. На нижней губе, в очередной раз прокушенной, остались красные капельки. Руки сжались, оставляя следы от ногтей на тонкой коже. Не догоревшее и не сожженное полетело на белый снег. Сигарета оказалась зажатой между губ словно самостоятельно. Девушка вздохнула, вдыхая дым как можно глубже. Оставалось надеяться, что три месяца пролетят быстро, придёт тёплая весна, изменив жизнь к лучшему. Оставалось лишь дождаться весны и верить, что хоть она сможет что-то изменить. Зима пройдёт и вместе с её уходом слова «я люблю тебя» перестанут ассоциироваться с человеком, полностью облачённым в чёрное.