Пролог
30 марта 2018 г. в 19:00
Все началось в сентябре 1961 года, именно тогда я впервые осознала себя в этом мире.
Прошлую жизнь в начале я помнила неплохо, но с годами она становилась все более и более размытой, словно старый фильм, который постепенно забывается. Ты помнишь лица актёров, не забылись даже общие черты сюжета, а воспоминания о его просмотре вызывают лёгкую ностальгию, но не более. Точно так же из моей памяти постепенно стирались месяцы и годы пребывания в своём родном теле и понятном для меня ранее мире. Не скажу, что мне особенно пригодились навыки из прошлой жизни — тут компьютеры ещё не используются массово, да и не скоро будут — но там меня научили главному — думать и анализировать, не доверять окружающим, а оптимизировать свои собственные поступки без оглядки на мнение остальных.
Свою смерть я не помню, только жизнь в России XXI века, в которой была студенткой, обучающейся и работающей в области IT. Но теперь моё прошлое — пусть и чуть более странное, чем у моих новых знакомых — не имело большого значения. Ведь впереди новая жизнь, которую непонятно почему досталось прожить именно мне.
Не знаю, как так получилось, какие тонкие материи мироздания я затронула, чья это была воля — или лишь глупая, ничем не стимулированная шутка — но я оказалась в теле ребёнка, маленькой шестилетней девочки. Её звали Ирэн Гаст. Впервые смотря на себя в зеркало, я отчего-то вспоминала фарфоровых кукол, которых иногда видела в витринах детских магазинов или на полках в комнате подруги. Тонкие, аристократичные черты лица, светлые длинные волосы, широко распахнутые голубые глаза в обрамлении тёмных ресниц — кажется, именно эта внешность обычно называется породистой. Стоило признать, что внешний облик девочки поражал. Пусть она — то есть уже я — была пока что ребёнком, но можно было уже с точностью сказать: эта самая внешность будет притягивать взгляд ещё лет тридцать-сорок, не меньше. Меня это поразило из-за контраста с моей прошлой внешностью.
Но больше меня занимало другое. Девочка, как оказалось, была рождена отнюдь не в простой семье. Богатые родители с хорошим — или, как когда-то говорили “чистокровным” — происхождением могли открыть мне двери в совершенно другой, неведомый до этого времени мир.
Отец мой, Томас Уильям Гаст, граф Лестер, был довольно занимательной личностью. Семьянин из него, к слову, вышел совершенно ужасный. Мужчина практически не участвовал в жизни своей небольшой семьи, предпочитая проводить время за картами с друзьями или на скачках, планомерно спуская нажитое. И, хотя Гасты были богаты, мужчина вполне себе успешно прожигал семейное состояние. Деньги, земли, прибыльные акции, не было ничего ценного, что могло укрыться от глаза заядлого игрока в покер и вист, погубленного гордыней и азартом. Человеком он был крайне неприятным, от которого многих уважаемых граждан несколько воротило, но мне его было даже жаль. Бесхребетный, сумасбродный, зазнавшийся богач, уважающий лишь самого себя и свои прихоти, душевно он был беден. Он не знал, кто такой Ван Гог, хоть и получил приличное образование, но зато прекрасно мог подсказать вам, где можно хорошенько развлечься в кругу таких же прозябающих высокородных личностей, как и он. Признаюсь, сначала мне было глубоко плевать на то, в кого превращался мой “отец”. Деньги казались чем-то бесконечным и маловажным, а все мои мысли, сдобренные детской восторженностью, которая досталась от тела, были забиты такими глупостями, как фасоны платьев и новые игрушки.
Кукольная внешность, родовитость родителей да и сам факт перерождения наводили меня, в прошлой жизни ярую любительницу корейского творчества, на мысли о попадании в какую-нибудь романтическую новеллу об аристократах. Но лишь поначалу, пока у меня находилось время на пустые мечты и размышления о несбыточном, а подтверждения всё не было, и воспоминания о прошлой жизни стремительно выцветали и отодвигались всё дальше и дальше повседневными заботами.
Не забывала я про то, что родители могли распахнуть мне двери в новую жизнь, где мне уже не нужно будет напрягаться, получая образование, слушать скучные лекции, с трудом наскребать на еду и оплату жилья и терпеть прочие “прелести” жизни. И я была счастлива от осознания подобных перспектив. Бедность казалась теперь чем-то далёким, неведомым и старательно позабытым. Мне казалось, что так будет всегда. И красивый дом, находящийся прямо в центре Лондона, в самом Мэрилебоне, и красивые платья, и слуги, и вся эта кутерьма, и игра в аристократку. Хах, как же я ошибалась...
Ситуация в корне изменилась за каких-то пять лет. Из богатой аристократической семьи мы превратились в практически нищих, все усилия которых уходят лишь на то, чтобы “держать лицо” и кое-как сводить концы с концами. Ещё недавно мы жили в большом и светлом доме, были окружены прислугой и ни в чём не знали нужды. А теперь мне предлагалось забыть и это. Никогда не думала, что судьба решит испытывать меня и дальше. Почему-то происходящее воспринималось мной как награда за какие-то заслуги в прошлой жизни. Так почему же теперь эта жизнь столь жестока?
Пожалуй, стоит сказать, что в сохранении достойного фасада значительную роль сыграла моя матушка, Ализ Гаст, в девичестве Сеймур, маркиза Хартфорд. Эта ширма, за которой она успешно скрывала наше положение, была нужна в первую очередь ей самой, чтобы избежать сплетен, на которые были горазды королевские придворные и слуги.
Почему её это волновало? Потому что моя мать гордо состоит на должности хранительницы гардероба королевы. В её подчинении находится команда из трёх человек, которые занимаются мелкой работой по поддержанию и обновлению гардероба. Сама же она составляет расписание, в какой одежде на каком мероприятии появится королева Елизавета II, какие украшения будут на ней на очередном официальном приёме, какие платья следует заказать у кутюрье.
Эта суровая, но вместе с тем не лишённая теплоты женщина одарила нас с младшим братом, Рэйнардом, заботой. Мы не чувствовали недостатка внимания, хоть отец с нами вообще не занимался, целыми днями и вечерами пропадая со своими друзьями, развлекаясь и проматывая остатки состояния. Особенно это стало заметно, когда распустили слуг, и мы были предоставлены сами себе.
Удачно сложилось то, что брат к этому времени уже пошёл в школу. Ведь если я, взрослая девушка в теле этого хрупкого ребёнка, могла приспособиться к новой жизни и адаптироваться к только появившимся в этой семье правилам с лёгкостью и совершенно безболезненно, то для брата подобное стало бы настоящим ударом. Так что я была даже рада, когда дорогой братец, которого я старалась искренне полюбить вот уже почти пять лет — что проходило не безуспешно, — стал покидать родительский дом хоть на несколько часов в день.
На самом деле, для меня давно было заготовлено место в частной школе, которую я успешно посещала вот уже несколько лет. Но пришёл момент, когда за образование стало платить нечем, а мать не нашла способа достать эти средства, так нужные мне и одновременно бесполезные для отца. Несмотря на сначала уговоры, а потом крики и ругань матери, отец был непреклонен: я перешла в обычную школу, в которую ранее был определён мой брат.
Оглядываясь назад, я невольно ужасалась. Мне ведь было всего девять лет, когда деньги начали заканчиваться, совсем ещё малышка. Наверное, если бы этого “попадания” бы не произошло, маленькая Ирэн могла сломаться, закрыться от всего мира и ужесточиться в своём горе. Дети всегда были довольно жестокими существами, так что, если бы не моя стойкость и умение немного манипулировать сверстниками, то ребёнку пришлось бы несладко. Я не стала изгоем в школе, завела подруг и училась чуть выше среднего, чтобы не выделяться. Ну, хоть чем-то я могла гордится.
Именно так, переживая множество изменений и потрясений, которые довольно неоднозначно сказались на мне, я провела первые пять лет моей новой жизни.