За минуту до игры в кости

Волшебному Кобзарю не нужен слух, чтобы услышать призыв своей госпожи – он всегда невероятным образом знал, что нужен ей. Наверное, люди назвали бы это телепатией, или связью хозяина и подчинённого, или связью создателя игры и её распорядителя... Впрочем, какая разница? Кобзарь знал, что нужен Безликой, и потому спешил на зов. Он шагнул сквозь пространство и время и оказался перед ней. Острые когти скал прорастали слева и справа. Внизу расстилался лес, ветер гулко метался среди сосен, принося с собой острый аромат хвои и травы после дождя. Волшебный Кобзарь отмечал всё это как данность, как что-то несущественное. Перед ним, раскинув руки, стояла и смотрела вниз та, что поглощала всё внимание. Чуть ниже ростом, чем сам Кобзарь. Тонкая фигурка, будто молодое деревце; казалось странным, что ветер только треплет чёрные кудри до пояса и кружева белого платья, но не может сдуть девушку с уступа. Кобзарь никогда не видел Смерть настоящей, но догадывался, что она неспроста зовётся Безликой. – Чьей облик ты приняла на этот раз? – громко спросил Кобзарь, стараясь перекричать гул ветра. Девушка опустила руки и обернулась. Она была молодой и красивой – бледная кожа, какую называют аристократической, тонкие губы, пушистые чёрные ресницы. И глаза – огромные, всегда удивлённые, как у ребёнка, впервые смотрящего на мир вокруг. Но ощущение было обманчивым – бесстрастность Смерти проглядывала из-под маски красавицы, и ничто не могло её скрыть. – Её звали Кристина, – еле слышно ответила Безликая, и Кобзарю пришлось подойти поближе, чтобы не упустить ни слова. – Она утопилась, потому что её родные не принимали её желания уехать в другой город и стать актрисой. Ранимая девочка. Слишком ранимая. Кобзарь прищурился. Смерть говорила бесстрастно, но он чувствовал отголоски недовольства в её голосе. Безликая по-особенному относилась к самоубийцам, на мгновение превосходящим её в праве решать, кому умереть. – Почему именно она? – спросил Кобзарь. Смерть обняла себя за плечи. Чёрные локоны развевались за её спиной, будто шёлковый плащ. – Я хотела понять, – еле слышно ответила Смерть, и Кобзарю пришлось подойти совсем близко. Настолько, как обычно друг к другу приближаются влюблённые. – Я хотела понять, почему она это сделала? Почему они вообще это делают? Что они чувствуют в этот момент, о чём думают... Каково это – превзойти меня. Безликая опустила взгляд. Казалось, она разглядывает пуговицы, усеявшие голубую куртку Кобзаря. – Но я ничего не поняла, – прошептала она. Тому, у кого нет сердца, и не понять этого, хотел возразить Кобзарь, но вовремя передумал. Вместо этого он опустился перед ней на колени и взял за руки. Время на миг замерло, и только гул ветра пел о том, что жизнь продолжается. Смерть смотрела на своего распорядителя, и в её взгляде читалось изумление – живое, настоящее, неподдельное. Какого он ни разу не видел, потому что никогда не позволял себе касаться её. – Ты ещё поймёшь, – пообещал Кобзарь. – Тебе достаточно пожелать этого. – Потому что желания исполняются в Макабре, – бесстрастно закончила его мысль Безликая. Кобзарь кивнул. Безликая высвободила руки, отстранилась. Накрыла ладонью лицо, медленно опустила вниз. Миг – и место девушки в белом платье занял парень с длинным чёрными волосами и шрамом в виде креста на щеке. Он выглядел нескладным в плаще и сапогах, сильно старомодным, и Кобзарь понял, что это не тот облик, в котором Безликая выйдет к своему игроку. – Да начнётся Макабр, – бесстрастно сказала Смерть голосом Теодора. Кобзарь вновь кивнул, понимая, что сейчас отправится за игроками, чтобы начать первое состязание. Безликая обернулась к обрыву и посмотрела на старый домик вдалеке, стоявший неподалёку от курганов. Невыносимо одинокая, в облике такого же невыносимо одинокого мальчишки, она казалась последней выжившей в огромном, холодном мире. А ведь ей достаточно протянуть руку и попросить, чтобы это одиночество кончилось... Жаль, что Смерти нужен Макабр, чтобы попытаться понять людей. И что она не помнит главное – сердце, позволяющее чувствовать, позволяющее любить, у неё уже есть. Она забрала его у Волшебного Кобзаря – верней, он сам его отдал – много-много лет назад, и только теперь он понял истинную суть этого, какую не понять Смерти. Насколько его сердце принадлежит ей.