Апокалипсис добром

      Не могу сказать, когда и где всё началось. Возможно, до моего рождения. А может и позже. Но заметил я это только в студенческую пору. Спустя сорок пять лет я пишу эти строки на обрывках старой бумаги при слабом свете свечи. Последние три года я провёл здесь — в моём доме, удобно угнездившемся на горном склоне. Мне осталось совсем недолго — я знаю. Несколько часов. Если повезёт. Они придут за мной, ведь я последний. Я хотя бы попытаюсь оставить после себя наследие — свою историю и историю о гибели мира.       Мне было двадцать — тот замечательный возраст, когда ты многое можешь и ещё больше хочешь. Я учился в хорошем месте, у меня было много друзей, и казалось, что всё хорошо. Но в один из дней нам надо было перенести несколько занятий, для чего пришлось выбирать новую дату. Тогда я всё и понял.       Мы спорили три дня, хоть мне и не было понятно, о чём именно. У нас было лишь два варианта — удобный и неудобный. Прошло больше сорока лет, а я до сих пор помню те разговоры, словно все это было вчера.       — Мы выберем неудобный вариант, — говорили они.       — Почему? — не понимал я, — ведь есть удобный, давайте остановимся на нём.       — Мы не можем.       — Почему?       — Если мы выберем удобный для себя, то остальным останется только неудобный, — отвечали они так, будто это хоть что-то объясняло.       — И что? Какое мне дело до остальных? Этот вариант нам удобен, мы можем его выбрать, так в чём проблема?       Знаете, на меня тогда так посмотрели… Окинули жалостливым взглядом, тяжело вздохнули и сокрушённо покачали головой, как бы говоря: «Несчастный, ты не осознаёшь, что говоришь. Не понимаешь нас!» Самое смешное то, что я вправду не понимал.       — Так нельзя, — наконец сказали они мне, — ты хочешь сделать так, как удобно тебе.       Им казалось, что это упрёк. Что это плохо. Что мне должно быть за это стыдно.       — Конечно, — согласился я, — а как иначе? Естественно, мне хочется сделать себе удобно.       — А о других ты подумал? — не унимались они.       — А почему я должен о них думать? Почему я должен делать так, как удобно другим?       Снова я испытал на себе взгляды и вздохи. Ответа так и не получил. Наш спор, конечно, ни к чему не привёл — был выбран неудобный вариант. Зато ко мне прилип ярлык: «Он думает о себе». Хотя мне так и не объяснили, что в этом плохого. Но против этого я ничего не имел, ведь это правда.       Не буду рассказывать обо всех подобных ситуациях, что я стал замечать и в какие стал попадать лично. Но замечу, что таких было много. И с каждым годом становилось всё больше и больше. Я выпустился, нашёл работу, съехал от родителей. В общем, стал самостоятельным молодым человеком. Правда, одиноким. Многих моих друзей это не устраивало, и они отчаянно помогали мне найти пару. Этот случай произошёл спустя пять лет после того спора.       — Ты должен познакомиться с Марией, — говорили мне, — она добрая, заботливая, хорошо готовит. И у неё сейчас как раз тяжёлый период в жизни: родители погибли, а муж ушёл, оставив её одну с двумя детьми.       Я тогда не понял, к чему было это «как раз», но согласился и познакомился с ней. Спустя час после начала встречи я ушёл. Друзьям сообщил, что этот вариант мне не подходит.       — Почему? — спросили они.       — Всё просто: она некрасива, не очень умна — если выражаться крайне тактично, и с совсем иными взглядами на мир. В общем, мне она просто не интересна.       — А о ней ты подумал? Каково ей одной? Мало того, что у неё горе, так ей ещё надо содержать и себя, и детей, а она не работает! А ты работаешь и хорошо зарабатываешь!       — Пусть выйдет на работу.       — Она не закончила ВУЗ, на хорошую должность её не возьмут.       Я лишь развёл руками.       — Жаль, конечно, — соврал я, — но она сама виновата.       — Как ты можешь такое говорить?! Ты должен ей помочь!       — Почему? — не понимал я.       — Потому что ты можешь! — не унимались они.       — Но я не хочу. И не понимаю, почему должен. У нас одинаковые возможности — две руки, глаза, пальцы. Что ей мешало выучиться, найти хорошую работу и не спать с первым встречным?       И снова я ощутил на себе те взгляды и услышал вздохи.       — Ты ужасный эгоист, — вновь вынесли мне вердикт.       — Нет, я рациональный эгоист.       — Какая разница?       — Посмотри в Википедии.       В тот день у меня стало на несколько друзей меньше. С Марией я больше не встречался и жизнью её никогда не интересовался. Но зато через год я познакомился с Еленой. Через полтора мы обручились. Когда мне было двадцать семь, у нас родился первый ребёнок — Влад. А спустя ещё пять лет — Катерина. Наши с женой взгляды на мир тоже не совпадали, но она не осуждала мои и не пыталась навязать свои. Уже этим она была лучше всех остальных. Я никогда не любил её, но рядом с ней мне ещё очень долго было хорошо.       Следующая история, о которой, как мне кажется, я должен рассказать, произошла через десять лет — мне только исполнилось тридцать семь. Я работал начальником отдела столичного филиала одной крупной иностранной компании. Наш директор, которого я до сих пор безмерно уважаю, ушёл на пенсию. Появилась вакансия.       Превосходное образование, пятнадцатилетний стаж работы в этой конторе, куча благодарностей, отсутствие взысканий и отличные показатели моего отдела давали мне полное право рассчитывать на это место. Среди коллег, конечно, тоже были желающие, но они понимали, что шансов у них нет.       Поэтому, когда через неделю меня пригласили в кабинет начальства, я нисколько не удивился. Конечно, я немного волновался, но в итогах этого визита не сомневался.       Вопросы, которые они начали задавать мне с самого начала показались странными, но особенного значения этому я не придал. Они сидели, улыбались и дружеским тоном спрашивали:       — У вас есть жена?       — Да.       — А дети?       — Да, двое.       — Сколько Вы зарабатываете?       — Семь тысяч в месяц.       — А ваша жена работает?       — Да.       — Можете сказать, сколько получает она?       — Две тысячи двести.       — Вам этого хватает?       Этот вопрос мне особенно не понравился, но врать было бы глупо.       — Да, конечно. В разумных пределах мы можем себя ничем не ограничивать.       — Вы смотрели вчера вечером новости?       — Нет.       — В пригороде нашли чернокожего гомосексуалиста, который в одиночку растит девятерых детей, взятых им из детского дома. Они живут в ужасной нищете. Мы были обязаны ему помочь и предложили занять место директора. Он любезно согласился. Но у него много детей, поэтому мы решили, что он должен получать не десять тысяч, а двенадцать. Поэтому Ваш оклад нам придётся сократить до пяти тысяч, ведь Вам и так хватает. Правда, у него нет образования и опыта работы, но мы ознакомились с вашим резюме и оказались впечатлены. Так что Вы будете помогать ему с его обязанностями. А как только все узнают о том, что мы совершили такой добрый и правильный поступок, наши акции взлетят до небес! Вы должны быть рады, что вам выпала честь совершить такой акт доброй воли.       Но я не был рад и на следующий день уволился. Собрал все накопления, открыл свой бизнес. Он постепенно рос, развивался и расширялся. Конечно, было много сопутствующих проблем. Частенько дело доходило до суда. Меня называли сексистом, когда я отказался взять беременную девушку на работу, объясняя это тем, что через месяц она уйдёт в декрет и мне с какой-то стати придётся несколько лет платить ей просто так. Расистом, когда вместо азиата я взял более квалифицированного сородича. Жидом, когда не поднял зарплату грузчику, у которого тяжело заболела жена, …       Когда Владу исполнилось одиннадцать, размеренная семейная жизнь дала сбой. За годы совместной жизни Елена так и не переняла мои взгляды на жизнь, из-за чего мы в итоге и поссорились.       По вечерам я обычно задерживался на работе допоздна, поэтому, когда я заканчивал, офис уже давно был пуст. Но в тот вечер, когда я уже собирался уходить, в дверь неожиданно постучали. Она тут же распахнулась, и Елена вошла внутрь. Это был первый и последний раз, когда она пришла ко мне на работу.       Окинув взглядом кабинет, она подошла к столу, поправила волосы и села.       — Привет. Что-то случилось? — уточнил я, сбитый с толку происходящим.       — Нет, всё хорошо. Привет. Просто мне надо с тобой серьёзно поговорить, а дома мы договорились работу не обсуждать. Вот я и решила зайти… Ты же помнишь Мишу?       Миша был её братом, который женился на иностранке и последние пятнадцать лет жил за границей. Вживую мы с ним пересекались лишь единожды около десяти лет назад.       — Да, конечно. С ним всё в порядке? — спросил я.       — Почти. Он развёлся и решил вернуться сюда. Но эта стерва-жена оставила его без гроша в кармане. Вот я и подумала, может, ты сможешь взять его на работу с хорошим окладом?       Я опешил и уставился на неё так, что ей пришлось отвести взгляд в сторону.       — Он же писатель, разве нет?       — Да, — подтвердила она.       — А я занимаюсь производством и продажей промышленного горнодобывающего оборудования.       — Я знаю. Но он же сможет справиться с какой-то несложной работой, где не требуются знания, навыки и опыт.       — Ну, он может устроиться водителем фур. У него есть права?       — Фур?! Дорогой, он же писатель! У него нежная натура и чувствительная, ранимая душа. Ему нужна не пыльная руководящая должность.       — Нет.       На меня уставилась пара удивлённых глаз.       — Что?       — Я не могу предложить ему такого места, у меня полный штат хороших сотрудников. Мне не нужны новые люди, вакансий нет.       — Но ты же можешь ввести новую должность. Пусть сидит, бумажки перекладывает.       — Зачем это? Пусть приезжает, месяц-другой он может пожить у нас в гостевой спальне. Он же не чужой человек. Денег на жизнь я ему буду давать, пока он не устроиться где-нибудь.       — Мы не можем так сделать. Подумай о нём, ведь так ему будет некомфортно, и он будет считать, что он твой должник.       — Да, потому что так оно и будет.       — Поэтому ты и должен дать ему место, чтобы он думал, будто зарабатывает эти деньги.       Я не верил своим ушам.       — Но он не сможет их заработать. Чтобы получать зарплату, надо приносить фирме прибыль. А он не будет её приносить. И выйдёт так, что мне и другим хорошим сотрудникам придётся работать больше и получать за это меньше, чтобы обеспечивать его оклад. Я готов принять его дома и платить за его жизнь. Но работу ему я не дам.       — Ты жестокий эгоист, — наконец подвела итог она, — тебе плевать на других. Я надеялась, что тебя можно исправить. Зря.       Когда тем вечером я вернулся домой, там не было ни Елены, ни детей. Через месяц мы развелись. К Владу и Катерине я часто заезжал после работы, забирал их на выходные, а в отпуск мы обязательно куда-то летали. С Еленой мы почти не общались. Им я отдал всё, себе оставил лишь небольшую квартиру да машину.       Бизнес рос, на доходы становилось смотреть всё приятнее. Купил несколько домов в разных частях света, чтобы ездить отдыхать не в отели, а к себе домой. Конечно, из-за этого снова ощутил на себе косые взгляды, ведь «некоторым есть нечего, а он дома покупает. Лучше бы отдал тем, кому нужнее». Но в целом, я был доволен в ту пору. Разве что хороших сотрудников искать становилось всё труднее. Так прошло три года. Мне уже было больше сорока.       Однажды рано утром меня разбудил телефонный звонок. Это была Елена. Сквозь вскрики и слёзы я понял только то, что с Владом какие-то проблемы. Через час я уже был у палаты реанимации, в которой он лежал. Когда вышел врач, я с ним поговорил. Не помню, что и как он говорил, не помню сложного названия диагноза, что он назвал. Понял только то, что у сына какие-то серьёзные проблемы с сердцем. Но точно я запомнил лишь две фразы: отпущенный ему срок и стоимость лечения. Полмесяца и более двух миллионов. У меня на счету не было и ста тысяч.       За неделю я продал все дома и квартиры, сильно уступая в цене ради срочности. Собралась разве что четверть суммы. Впервые мне захотелось оказаться неправым. Впервые я пожалел о том, как жил. Я думал, стоит ли попросить людей о помощи? Очень хотелось, но я не мог. Я не мог требовать, чтобы другие люди работали ради меня, а не самих себя. Понимал, что это мои проблемы и что мне предстоит их решать. Я продал завод, акции, машины. Из имущества у меня осталась лишь маленькая квартирка за городом, да гардероб с одеждой. А собрать осталось почти семьсот тысяч меньше чем за неделю.       Если врать, чтобы это звучало красиво, то я взял кредит на тяжёлых условиях. Если смотреть правде в глаза, то я всё равно, что продал себя в рабство. Но это не имело никакого значения. Я не жалел об этом ни тогда, ни сейчас, ведь операция прошла успешно, и Влад поправился. Но та пора стоила мне ещё одного разговора с бывшей женой.       — Я могла бы помочь деньгами, но не выйдет. И не смей осуждать меня, в этом только твоя вина.       — В чём же? — не понял я.       — Своих средств у меня нет, я всё раздала нуждающимся. А когда я бросила клич о помощи, мне все отказали. Знаешь почему?       Мне было всё равно, но я не хотел её обидеть.       — Нет.       — Они сказали: «Зачем им помогать, у них отец много зарабатывает, и живут они хорошо». Понимаешь? Если бы ты меньше работал, нам бы помогли!       Я ей не ответил. Тогда я уже понял, что в этом нет никакого смысла, да и мысли мои были заняты здоровьем сына.       Мне оставили должность управляющего на предприятии, которое я продал. Оклад, хоть и был очень высок, всё равно не мог перекрыть растущий по процентам долг перед банком. Поэтому я устроился на ночную работу. Как оказалось, управлять клубом ничуть не сложнее, чем заводом.       Следующие десять лет я так и жил: просыпался в крохотной квартирке, быстро завтракал, спешил на завод, там задерживался допоздна, решая ворох проблем, немного спал на диване в кабинете, а потом ехал в клуб.       За несколько лет в обеденные перерывы я освоил программирование. Удачно реализовав несколько задумок, я их продал, что немного выправило моё финансовое положение. С семьёй я почти не виделся.       Мне было уже за пятьдесят, когда настал лучший день в моей жизни. День, когда я преступил через принципы, лежащие в основе моего сознания. Был праздник — нерабочий день, поэтому на заводе надолго не задержался. В клуб ехать было ещё рано. Я решил заехать домой, чтобы нормально отдохнуть, но когда вошёл, увидел там Влада. Ему было уже двадцать четыре. Я, конечно, был рад тому, что он заехал, но испытывал чувство стыда за столь скромное жилище. Даже он уже зарабатывал достаточно, чтобы жить лучше, чем я тогда. Старые обои и полупустой холодильник как бы напоминали: «ты не смог заработать больше. Слишком плохо трудишься.»       — Что ты тут делаешь? — спросил я его.       — Заехал в гости. И если ты разрешишь, хотел бы переночевать. Мать выгнала меня из дома, — ответил он.       — Почему?       — Ей не понравилось, как я распорядился своими накоплениями. Она хотела, чтобы я отдал эти деньги нуждающимся.       — А как ты ими распорядился?       — Привёз их сюда. Хочу, чтобы ты их взял. Понимаю, что там совсем немного по сравнению с тем, что ты зарабатываешь. Но я копил это десять лет.       — Спасибо, но я не могу их взять, и ты прекрасно знаешь, почему. Я их не заработал, не заслужил.       — Да, но ты выплачиваешь этот долг из-за меня. И я имею полное право вложить свои средства в погашение этого займа. Я запрещаю тебе использовать эти деньги для других нужд.       Я согласился. Первый и единственный раз взял что-то просто так. Никогда в жизни мне не было приятнее — не от полученных денег, а от осознания того, что Влад, несмотря на мать, сестру и остальное окружение, всё-таки понял меня и выбрал тот же путь. В тот день я был готов простить миру всё. Поверил, что его ещё можно исправить.       А через месяц Влада насмерть сбила машина. Как потом оказалось, водитель был почти слепой, а права ему дали по социальной программе «равенство для всех», ведь тому «было нужно».       Через два года я понял, что больше не могу найти хороших сотрудников. Стали сказываться результаты всеобщей добродетели. Остались только такие, как Миша и чернокожий отец-одиночка. Не осталось людей, которые могли бы работать. Завод закрылся, я ушёл с работы. Всё чаще случались перебои с электричеством. Скоро начались проблемы с поставкой еды — производство упало, пришлось уехать из города. С тех пор я живу в этом доме на склоне горы. Но мне осталось недолго, мне уже слышны их голоса.       Они уничтожили науку, промышленность, потеряли знания, накопленные за тысячелетия. Они всё принесли в жертву добродетели. Я спрячу эти записи в надежде, что кому-то они помогут понять истинную проблему мира. Вдруг это не конец? Вдруг добро ещё не победило? Я последний эгоист на Земле. Последний, кто думает в первую очередь о себе. И я призываю вас делать то же самое. Человек всегда боролся ради выживания. Делая другим удобнее, отдавая им деньги, уступая лучший кусок, мы даём им понять, что бороться не обязательно. Позволяем им свыкнуться с мыслью, что что-то может достаться им просто так.       И они перестают производить что-либо, перестают трудиться. Начинают только потреблять. Но что произойдёт, когда производить будет просто некому? Что они будут потреблять? Откуда возьмут средства, чтобы «помогать ближнему своему»? Боритесь. Трудитесь. За должность повыше, за удобный график в институте, за место в песочнице, за всё. В борьбе будете закаляться вы, ваши соперники, конкуренты, друзья. Становиться умнее, придумывать новое, развиваться! Что может быть лучше для человечества? А те, кто не смогут… что ж, пусть утонут.       Они говорят, что я эгоист — они правы. Но только эгоист может стать творцом.