маленькие истории

Трио-соната. Я. Я галопом по каменным джунглям моей Москвы, как небрежно взмахнувший огромным крылом пегас, как свидетельство лжи, от охочих до головы, от ленивых улыбок и жаждой горящих глаз. Я усталым трамваем по стали живым хребтам от трясущего натиска всех пассажирских масс. Я живым мертвецом, не боящимся крови, там, где нога человека ступала уже не раз. Я забытым мотивом, слетевшим случайно с губ, от агрессии громких, ломающих мозг битов. Мир немыслимо стар и жестоко, безбожно глуп, раз дает ускользнуть по замытым стезям Богов. Ты. Ты от боли душевной царапаешь кожу ножом. Ты трясешься в вагонах метро под хороший рок. Ты в тетрадях рисуешь заточенным карандашом. Ты не любишь гостей обнимать своих через порог. Ты не смотришь в глаза и глотаешь невкусный чай. Ты дымишь сигаретой, как маленький паровоз. Ты смеешься так громко и плачешь так невзначай. Ты не спишь и считаешь, что катишься под откос. Ты не слушаешь ругань, ты слушаешь только фолк, Ты не делаешь вид, ведь тебе откровенно плевать. Ты в поэзии, в прозе и в разных мирах знаешь толк. Ты с улыбкой твердишь, что тебе не слабо убивать. Ты не любишь просроченный некалендарный февраль. Ты летаешь во сне и ты падаешь вниз наяву. Ты словами не соришь: тебе их разбрасывать жаль. Ты в ответ на упрек: «как мне хочется, так и живу!» Та. Та со звоном о стены кидает фарфор и стекло, Обрученная с призрачной майской печальной грозой. Та живет всем назло, улыбается тоже назло, Одевает березы в салатовый шелк с бирюзой. Имя Той так похоже на имя второе мое. Нареченная утренним ветром в весеннюю ночь, Та смеется, и плачет, и злится, и тихо поет, И бежит, и, упав на колени, не просит помочь. Мы. Из-под пальцев выходят снова (вдруг не мои, хоть написанные, несомненно, моей рукой) эти строки — не черным, красным — вдоль колеи беспорядочных снов, нарушая мой (твой?) покой. Та не спит и смеется негромко в бокал с вином. Я не сплю и хватаюсь за грань своего мирка. Ты не спишь, хоть которые сутки и грезишь сном. Мы молчим, все втроем, ждем рассветного маяка. Та сжигает ладони о горький язык огня. Я сжигаю себе сигаретой возможный рай. Ты сжигаешь себя и еще, заодно, меня. Мы сжигаем и мы горим — наплевать. Пускай. Та небрежно перебирает семерку струн. Я неловко вбираю дух отсыревших стен. Ты умело в охапку хватаешь десяток лун, и никто из нас не отдает ничего взамен. Та желает спасенья Ему и себе тепла. Я желаю не сдохнуть и малость перетерпеть. Ты желаешь любви, ведь ты многое отдала. Все втроем мы желаем без боли прожить уметь.