маленькие истории

Где быстро бежит по камням небольшая река, Где с низких оврагов не сходит белесый туман И темные сосны скребут головой облака, Стоит, отдыхая, запыленный табор цыган. Там старый и малый — все к месту и все при делах: Кто ужин готовит, кто шьёт, кто пасёт лошадей. Одна лишь колдунья сидит у костра в полутьмах, Задумчиво глядя сквозь занятых делом людей. Ей кости медведя пророчат назавтра грозу, А ветер все шепчет про будущий неурожай, Но старая видит невыроненную слезу, И руки, что нервно подола чуть комкают край. Цыганка, юна, хороша, но с бедою в глазах Не чувствует ведьмы тяжёлый, всезнающий взгляд, Мешает горячее варево, что в котелках. А в ведьминых жилах хмельной разливается яд. И видит старуха: во поле живая весна, И так же жива по лужайке бежит босиком, Свежа и красива, та девушка. Счастьем она Лучится, как ясное солнце июльским деньком. За ней, хохоча, выбегает из леса цыган, Хватает за руки, целует, клянётся в любви. Но в скользкую осень она узнает про обман, И злость закипает в горячей цыганской крови. Красавица молча глядит на невесту его, Когда-то любимого, нынче же злого врага, И в таборе больше не держит её ни родство, Ни вечный уют, ни живительный жар очага. Она убегает, но годы, один за одним, Проходят, и в зное одной из июньских ночей Она возвращается, чтобы увидеться с ним И чтоб испугать его дьявольских взглядом очей. Он молит простить и обиды забыть навсегда, Но тщетны все просьбы. Она забирает своё. Наутро весь табор сжирает большая беда, Над мертвым цыганом лесное кружит вороньё. *** Старуха видения гонит и дышит едва, И девушка видит её укоряющий взор. «Что, мам?» — окликает, а та ни жива, ни мертва. «Привиделось,» — хрипло выносит она приговор.