Lost Son

Она мчится по трассе, не обращая внимания на гудки встречных автомобилей. Несется, сломя голову, утапливая педаль газа в пол и даже не пытаясь стереть слезы, катящиеся по щекам. Их слишком много. Они текут потоком, заставляя давиться рыданиями, булькающими в грудной клетке – выпотрошенной, белеющей кровавыми осколками ребер, сквозь которые только что безжалостно вынули сердце. Дорога до Лэнгли слишком короткая, чтобы она могла успокоиться и хоть как-то обуздать клокочущую внутри ярость. Наверное, поэтому она просто не замечает мордоворотов, стоящих на входе в клуб. Пролетает сквозь них, точно зная конечную цель своего путешествия. Клайд Истер сидит за любимым столиком в отдельном зале, цедит тёмное пиво, лениво скользя взглядом по толпе, отделенной от него зеркальной стеной, и совсем не ожидает, что она поприветствует старого коллегу фирменным ударом в челюсть. - Ты свихнулась, Лапочка? - британский акцент звучит слишком насмешливо, но это не отменяет того факта, что Эмили хочет разбить его лицо в кровь, бить до тех пор, пока он не потеряет способность говорить с ней. - Скотина, - оскорбление сопровождается ещё одним ударом - на этот раз в солнечное сплетение. Кулак наливается болью, но Эмили все равно. - Сволочь! Клайд перехватывает её руку, больно выкручивая и заставляя стиснуть зубы в беззвучном вое. Слёзы продолжают течь, погребая под эмоциями любую попытку взять себя в руки. - Какого хрена ты творишь, Эмили? - Клайд шипит вопрос ей на ухо, сжимая запястье так, что кости угрожают рассыпаться на трудносоставимый паззл из осколков. Не помогает. От этого Эмили хочется причинить ему лишь ещё больше боли. - Ты знал! - она наносит ему удар в колено, вырывается, чтобы ударить его в челюсть, ещё и ещё раз. - Ты знал! Она тонет в этом обвинении. Погребает себя тонной лжи, в которой она жила столько лет. Убивает, раскурочивая рану на месте вырванного сердца своими же руками. - Ты знал, что мой сын жив, - слёзы застилают глаза настолько, что Клайду удаётся перехватить её руки, повалить её на пол и зажать своим телом так, что она просто не может сопротивляться. - Ты знал, что мой сын жив. Ты использовал меня. Ты врал мне. Ты врал мне... Клайд не отрицает обвинений. Держит крепко, дожидаясь, когда всплеск жестокости закончится, оставляя после себя пустоту, слабость и апатию. Терпеливо сносит удары, признавая этим собственную вину, добровольно кладет голову на плаху: "Руби! Имеешь право!". Эмили бьётся затылком о деревянный пол, повторяет удар снова и снова, пока в голове не начинает гудеть. Хочется завыть в голос, зайтись в безумном крике, способном лишить её последних сил, убить. - Почему? - вопрос выходит протяжным стоном, мольбой. - Почему они сделали это? - Ты была нужна им, - Истер осторожно отпускает её руки, поднимается, чтобы усесться рядом, тяжело облокотившись на отброшенный их потасовкой к стене столик. - Я не знал... Не знал, что они пойдут на такое... Не знал, что обеспечат твою работу под прикрытием таким способом. Эмили закрывает глаза, зажмуривается, не желая ничего слышать. Слышит. Щелчок зажигалки. Торопливое прикуривание сигареты. Досадливое шипение Клайда - она разбила ему губу. - У тебя начались экстренные роды, - Истер начинает рассказ издалека, словно издеваясь, погружает её в воспоминания, которые она не желает помнить. - Помнишь, ты позвонила мне в панике? Ни Аарона, ни твоей матери не было в городе, а самой сесть за руль в твоём состоянии было подобно самоубийству. - Я позвонила тебе, потому что не знала, к кому мне ещё обратиться. Она действительно доверяла ему. И тогда, и на протяжении последних пяти лет. Доверяла, что делала всегда с опаской. Доверяла, хотя, как оказалось, этого нельзя было делать. - Тебе пришлось делать экстренное кесарево, - Истер продолжает, не смотря в её сторону. Гипнотизирует стену, радуясь, что в этой части бара сегодня пусто. Повезло. - Сутки между жизнью и смертью. Эмили прерывает его булькающим, истерическим смехом. Тогда она действительно хотела умереть. - Агентство отстранило меня, как только я доложил, что ты в больнице, - он затягивается горьким сигаретным дымом. Не помогает: он продолжает ощущать себя моральным уродом. Наверное, таковым он и является. - Они отослали меня в Европу, готовить операцию в Антверпене. О том, что случилось, я узнал, только когда присланным для разработки операции внедрения агентом, оказалась ты. - Они сказали мне, что мой сын умер, - Эмили открывает глаза, упирается взглядом в покрытые лаком балки потолка - они медленно приближаются и отдаляются, изгибаются в причудливом танце тумана нервного срыва. - Они сказали, что мой сын умер, а я могу вернуться в агентство. Нужно было всего лишь объявить всем о моей смерти. - Они это и сделали, - Клайд пожимает плечами, делая ещё одну большую затяжку. - Сказали всем, что ты умерла из-за осложнений во время родов. - Но мой сын, - слова застревают в горле, царапают его давно потерянной надеждой, пережитой утратой, которую она оплакивала пять лет, - мой сын жив. - Я узнал об этом год назад, - Клайд все же поднимается на ноги, идёт к бару, чтобы достать из холодильника холодную бутылку пива - синяки жгут, наливаясь синевой. - Встретил их с Хотчем во время последней операции. У пацана твои глаза. Эмили воет. Не метафорически. Изгибается, заходясь в крике, выворачивающем Клайда наизнанку. - Почему? - вой оформляется в слова, на которые у Эмили просто нет сил. У неё вообще ни на что нет сил. - Почему я сделал всё, чтобы ты ушла из Агентства? - Клайд прижимает ледяную банку к глазу, морщась от неприятных ощущений. - Почему настоял на твоём возвращении в Вашингтон? Или почему выбрал для тебя именно его отдел? Что именно "почему", Прентисс? Эмили не отвечает. Молча глотает текущие из глаз слезы, мечтая, чтобы они наконец закончились. - Я не мог просто рассказать тебе, Эмили, - Клайд вздыхает, зная, что никакие слова не исправят прошлого, - но я мог сделать так, чтобы ты узнала обо всем сама. - Лучше бы я ничего не знала, Клайд, - Прентисс поднимается с пола, пошатывается, но отпихивает руку Клайда, что он протягивает ей, чтобы помочь. Идёт к выходу из клуба, спотыкаясь и толком не разбирая дороги, но оборачивается на пороге, чтобы бросить, не смотря Клайду в глаза, - ты отнял у меня сына, Клайд. Снова. Поэтому не жди от меня благодарности. - Ты ещё скажешь мне спасибо, - Истер морщится, стирая текущую из разбитой губы кровь. Смотрит, как Эмили, пошатываясь и постоянно на кого-то натыкаясь, продирается сквозь толпу, думает о том, стоит ли послать кого-то, чтобы проследить за ней. - Не сегодня, но ты ещё поблагодаришь меня.