Requiem of the Golden Butterflies

В его глазах невыносимая тоска всякий раз, когда он смотрит на неё, всё надеясь увидеть перед собой прежнюю Беатриче. И так хочется поверить, что эта по-детски наивная, до омерзения смирная и покорная Беато — лишь роль, столь умело отыгрываемая Золотой Ведьмой. А если так, значит, в какой-то момент она сбросит это амплуа и хитро, надменно ухмыляясь, сообщит: «Всё это было постановкой, а ты дурак повелся!» — и её безумный смех эхом отразится от стен комнаты. О, тогда он многое ей выскажет! Засыплет проклятиями за этот глупый спектакль, за все её выходки. За почти утраченную надежду её вернуть. А после, следуя лишь нелепому импульсу, притянет ведьму к себе, крепко обнимая, боясь, что она вновь исчезнет и обратившись бабочками, улетит туда, где он уже не сможет её отыскать. Беатриче лишь усмехнётся: «Что, Батлер, скучал по мне?» Но ответ столь очевиден, что и озвучивать его нет смысла. Беатриче перед ним — смущённо улыбается, неуверенно протягивая испечённое ею печенье, и смотрит с такой нежностью и преданностью, что тошно становится от этого взгляда и от запаха свежей выпечки. Золотая Ведьма никогда не стала бы готовить для него. Золотая Ведьма никогда не стала бы так смотреть. Всё, что осталось от Беатриче — воспоминания, поле их прежнего сражения и недавно рождённая Беато. Невыносимо видеть её. Невыносимо быть рядом с ней. Она как луч фальшивой надежды. Как напоминание о безвозвратном. И рука в ярости поднимается, выбивая поднос с печеньем из рук Беато. На миг проскальзывает раскаяние, но отметая это чувство, Батлер торопливо уходит. Лишь бы не видеть её. Лишь бы не видеть как она тихо плачет, склонившись над рассыпавшемся по полу печеньем. Батлер знает, что она старалась для него, знает, что она ни в чём не виновата. Он опускается в кресло, судорожно прижимая ладонь к лицу, и тихо смеётся от бессилия. Стоит попытаться отогнать от себя воспоминания, как они возвращаются с всё большей настойчивостью. Как наваждение. Как иллюзия, порождённая магией Вечной Ведьмы. Он бы всё отдал, лишь бы иллюзия стала действительностью. Батлер закрывает глаза и погружается в беспокойный сон, в обрывках которого отражаются некогда забытые осколки правды, а после перед его взором предстаёт огромное пустое пространство; и пол, и стены, и потолок которого расчерчены чёрно-белыми клетками, напоминая бесконечную шахматную доску. Среди этого сюрреалистичного пейзажа особо выделяется позолоченный гроб, обвитый колючими терниями. Батлер подходит к гробу и склоняется над Беатриче, лежащей в нём. Длинные светлые волосы рассыпаны по её плечам, густые ресницы отбрасывают тень на бледные щёки. Казалось, она просто спит, видя мирные сны, столь непохожие на реальность, оставшуюся за пределами сна. В сказках принцессы всегда просыпаются от поцелуя принца, но может ли поцелуй принца разрушить заклятие, лежащее на ведьме, если сама ведьма наложила его на себя? Юноша протягивает руку, пытаясь коснуться лица Беато, но тут же острые шипы впиваются в кожу. Тернии словно защищают Беатриче, не позволяя никому потревожить её сон. Батлер пытается прорваться сквозь колючие лианы, раздирает руки и лицо до крови, но терний становится всё больше, и они всё сильнее сжимаются вокруг гроба, так, что вскоре целиком закрывают Беатриче, опутывая её. Безумный крик срывается с губ юноши и, опускаясь на колени, он продолжает неистово бить кулаками по колючей ограде, ставшей похожей на неприступную стену, а после в бессилии скребёт ногтями по терниям, хрипло бормоча её имя, словно спящая красавица проснётся, услышав его отчаянный зов. Он судорожно дышит, приходя в себя, и вздрагивает от неожиданности, когда мягкая рука нерешительно касается его плеча, окончательно вырывая из неприятного сновидения. Обернувшись, он видит перед собой Беато, испуганно мнущуюся позади него. — Вам приснился кошмар? — с волнением спрашивает она, и забота в её голосе лишь действует на нервы, но Батлер не даёт эмоциям вновь вырваться наружу, и с натянутой улыбкой качает головой. — Прости за печенье, — коротко бросает он, хоть чувство вины и впрямь прокралось в его душу, подкрепившись этим отвратительно тёплым, любящим взглядом синих глаз. У них с Беатриче одинаковые глаза. Они во всём идентичны, кроме своей сути. Но если забыть об этом хоть на миг, то можно сделать вид, что Беато, стоящая перед ним, и есть та Беатриче, которую он знал. Если только забыть, что Беатриче больше нет. Беато рвано выдыхает и удивленно распахивает глаза, когда Батлер, схватив её за руку, притягивает к себе и крепко обнимает, утыкаясь носом в тонкие ключицы. Девушка нерешительно кладёт руки на его плечи, боясь, что он вновь оттолкнёт её, и мягко улыбается. Ей бы только забыть, что в его глазах отражается совсем другая Беатриче. Только бы забыть, что эти тёплые объятия предназначаются вовсе не ей. — Прости, что я не она, — тихо шепчет Беато, но её голос достигает ушей Батлера, хоть ответом его служит молчание. Лишь на краткий миг можно позволить себе забыть правду перед тем, как вернуться на шахматную доску, где эта правда вновь предстанет перед глазами.