Читать по глазам

Елена с резким, рваным выдохом открывает глаза, чувствуя на своем плече тяжесть чужой ладони. Слегка вздрогнув, всматривается через толстую решетку, в бледное лицо товарища… сифа, который называет себя ее товарищем. -Елена, что? Опять виденья? Светловолосой девушке хочется спросить: что значит опять? Но она молчит. Девушка пытается отвести глаза, в которых застыли замешательство, смущение и стыд. Она робко смотрит в зеленые глаза своего товарища. Ей кажется, он прочел незаданный вопрос в ее взгляде – их лица слишком близко, чтобы хоть малейшая тень чувств могла остаться незамеченной, затаенной. Они знакомы уже месяц. С тех самых пор, как она открыла глаза в этой холодной, каменой тюрьме с толстыми железными решетками. Первым кого она тогда увидела сквозь темно-серые, толстые прутья был бледный, слегка растерянный, зеленоглазый юноша. Она тогда во все глаза смотрела на парня, у нее был шок, она не чувствовала боли, лишь слегка саднило шею, девушка боялась вновь проснуться в том ужасном месте, вновь возвращаться в тот ад… она тогда слишком перенервничала, наверно это послужило тому что она провалилась в некое полусонное состояние, и стала видеть пространство вокруг, как видения. Но после снова провалилась в темноту. И вот она опять видит этого зеленоглазого парня, и опять слышит от него «Елена». Девушка даже поверила, будто это и было ее настоящим именем. -Все в порядке – шепчут бескровные губы девушки, она вновь робко отводит взгляд. Парень отстраняется. За месяц Елена, успела присмотреться к нему. Она уже знает, что прикосновения и объятия – это табу. Она знает, что его смущение скрывается за улыбкой, а стыд – под опущенными ресницами. Знает, что он не умеет ей врать, а если и пытается, то всегда отводит свои зеленые глаза. Знает, что его совесть – это всегда злость. Но он добр, в нем слишком сильно развито чувство – справедливости, он благороден. Да и имя, подходящие – Моисей. Разговоры по душам вызывают у него такой мощный внутренней протест, что девушка боится, как бы он не разорвался от напряжения, стараясь держать себя в руках. Он никогда не говорит о себе, о своих чувствах и переживаниях, но выслушивает и подбадривает других, таких же брошенных в этой холодной тюрьме, как и он. У него же все всегда окей. Но за него часто говорят — его изумрудные глаза. А она, так хорошо читает эмоции по его глазам… Как будто они правда нечто большее, чем сокамерники. -Ты обещала сказать, если снова что-нибудь увидишь, помнишь? – несколько хмуро спрашивает Моисей, отходя от ее решетки. Не так давно она начала рассказывать ему, о том, что видит, видела она пока мало, но зато четко и действительно важные вещи, например точное расположение коридоров, лабораторий, выходы и входы. Она знала, что парень хочет устроить побег, и что без ее помощи не разработать точного плана действий. Но что-то останавливала ее рассказывать ему все… -Я просто задремала. Он молчит. -И мне приснилось небо. -Небо? – он приподнимает бровь и смотрит уже внимательнее, — И какое оно? Притихают и прислушиваются и другие сокамерники. Елена закусывает губу, нелепица какая… -Оно серого цвета, необъятное. С него постоянно сыпется что-то белое… там все серо-белое. Я ничего больше не видела кроме серого цвета. Мне кажется, там нет жизни, что нет ничего за этой тюрьмой. Моисей замирает. Глаза становится острыми, пронзительными. -Что еще? Не может быть, что больше ничего не было! -Больше ничего… — девушка грустно смотрит на свои пальцы, уже жалея что завела этот разговор. -Моисей? Он о чем-то сосредоточено думает и не сразу отвечает. -Моисей, ты слышишь? -Да. -В чем дело? -Ни в чем, Елена. -Нет, постой. Это же просто сон, верно? Какое-то глупое видение… Когда девушка это прошептала, Моисей едва заметно вздрогнул. -Не важно – он поворачивается к ней лицом, на лице слабое подобие улыбки, — этой ночью я сам смогу посмотреть на это небо. Во всем помещении наступает гробовая тишина. -Мы все посмотрим на это небо!