Живая и мертвая вода

Казалось, в церкви собрались все знатные жители столицы. До начала церемонии оставалось еще полчаса, но почти все места были заняты, и никого, совершенно никого, Майя в лицо не знала. О многих она слышала. Например, графиня Юли прославилась тем, что мужей меняла, как перчатки, а перчаток у нее был целый сундук. Женщине при этом было всего сорок, и она снова выскочила замуж не так давно, всего каких-то три месяца назад, даже не доносив траур по предыдущему мужу. Еще один известный гость на этом празднике – герцог Ратт. Мужчина лет тридцати, с всегда желтым лицом, в народе прослыл «совой» за то, как смешно округлял влажные глаза и вертел головой, когда удивлялся. Были также и другие именитые гости, но Майя была несколько подавлена всей этой лживой и лицемерной помпезностью, поэтому от созерцания переполненной церкви вскоре отказалась. Невестам отвели достаточно просторную комнату прямо рядом с входом в церковь, где они должны были облачиться в прекрасные белые платья, шепотом обсуждать предстоящую церемонию и ни за что не попадаться на глаза будущем супругам, находящимся в идентичной комнате напротив. Но ни шепотков, ни радости, ни предсвадебного волнения у Аюми с Майей не наблюдалось, только белые платья напоминали, что у этих двух особ сегодня свадьба. - Что вас так тревожит, госпожа? – взволнованно спросила Элизабет, обмахивая бледную хозяйку большим серым веером. - Я, конечно, не выпускала графа из покоев всю эту неделю, но мне не довелось увидеть его утром, и я очень беспокоюсь о его самочувствии… - Майя опустила взгляд на безвольно лежащие на коленях руки, облаченные в белые, короткие перчатки, и сжала кулачки. - О, вы могли бы сказать раньше! - служанка улыбнулась и сложила веер. – Я могу пойти спросить, как чувствует себя господин. Баронессе даже не пришлось ничего говорить, Элизабет, прочитав в глазах девочки надежду, торопливо вышла из комнаты и быстро скрылась в другой. Питер был, наверное, самым счастливым человеком на Земле. Он сверкал белыми зубами, растягивал до боли в скулах улыбку на лице и щурился, как довольный кот. Его волосы сверкали на солнце, и из-за белого костюма казалось, что светится он весь. Мужчина не мог спокойно сидеть на месте, кружась по комнате вместе со служанками, на что те недоуменно краснели. Нельзя сказать, что граф Хаями счастлив не был, но с утра врач напоил его восстановительным отваром и, видимо, он действовал еще и как легкое снотворное. Отдых помог Масуми: головные боли прошли, только изредка напоминая о себе, нога не беспокоила вовсе, и только почти полное отсутствие сил раздражало мужчину неимоверно. Масуми также был весь в белом; новую трость сделали из слоновой кости, набалдашник из серебра. В золотые, чуть приправленные сединой волосы были вплетена белая лента, и даже глазная повязка слепила белизной атласа. В силу бледности кожа графа сливалась с одеждой, так что цветным угольком на холсте его тела остался только голубой глаз, мутный из-за сонливости. Тем не менее, Масуми первый заметил вошедшую в комнату служанку Майи, целью которой, по всей видимости, он и был. - Простите, господин, но госпожа так волнуется о вашем самочувствии, что не находит себе места и не может насладиться свадебным предвкушением. - Передай Майе, что со мной все хорошо. - Но вы так бледны и… - Это из-за лекарства, - отрезал мужчина и встал, увидев просунувшуюся в дверь голову слуги. – Питер, нам пора. Мужчина как-то нервно дернулся, улыбнулся еще шире и вышел из комнаты. Масуми прошел за ним. *** Майя выслушала Элизабет и заметно повеселела, но уже через секунду побледнела и заметалась по комнате. - Что? Что случилось? – поинтересовалась спокойная до невозможности Аюми. Она не волновалась вовсе. - А вдруг я что-нибудь забуду? Или упаду? Или чихну? О, Боже! – девочка чуть было не схватилась за голову, но Элизабет вовремя поймала ее руки, иначе прическе пришел бы конец. - Майя, мы репетировали церемонию шесть раз на этой неделе, хоть и не в самой церкви, - напомнила принцесса своей неожиданно испугавшейся подруге. Аюми встала, подошла к баронессе и чуть тронула ее за плечо. – Все будет хорошо. Сегодня наш день, ведь мы выходим замуж за любимых людей, а это такая редкость в нашем мире. Ну, а если все-таки споткнешься, - добавила она с хитрой улыбкой, - просто встань так, как подобает жене графа Хаями. Майя вскинула на Аюми взгляд загнанного в ловушку олененка и попыталась улыбнуться. Вышло не особо реалистично, но было видно, что девочка хотя бы не бросится наутек из церкви. - Так. Если Питера с графом уже позвали, значит, - на этих словах в дверь постучались, - и за нами скоро придут. Принцесса чуть сжала ладонь Майи и первая вышла из комнаты. Элизабет пришлось чуть ли не силком вытаскивать свою хозяйку вслед за Аюми. Как только девочка встала на условленное место, гости поднялись со своих мест. Церковный хор запел «Слава Тебе, Боже наш, Слава Тебе», и невесты двинулись вперед. Майя так дрожала, что не заметить это было очень сложно, но в какой-то момент она увидела Масуми, ожидающего ее у аналоя, и страх ушел. Баронесса расправила плечи, приподняла подбородок и гордо завершила свой путь до жениха. Краем глаза девочка заметила, что Аюми тоже заняла свое место подле Питера. Обе пары опустились на подножии: у Майи это был кусок белоснежного полотна, а у Аюми расшитая крестами пеленка, в которой ее крестили в детстве. Для графа это была самая сложная часть всей церемонии, но видимо, в этот день Господь помнил о нем, и боль в ноге была почти незаметна. Их свадьба была чем-то из ряда вон выходящим, потому что венчали пары два священнослужителя, и главной их задачей было говорить в один голос, что выходило у мужчин, стоит сказать, удивительно хорошо. Под своды церкви полетели звучные голоса, вопрошающие, не обещалась ли невеста другому мужу, и наоборот. Отрицание не заставило себя долго ждать. После этого началось само таинство венчания. Священники читали нараспев молитвы, и Майя вслушивалась в них, и ей казалось, что ее душа больше не помещается в теле, настолько счастье и вера в лучшее переполняли ее. Когда священник подошел к ней, чтобы возложить венец на ее голову, она чувствовала себя частью чего-то большого и светлого, но при этом девочка ни разу не взглянула на графа, она думала, еще не время. Время настало после того, как пропели «Отче наш», и парам поднесли общие чаши. Тогда Майя впервые посмотрела на Масуми и увидела умиротворение и нежность, мужчина был расслаблен и счастлив. В глаза же Питера горел огонь, в его волосах играли разноцветные блики, из-за чего мужчина казался чем-то эфемерным, одним из древних, греческих богов. Аюми мягко улыбалась ему и словно бы светилась изнутри. Трижды обвели их вокруг аналоя и чуть позже сняли с них венцы, чтобы они поцеловали иконки. После чего новобрачные развернулись друг к другу лицом. Майя никогда раньше не целовалась с мужчиной и думала, что она, наверное, единственная девушка, выходящая замуж абсолютно чистой и невинной перед Богом и избранником. Теплые губы накрыли ее рот, и девочка просто перестала думать о чем-либо, кроме собственно счастья. С трепетом коснувшись губами икон Божьей Матери и Спасителя. Колокольный звон стал началом их новой жизни, пропало всякое «я», и осталось «мы». Вечное и нерушимое. Перед самим Богом. *** На этом я, пожалуй, и закончу сие повествование, но это не значит окончание самой истории. Могу рассказать только, что же случилось с героями за несколько следующих лет. Питер увез Аюми в далекую Францию, где она через два года подарила ему сына Жана и еще через пять лет прекрасную дочку Софи. Король Мицугу не простил бы себе, если бы на трон взошел муж ее дочери, поэтому через год после знаменитой свадьбы королевство получило принца Сая. Масуми тоже увез Майю к морю, но позже они вернулись в имение Хаями, где графиня начала поиски двух пропавших подруг. Воссоединение произошло через семь месяцев. Майя родила близнецов Кая и Питера, названного в честь именно того Питера, про которого думает читатель. Чуть позже на свет появился маленький Эйске, а потом ангелочек Лили. К сожалению, после этого я уже не смог следить за жизнью этих замечательных людей, но хочется верить, что после стольких испытаний, жили они долго и счастливо.

Конец.