Провидица

      Ночь битвы за Хельмову Падь: кошмар или явь? В ответе я была уверена. Боль, что я испытала, отчаяние, что поглощало меня, мысли, что опасно манили своей жестокой простотой, умоляя меня сдаться, стать послушной марионеткой. О, как они развращали, гулким шёпотом заполняя всё естество, пытая раз за разом всё изощрённее.       Нет, это не было сном.       Однако, заплутав в размышлениях об идее реальности происходящего, я и вовсе не заметила звука чьих-то неторопливых шагов.       Круто повернувшись, я вытащила кинжал, но он тут же с характерным звуком столкнулся с посохом мага.       — Митрандир, — выдохнула я, не спеша убирать оружие. Гэндальф покачал головой и отставил посох в сторону.       До Изенгарда оставалось меньше дня пути. Чем дальше мы продвигались, тем точнее я осознавала, что на аудиенцию с Саруманом могу не успеть.       — Прости, — извинилась я, примирительно поднимая руки. — Я не думала что кто-то пойдёт следом. На рассвете мы прибудем в Изенгард, и я боюсь того, что могу узнать там.       На его губах играла понимающая улыбка. Гэндальф выжидающе смотрел на меня и не говорил ни слова: он не осуждал и не торопил, не жалел. Его молчаливое поведение словно подавало знак: «расскажи мне всё». И как бы сильна я не была, но этому противиться не смогла бы даже если бы хотела. Но я хотела говорить: долго и вдумчиво — о каждой мелочи, что тревожила меня, о каждом страхе, что воровал мой сон.       И я рассказала: с чувством, не торопясь. И по взгляду Митрандира мне было ясно, что все мои слова были для него далеко не новостью. Гэндальф был прекрасным слушателем: он не перебивал и не переспрашивал, позволяя словам литься неконтролируемым бурным потоком.       Чем больше я говорила, тем больше ощущала необыкновенную легкость: груз, что я взвалила на себя, слишком тяжело было тащить в одиночку.       —… и во время битвы также кое-что случилось…— я сделала паузу. Отголоски той боли до сих пор были сильны. — Думаю я переместилась в Изенгард. На каком-то духовном уровне, но затем вернулась назад из-за нападения на башню Сарумана.       В доказательство своих слов, я завернула рукав, освобождая обоженную руку и демонстрируя её Гэндальфу.       Маг аккуратно провел по пострадавшему участку кожи.       Вены под кожей запульсировали и стали насыщенно черными, в то время как сама рука — мертвенно-бледной.       Боли не было.       Я, затаив дыхание, наблюдала за тем, как чернота, словно краска перемещается к ожогу и всё это начинает обретать конкретные очертания: ветка с уродливыми длинными колючками оплела моё запястье черным браслетом.       — Болит? — заботливо уточнил Митрандир.       — Нет.       — Хм, — задумчиво протянул Гэндальф со всей внимательностью разглядывая как кожа светлеет, а ожог исчезает на глазах, оставляя после себя только колючий браслет, вцепившийся в меня словно железные оковы. — Мордор — это проклятая земля. И всё же терновник на его землях растёт. Такой же как и на твоей руке.       Митрандир тяжело вздохнул.       — Что? — не поняла я. — Что это значит?       — Это — печать, — грустно ответил Гэндальф. — Проклятие, которое многие годы назад использовал Саурон: когда ещё имел материальное тело. Эта метка приобретает разные очертания, но цель её одна: она медленно высасывает из носителя душу и уничтожает его волю, в конечном итоге подчиняя себе.       «Вот как они решили склонить меня на свою сторону».       — Это проклятье можно разрушить? — дрожащим от волнения голосом спросила я.       — Увы, нет, — покачал головой Гэндальф. — Саурон позаботился о том, чтобы процесс был необратим: метка исчезает только после смерти носителя или того, кто ее наложил.       — Её наложил Саруман, — я нервно поёжилась. — Значит его смерть меня освободит?       — Вероятно, — кивнул Гэндальф. — Но невозможно быть полностью уверенным в этом.       —… пока не попробуешь, — закончила за него я. — Да… я понимаю…       Гэндальф долго молчал.       Я взглянула на тонкую аккуратную тропинку, уводящую туда, где слышались приглушенные голоса у костра. Как вдруг я на миг уловила мелькнувшую у ветвей тень.       Я разом поднялась с камня, на котором мы устроились, ведя беседу, и двинулась к лагерю.       — Помни что я говорил тебе, Тиадрэ, — наставлял Митрандир. — Я верю в тебя больше, чем ты можешь себе представить и знаю, что ты последуешь верному пути.       — Да, — сухо отозвалась я. — Я ценю это.       Что есть жизнь и жизнь ли существование без собственной воли и свободы выбора? Ирония: я так желала стать Силуэт, но «бойтесь своих желаний»: мне предрешено прожить остатки никчемной жизни в роли тени самой себя.       Смерть была бы милосерднее.       Лучше быть мёртвым, чем существовать так.       Вернувшись в лагерь, я поняла, что тень мне показалась: на месте были все, кроме Гендальфа, что ещё не вернулся.       Спать все легли глубоко заполночь. Сон мой был беспокойным и прерывистым. В какой-то момент я уже думала, что сегодня меня ждет ночь без кошмаров, но метку на руке обдало жаром, и я поняла что проваливаюсь в темноту, с удивлением открывая глаза в каменном сыром помещении.       Саруман скрючился, свернувшись в углу, по его морщинистому лбу стекали капли пота, а руки дрожали.       Я ощущала острую необходимость делать больно этому чудовищу.       — Я смотрю, — прохрипел он. — Печать уже действует.       — Сними её с меня, мразь, — прошипела я, поднимая руку, слушая голос и заставляя плоть мага сгорать от невидимого огня. — Сейчас же!       Саруман противно рассмеялся.       — От этого есть лишь одно лекарство, — старик оскалился, — смерть.       Я выругалась и схватила мага за горло.       — Начнём с твоей. Вдруг она поможет?       Я проснулась с криком, в холодном поту, и с ощущением непередаваемого ужаса от теплой крови на своих руках. Взглянув на них, я с удивлением отметила их чистоту.       Сон? Явь? Безумие?       Предсказание?       Я не понимала что это и как это называть.       Меня била крупная дрожь.       Внезапно прямо передо мной возникла рука с флягой.       — Выпейте, — произнес Леголас. — Это просто вода, но может быть станет легче.       — Спасибо, — благодарно кивнула я, принимая и тут же делая несколько жадных глотков.       Лагерь по-прежнему спал, но возле затухающего огня одиноко сидел эльф.       — Почему не спишь? — спросила я, возвращая флягу и подсаживаясь к костру.       — Размышляю о Хельмовой Пади, — задумчиво протянул он.       — И что о ней?       — Негоже мне тратить ваше время на это, — усмехнулся Леголас, делая большой глоток из своей фляги. — Но… раз уж мы у костра сидим... словно простые путники.       Леголас взял палку и помешал догорающие в костре поленья.       — Я размышляю о человеке, которого больше не встречу: и я не знаю рад я этому или нет.       — Что за человек? И почему так уверен, что больше не встретишь? — уточнила я, нервно сглотнув. Сердце пропустило удар.       Я должна была бы вести себя осторожнее, но в его присутствии абсолютно не могла себя контролировать.       — Девушка, — Леголас тихо рассмеялся. — Не увижу ее как человека. Она исчезла. Во время битвы.       — Может быть она ближе, чем ты мог бы себе представить, — прошептала я.       Леголас посмотрел на меня в задумчивости.       — Да, — едва слышно ответил он. — Может.       Эльф, словно заколдованный, в необдуманном порыве коснулся моих волос, заставляя меня неожиданно вздрогнуть и затаить дыхание.       — Дракон! Лови его, лови дракона! — послышалось бурчание Гимли сквозь сон, перебудившее половину лагеря и заставившее нас с Леголасом отпрянуть друг от друга.       «Надо же. Я почти потеряла контроль. Нет. Не будет этого».       Мой больной разум должен понять: итог предрешен. Незачем выдумывать под конец романтические бредни.             Спустя время мы достигли Изенгарда и то, что предстало пред нашими глазами, вызвало у всех волну негодования. Повсюду виднелись истлевшие деревья, разрушенные конструкции и вода, затопившая землю.       — Это нехорошо, — предостерегающе произнёс Леголас и выхватил лук, однако, как только нашим глазам предстали два хоббита, на его губах заиграла дружелюбная улыбка.       — Наоборот, — усмехнулся Пиппин, раскуривая большую трубку и торжественно разводя руками. — Добро пожаловать в Изенгард!       — Мы проделали такой путь, чтобы посмотреть, как вы здесь ванну принимаете и… курите? — недоумевал Гимли, внимательно осматривая «беспорядок», учиненный двумя маленькими хоббитами. — Кажется, я уже давно задолжал этим двум хорошую трёпку.       — Думаю, что это можно сделать и потом, — успокоила я гнома. — Они хорошо тут поработали. Кто за то, чтобы отправить их с повторной миссией в Мордор?       — Боюсь, от лавовой горы не останется и камушка, — усмехнулся Леголас. — Придется расчищать завалы, чтобы попрощаться с кольцом.       — Здесь теперь отдаёт приказы древень, — усмехнулся Пиппин. — Идём, мы проводим вас к начальству.       После этих слов хоббиты встали и повели нас вдоль затопленного города. Полы плаща и сапоги насквозь промокли, и каждый новый шаг отдавался неприятным хлюпаньем.       Через какое-то время нашим глазам предстало высокое дерево, которое в отличие от обычных имело две пары глаз и ветви, смутно напоминавшие руки и ноги.       «Энт», — догадалась я.       — С разрухой этой справлюсь я, — громким необычным голосом произнесло древо, — но в башне той сидит колдун и ждет.       — Саруман, — произнес Гэндальф.       — Он жив? — уточнила я, задумчиво потирая метку на руке.       — Был жив, но завалило вход. Что с ним сейчас: ответить не берусь. Энт помочь вам может внутрь заглянуть.       — Пусть помогут, — отозвалась я. — Гэндальф, мне важно это знать.       Митрандир кивнул.       Пока Энты помогали Арагорну и Леголасу пробраться в башню, я задумчиво смотрела в одну точку, пытаясь совладать со страхом.       Явь? Сон?       Сон?       Явь?       — Саруман убит, — голос Арагорна заставил меня очнуться. — Горло перерезано.       — Непонятно только кем, когда и зачем, — продолжил Леголас.       — Мы его видели когда прибыли — он был жив, — запротестовал Пиппин.       Явь.       «Ты — убийца, Тиадрэ».       «Эльф был прав насчет тебя».       ***       Эдорас ликовал, празднуя победу.       Я стояла на улице. Ледяной ветер пробирал до костей, но я не чувствовала холода. От метки на моей левой руке исходило странное тепло.       Сегодня люди праздновали победу, в то время как я справляла похороны по себе.       Это я с удовольствием и ненавистью убила Сарумана? И если да, то почему метка до сих пор на моей руке? Почему его смерть не освободила меня?       Я ощущала, что увязаю всё глубже в трясине безумия: мне стало так трудно отличать реальность от снов, что я не была уверена ни в одном из окружавших меня миров.       В глубине души, я понимала, что тоска и пустота внутри пришли ко мне из-за того, что я отпустила ненависть к эльфу. В моем безумии ей больше не было места. Я приняла свою судьбу как должно, и именно сегодня я должна была сделать самую важную вещь, на какую еще была способна.       «Только бы найти силы».       Я стояла в оцепенении: не зная с чего и начать, раз за разом прокручивая в голове разные варианты.       Я, медленно передвигая ногами, поплелась в сторону замка, в главном зале которого царила атмосфера веселья, в то время как я терзала себя сомнениями, а печать на левой руке начинала больно пульсировать.       Войдя туда, я не веселилась с другими, а просто села и стала наблюдать за тем, как беззаботно танцевали вокруг люди, как беспечно они улыбались друг другу…. Я никогда не умела так улыбаться, не думая о том, что произойдёт дальше, не думая о том, что было до этого.       Вдруг, в зал вошёл эльф. Его лицо было непроницаемо.       В неведомом мне порыве, я двинулась навстречу Леголасу.       — Ваше Высочество, — он немного поклонился, от чего моё сердце болезненно сжалось.       Я не могла понять, почему он продолжает делать вид, что между нами не было того самого разговора у костра.       Но тут, я оборвала себя: «а почему тебе от этого так плохо»?       Я не знала следует ли ответить на этот вопрос….       «Это влияние печати и не более того», — уговаривала себя я. — «Скоро всё будет хорошо. Главное: разговаривать с ним как можно более холодно».       — Вы что-то хотели? — перебил он поток моих мыслей.       — Нет, — сухо ответила я. — Приятного вечера.       Он поклонился и ушёл.       Я сокрушенно вздохнула и положила руки на лицо.       — Не веселишься? — раздался позади голос Арагорна.       — Я — сама радость, — убирая руки в карманы дорожного плаща, процедила я.       — Да-да, — усмехнулся друг и похлопал меня по плечу. — Твоё кислое лицо даже из Мордора видно.       — Не смешно, — буркнула я. — Ну, что на этот раз, Эстель?       — Предлагаю дружеский поединок, — неожиданно заявил Арагорн. — Если выиграю я, то ты поговоришь с Леголасом и решишь то, что между вами, чтобы это ни было. А если выиграешь ты: можешь и дальше избегать всего — и я больше не буду пытаться лезть к тебе со своим «весельем» и напутствиями.       Я думала лишь мгновение.       — Идёт — согласилась я. — На чём будем биться?       ***       Две огромные чаши эля шумно опустились передо мной на стол.       — Ну уж нет, — я активно покачала головой. — И думать забудь.       Возле большого дубового стола начинала собираться толпа внимательных зрителей.       — Поздно, Тиа — усмехнулся Арагорн, — ты уже согласилась.       Я поймала на себе удивленный взгляд Леголаса.       — Что ж, — протянула я и, взяв одну из чаш, одним махом осушила всё ее содержимое, а затем стёрла пару капель, что нечаянно попали на подбородок. — Тогда я не дам себе проиграть!       Как бы не так.       Умения Арагорна я явно недооценила. И вот: спустя пять кружек я едва могла стоять на ногах, поэтому когда мои глаза закрылись, я очень удивилась своему «полёту».       Кто-то бережно нёс меня на руках.       Ощутив теплую постель и мягкое одеяло, прикрывшее меня, я распахнула глаза и потянула своего спасителя за руку. Перед глазами слегка плыло, но я точно знала к кому обращаюсь.       — Останься, — попросила я.       И он послушал. Сел прямо передо мной и уставился на меня в ожидании. Извинений? Объяснений?       — Я ненавидела тебя, — призналась я. — Часть меня до сих пор это чувствует. Такие вещи не исчезают бесследно. Но сейчас я больше ненавижу себя.       — Почему? — спросил Леголас голосом, лишенным всяких эмоций.       — Потому что я хочу попросить тебя сделать то, за что я тебя ненавидела ещё до нашей встречи, — я почувствовала как что-то солёное коснулось моих губ. — Я переживаю очень много вещей и в какой-то момент я не выдержу. Я стану той, кого нужно будет остановить. Если я приближусь к кольцу или стану вести себя неоправданно жестоко: знай, что это уже не буду я.       — И о чём же ты просишь?       — Если наступит такой момент, — я коснулась пальцами его губ. Он не шевелился, и я позволила себе продолжить исследовать их, — убей меня. Если и выбирать смерть, то погибнуть от твоей руки — смерть далеко не худшая.       — Силуэт, — было возразил он, но я прервала его речь мягким касанием. Мои губы накрыли его в легком поцелуе, от которого я ощутила невыносимую радость и… волнение, какие не испытывала ещё никогда прежде.       — Я хочу, чтобы ты остался, — почти умоляюще прошептала я в его губы. — Я хочу быть рядом с тобой столь же сильно сколь ненавижу мысль о слабости к тебе.       — Ты пьяна, твоё Высочество, — с усмешкой отозвался Леголас. — Если бы не эль…       — Я просто сказала что думаю, — пояснила я. — Но да, я никогда не сказала бы тебе этого, если бы эль не развязал мне язык.       — О своих словах ты пожалеешь завтра, — усмехнулся Леголас. — Но я не буду жалеть что их услышал.       — Я хочу чтобы ты был на моей стороне, — прошептала я. Моя рука коснулась нежной кожи его щеки. — Но знаю чем всё закончится. Я видела это сотни раз.       Мои пальцы дотронулись до кисти его правой руки.       — Ты убьёшь меня, — я перевела на Леголаса уверенный взгляд. — Как и предначертано.       Я резко прильнула к его губам, мои руки бесстыдно скользнули по его подбородку, запутались в его светлых волосах. Сердце бешено стучало. Но я не могла остановиться. И не хотела. Леголас охотно отвечал мне, сильнее распаляя мою страсть. Он нахально дразнил меня, то прикусывая мою губу, то продвигаясь языком всё глубже.       Этот поцелуй не был горьким и солёным от слёз, он был чистым желанием: выдержанным словно хороший алкоголь томительным ожиданием обоих.       Я жаждала, чтобы это не прекращалось, но всё прервалось, как и было положено.       — Это последняя слабость, которую я себе позволю, — прохрипела я не своим голосом, закапывая чувства всё глубже, повторяя: — Клянусь, это последняя слабость.       Я ощутила поцелуй на своём лбу.       Леголас поднялся и отошел к двери.       — Я даю тебе обещание, которого ты жаждешь, — мрачно процедил он и прежде чем уйти, добавил: — Но то, что произошло: знай, что я не буду об этом жалеть. Ни на секунду.       — Я тоже, — прошептала я, закрывая глаза, но Леголас уже не мог меня слышать.