Мед в голове

      Редкие короткие всхлипы быстро переходят в надрывное рыдание. Такое, от которого красивое лицо превращается в страшный красно-синий блин с растекшимися по коже чертами. Такое, от которого стынет сердце, когда слышишь, как задыхается человек. А после крик, пронизывающий до костей, заставляющий вздрагивать каждой клеточкой своего тела и бежать. Бежать, сломя голову, в спальню самого дорого тебе существа. Бежать, чтобы обнять и утешить. Бежать и каждый раз опаздывать. Я знаю точное число шагов и ступенек, которые приходится преодолевать. Знаю, что стрелка часов сместится к полуночи, когда все начнется вновь. Бегу по кругу и каждый раз опаздываю на две минуты. Тело бьет нервный озноб, сердце вздрагивает и пропускает удар от каждого шороха. Эхо ее голоса засело в сознании, разрушая и коверкая восприятие этого мира. - POV Джиен -       Судорожно ловя ускользающий вздох, резко вскакиваю на кровати. Сердце бешено бьется. Меня мутит. Хуже того, едва поднявшись на ноги, ощущаю, как рвота подступает к горлу. Сломя голову несусь в туалет, и все проходит. Несколько раз умываю лицо ледяной водой, а после долго пью гадкую хлорированную воду, не отрывая губ от керамического крана. В уголках глаз скапливаются слезы. Это всего лишь борьба организма с напряжением, со страхом, с болью. Темные упрямые волосы в беспорядке торчат в разные стороны и падают на лицо. Глаза блеклые и невыразительные, карие с серым ободком роговицы. Тонкие сухие губы вытянуты в линию, скошенную к низу. Смотрю на располосованные лезвием запястья. Старые, очень старые шрамы. Все еще жив. «Да, Квон Джиен, ты чертовски везучий сукин сын», - поздравляю себя с очередным прожитым днем и иду в комнату. Мне безразличны те разноцветные картинки, что показывает телевизор. Плевать на звонки, что разрывают мой телефон. Все равно на переполненную почту и толпу фанатов, что роятся на автостоянке и поглядывают на зашторенные окна пустой квартиры. Все лгут. Я чаще остальных - POV девушка-       - Как вас зовут?       Через большие окна в комнату попадал теплый солнечный свет. Тени деревьев, едва покачивающихся на ветру, вносили приятное разнообразие в сдержанную атмосферу больничной палаты. Забравшись с ногами в неглубокое темно-синее кресло, я смотрела в одну точку.       - Я не помню, как меня зовут или… Не могу подобрать правильного имени. Ощущаю себя разбитой и ужасно одинокой. Наверное, таким сломленным людям лучше не иметь имени. Так проще вычеркнуть их из своей жизни.       Не замечала, что творится вокруг. Перед глазами стояла кромешная тьма. Это даже не от слова «совсем», а скорее вопреки всему: законам физики, здравому смыслу и библейским заветам. Здесь одновременно не было ничего и абсолютное все заполняло пространство. Мысли, стукаясь друг о друга, отскакивали от пустоты и тонули в водовороте слов. Тени едва касались моей ссутуленной фигуры и растворялись в черноте пространства. Только голоса долетали до разрушенного сознания, вызывая ответный рефлекс и заставляя отвечать.       - Я… Мало могу рассказать о себе. Родилась… Как-то живу. Худо-бедно, перебиваюсь с воды на хлеб. Часто призраком хожу по квартире. Спотыкаюсь. Наверное, именно поэтому все ноги в синяках.       Полосатая пижама лишь обесцвечивала и без того мою довольно неприметную личность. Сальные каштановые волосы тяжелыми прядями свисали на лицо. Руки нервно подрагивали, а пальцы то и делали, что одергивали рукава, натягивая их на костяшки и пряча сухие ладони. Ноги, тонкие, слишком тонкие для здорового человека, выстукивали рваный ритм.       Время текло чертовски медленно. Так медленно, что настороженно прислушиваясь к звукам, я вздрагивала каждый раз, когда смещалась секундная стрелка. Гулкий стук в коридоре заставил обернуться. Какой-то бедолаха, словно в замедленной съемке, двигался по проходу. Его босые пятки ударялись о стельки больничных тапок, и именно это привлекло мое внимание.       - Не знаю, что говорить в подобных ситуациях. Было бы проще сказать, что я злоупотребляю алкоголем, наркотиками, шопингом или шоколадом. Еще лучше, что это все не самые красочные стороны моей личности. Но нет…       Я взглянула на доктора и в очередной раз ничего не увидела. Он каждый день повторял одни и те же вопросы, даже не стараясь вытянуть меня из затянувшейся депрессии. Приходил, проверял выпила ли я лекарства, задавал от трех до пяти вопросов и делал новое назначения, советуя как можно больше спать. Я тянула себя, как могла, старалась жить, но руки опускались. Часто плачу по ночам, не впадаю в истерики, но горькие слезы насквозь промачивают подушку.       - Скажите, где вы сейчас находитесь? – врач немного разбавил затянувшийся монолог.       - В больнице, - кривая улыбка, полная разочарования. Я словно выгорела. Осталась пустой оболочкой, безликой тенью самой себя. Смотрела на свои руки и не узнавала их. Они словно принадлежали кому-то другому. Тонкие фаланги, бледно-серая кожа, роспись шрамов. – Я уже больше месяца в больнице.       Мужчина в белом халате сделал короткую запись в своем блокноте. Ему не была интересна моя жизнь и причины отсутствия желания продлевать ее. В его животе урчало от воспоминания о большом сэндвиче с курицей, оставшимся в кабинете. А еще кофе… Как же ему осточертела это работа, но за нее хорошо платили и приходилось чем-то жертвовать, изображая вежливое участие в чужих жизнях. Мерзость. Но таким людям проще.       - Доктор, не могли бы вы… - тихо раздалось с другого конца комнаты.       Перевела взгляд, фокусируясь на напряженной фигуре молодого человека, что показался в дверном проеме. GD недовольно скривил губы, смотря на меня. Да, страшная, убогая, несуразная.       - Привет, - спрятав руки в карманы, парень прошел в палату и сел на диван. Отвернулась и подтянула ноги к груди. Устала его видеть. Спряталась, закрылась, ощущая безразличие ко всей этой ситуации и к этому человеку в частности. Он был виноват. Он не любил. Никогда не обращал внимание. А теперь, прочитав лишь две строки в моей больничной карте, не прекращал приходить и просить прощения. Он кричал, молил, разбивался, но так и не был услышан. Я больше не любила, утратила это чувство, отказалась от способности чувствовать симпатию к этому человеку. Просто отпустила, чтобы не ломать его и свою жизнь. - POV Джиен –       - Прости, - прошептал, поднимаясь со своего места. Прошло полчаса прежде, чем я набрался смелости произнести это слово. Никогда не думал, что это так тяжело, но с каждым разом становится лишь сложнее. – Я не знал. Не мог знать, - опустился перед ней на одно колено и заключил ее холодные руки в объятия своих ладоней.       Невыносимо смотреть, как она теряет связь с этим миром. Как жаль, что не могу вновь быть ее якорем, не могу помочь ей забыть мое безразличие. Я оказался никчемным парнем, а она слишком благородной, чтобы безответно любить меня.       - Ты никогда не держал меня за руки, - безэмоционально констатировала она факт. – Ты теплый, а я замерзла. Мне всегда было холодно рядом с тобой, как и сейчас. Ты отталкивал, не замечал. Манил, когда была нужна или требовалось сорвать злость. Всегда только слова. До последнего... Ты талантливый и никчемный. Я потеряла нашего… ребенка, потому что ты не захотел меня услышать, когда мне было плохо. И вот сейчас… За последний месяц ты не пропустил ни дня. Но твои руки. Ты прячешь от меня свои руки. Не впускаешь в свою жизнь. Даже сейчас. И вот впервые прикасаешься к моим ладоням, - она выдернула одну руку и прикоснулась пальцами к моей щеке. – Колючий. Ты забыл побриться, - девушка поправила мои волосы. – Мне может быть больно, но ты должен улыбаться.       Она разбивала мне сердце. Я никогда ей не говорил, боялся потерять свою свободу, искал противоядие в других, но возвращался, чтобы услышать ее голос. Я не понимал насколько мог быть счастлив, пока не потерял то, что ощутить еще даже не успел.       - Я буду жить. Буду любить, но уже не тебя. Не знаю когда, не знаю, чем для меня это закончится, но… Я прощаю тебя. Уходи.       И она отвернулась. Забрала у меня свою руку, обрывая последнюю нить, что связывала нас, а ведь я так отчаянно искал. Каждую ночь бежал во сне спасать самое дорогое мне существо, и каждый раз опаздывал на две минут. Меня раздавили, переехали асфальтоукладчиком и вмуровали в дорожные камни. Мне оставалось лишь молча уйти. Прощания никто не требовал и на него не было сил. ***       Где-то на камне вытесано и мое имя. Не теми ровными буквами, что напечатаны в книгах, а неразборчивым детским почерком. Где-то на камне под моим именем оставлен грустный смайлик. Не потому что время нещадно проходится по сознанию, а потому что без этого символа ты уже не воспринимаешься как человек. Где-то на камне под моим именем и грустным смайликом нарисовано дерево. Не акварельными красками, потому что историю не перепишешь, оно нарисовано кровью, потому что это память. И где-то у подножья той горы, где среди валунов скрывается и камень с моим именем, грустным смайликом и кровавым деревом бежит река. Быстротечная, извилистая... С прозрачной соленой водой, потому что слезы образуют озера, а озера порождают реки...