Ненормальная любовь

- Волчонок, ты сегодня поздно…        Мастерская для художника святость всего святого. Но Клаус с удовольствием меняет тишину и спокойствие ради перепалок с Волчицей. Утренняя порция язвительных оскалов с Джексоном была выполнена ещё четверть часа назад. И он только сейчас об этом успел наябедничать или она попросту задержалась?       Ставит сотню что их разговор закончится новой истерикой. Уже предвкушает вкус очередного скандала. Может со вчерашнего дня она придумала ещё парочку едких оскорблений? Надо это узнать. - Ты любишь меня, Клаус. – Волчица передергивает плечами, откладывает статуэтку, которой была заинтересована с минуты, в сторону. - Не только как мать своего ребенка. И давай без язвительных фраз сегодня. Я устала.       Клаус осекается. На секунду кисточка дергается, окрашивая лунный диск на картине в черный цвет. Зрачки метаются по сторонам, благо она стоит у него за спиной и не видит. И куда же делись их утренние стычки, которые стали практически привычкой? Уверенный голос получается вернуть со второго раза. - И что дальше?       Ты же знаешь, что резать по живому, это больно, Хейли. Знает, но продолжает. Правда без наслаждения. Следит за тем, как художник стыдливо смывает свою ошибку с холста. Обходит его со спины по кругу. - Ничего. Просто хочу, чтобы ты знал, что я знаю. И перестал третировать моего мужа. Клаус ищет глазами пропавший пузырек с белой краской. Поворачивается влево и его не находит. Волчица со вздохом передает художнику белила без его просьбы. Каждое движение выстлано усталостью. Кажется, что её хрупкую фигуру держит лишь порция крови и дурацкое своенравие. Удивленно принимает банку в руки. А когда специально касается её руки, вздрагивает, ощущая жар мужского тела и желание ощущать его чаще. - Но ты же тоже любишь меня. – Как попытка оправдаться. За все его колкости и истраченные нервы. - И не только как отца твоего ребенка. Можешь не соглашаться, но в тот вечер на Рождество это было видно.        Резать по больному - это больно. И Клаус не боится платить ей той же монетой. За всю ту боль, которую она причинила, за всю ту любовь, что дарила не ему. - Люблю. - Тихо вторит гибриду, вставая со спины мужчины и разглядывая картину. Спорить – бесполезно. Она и не собирается. Клаус замирает на месте, он может поклясться, что чувствует легкий поцелуй женских губ у себя на спине. - Поэтому и прошу оставить нас с Джексоном в покое.       Потому что любить кого-то из нас - это смертный приговор. - Это уже не в слух. - А у Хоуп должны быть родители. Потому что всё и так в городе без их чувств сложно. И их семья только в таком положении дел будет оставаться семьёй. - Я устала. – Вторит эту фразу шепотом, обнимая со спины. Кладет подбородок на его плечо, рассматривая картину. Маски сброшены, чувства оголены до предела, незачем придумывать сотни оправданий. – Пожалуйста, прекращай изводить его и мою стаю.       Эти прикосновения… Они интимнее секса. И от этого акта тактильности подкашиваются ноги. Закрывает глаза, закидывая голову назад на женское плечо. Он ведь тоже устал.       Устал видеть не себя рядом с ней и дочерью. Устал терпеть ревность, которая пожирает его без остатка. Клаус тоже мысленно просит прекратить. Прекратить появляться в его снах. Прекратить так уверенно врать о счастье в замужестве. Но она не слышит. И не исполнит. Глубоко вздыхает, собираясь с силами для разрушения столь интимного момента. - Хорошо. Я прекращу эти перепалки. – Поворачивается к ней лицом. Скользит по щеке ладонью, кивает себе, что это верное решение. Целует в женскую макушку. – Ради тебя. Ради нас - запутывается в его волосах и остается в его сердце. И совсем немного просачивается в его ребрах, превращаясь в острые шипы.