Ненормальная любовь

Под рёбрами волк скулит Спать не велит, воет Её лишь одну хочет.        Ничего, он точно переживёт. Он должен. Клаус сдерживает волчий вой внутри себя, который эхом отдаётся по рёбрам и другим внутренностям, на секунду напрягая всё тело и застывая в одной позе. Захлёбывает бурбон прямо из бутыли и скалится. Волк внутри него скулит от этого яда.        Пока он не стал гибридом — рассказы о внутреннем волке, ждущим своего выхода раз в месяц его и не беспокоили. Пока он не стал на половину волком, легенды о том что они выбирают одну пару на всю жизнь, его не волновали. Пока он не встретил её — ему мало что угрожало.        Волк в ответ на алкоголь скребёт по его рёбрам, вгрызаясь в плоть своими острыми когтями, заставляя Клауса самого взвыть от боли, падая на колени и сдерживая ещё один стон боли. Горло от бутылки крошится в его руках, перенося внимание на другую боль. Бурбон впитывается в двухсотлетний ковёр с неистовой скоростью, оставляя от себя лишь запах жжёной кукурузы. Почти полную бутылку жаль. Ну ничего, переживёт.        Ему бы с коленей встать, бросить весь этот цирк в Мистик Фоллс и за ней втопить по полной. Ему бы сейчас сотое проклятье ей на голосовую почту оставлять, ведьмам угрожать — дабы дали её точные координаты, искать её в Луизиане — сам же дал ей наводку об оборотнях, найти её и хорошенько объяснить, что побег от родственный души — чреват последствиями для обоих.        Всё же с колен встаёт с заметными усилиями, к холсту подходит, продолжая выводить плавные линии блондинки. Кэролайн. Его милая Кэролайн. Смотрит сочувствующе, мягко, подходит ближе, гарантируя, что всё наладится, приободряюще берёт за руку. Нет, зря.        Волк то и дело срывается с поводка и контролировать его становится сложнее. Глаза гибрида наливаются кровью и золотом, лишь на одно не то прикосновение. Майклсон отворачивается от вампирши, рыча. — Тебе стоит уйти, Кэролайн. И больше не приходить. — А тебе стоит позвонить Хейли. Не ради неё, а ради себя.        Её имя. Чёрт. Животное слышит его и вновь напрыгивает на его органы, связки перехватывают от боли, а кишки скручиваются в тугой узел. Клауса уже трясёт от лихорадки. Она не может быть упрямее его. Ничего, справится.        В конце концов не он один переживает подобное. Волчонок тоже должна испытывать подобное, а значит скоро не выдержит, прибежит. Прибежит или сдохнет от собственного эгоизма и страхов, которые следуют за одной ночью и страхом быть кому-то нужной и важной. — Блядь…        Обещает больше о ней не думать, закрыть все воспоминания на замок и начать проклинать тот день, когда она появилась в доме Тайлера. Их знакомство было хлёстким, но они оба почувствовали это шевеление внутри себя — Клаус готов в этом поклясться, хоть Волчонок и не подала виду. Он обещает себе не думать о ней, но с каждой ночью ему снятся её волосы, её шея и её родимое пятно. Это не дар, а проклятье.        Клаус уже сам готов сорваться, в жерло вулкана опуститься, в ад из дома дорогу прокапать собственноручно, лишь бы ему стало легко хотя бы на мгновение. А прошла всего лишь неделя с её ухода.

~

— Ты, идиот, Клаус. Тебя уничтожает обычная Волчица.        Волчица, чьё имя нельзя называть, иначе будет ещё хуже. Элайджа знает это не понаслышке. Специально давит на больное. Смотрит на младшего брата с сожалением и упрёком. Не был бы он таким упрямцем — давно бы так не страдал. Месяц как бы был счастлив.        Майклсон плюёт кровью, его волк рычит и просится наружу, хотя бы просто к ней, хотя бы на мгновение, кусая и выплевывая мясо под его рёбрами, разрушая их жизни. Гибрид снова сплёвывает кровь на уже пропитанный ковёр, задыхаясь. Когда он уже сдохнет? Когда она уже погибнет от этого же? Когда их связь разрушится? — Волк. Это делает мой волк, а не Волчица.        Он же бессмертный, потому стабильно раз в неделю меняет матрас своей кровати и ковёр, нанимает дюжину прислуг, после которых остается едкий запах белизны. Факт того, что он бессмертен продевает и жизнь его родственной души. Пытка какая-то. — Так нельзя, может хотя бы позвонишь Хейли?        Её имя. Черт.        Не проходит и секунды как тупая боль проносится из-под рёбер по всему телу. Колени подгибаются, спина хрустит и выгибается, а глаза наливаются золотом, пока ребра трещат по швам. Побочный симптом после расставания с волчицей. Он её отпустил. Хотел остановить, не решился, даже не пробовал. Проводил взглядом с балкона до машины. — Брат!        Угрожающе кричит, а позже снова стонет. Нужно принять ещё. Наркотики. Алкоголь уже не спасают, табак не даёт такого эффекта. Остаётся только порошок. Хотя бы он успокаивает зверя внутри на пару часов ради здорового сна. Даже со снами и ею в главной роли. Ковер с засохшей кровью вновь пропитывается красным и Клаусу бы разорвать брата в клочья — лишь за напоминание как её зовут, но сил остаётся лишь для новой дорожке кокаина. Он же бессмертный с ним почти ничего не будет. — Прекращай издеваться над собой. Просто найди её. — Тебе надо, ты и ищи! Я уверен, она прибежит первая.        Кровь снова обрызгивает когда-то белоснежный ковёр, превращая ворс в красное месиво. Ничего, осталось чуть чуть, потерпит. Как только умрет Хейли, разорвется и их связь и волк в нем умрёт. Он в этом уверен. Надеется на это. Такой болезненной связи как у них не было ни у кого прежде. Дерет зубами кишки, воет ввысь, что отдается свистом в сознание и свист проносится из его ноздрей.        Когда этот волк уже сдохнет наконец? Заебал. — Просто набери её, Клаус. — Она сменила номер телефона.        Сдавленная ухмылка от собственного проигрыша. Он ошибся, думая что он упрямее её. Ну ничего, зияющую дыру внутри он залечит. Лишь бы это животное сдохло и не пытала его, а дальше — разберётся. Ничего, переживёт.