Бездействующий Агент

      Роксана Мортон нервно барабанит пальцами по лакированному дереву на двери служебной машины. Поступление на службу в Кингсмен избавило её от обязанности отращивать ногти и делать маникюр: теперь она просто коротко остригает их, из-за чего звук стучащих по обшивке подушечек пальцев выходит мягким и глухим. В другой раз она бы порадовалась, что подобное проявление эмоций осталось незамеченным, но не сегодня - сегодня ей всё равно.       Над городом дымится чёрный купол грозовых облаков, поглощая искусственный свет фонарей и накрывая Лондон мрачной вуалью. Подобно ртути, серые улицы текут за окном такси, сливаясь в единый поток однообразных дрожащих линий, изредка разбавляемый красно-зелёными вспышками светофоров. Роксана не любит гнетущее ожидание бури. Она не любит, когда с каждым вдохом сгущается небо - в такие моменты ей хочется побежать, закричать, разбить, сделать хоть что-то в надежде на скорейшее избавление от тревоги, что царапает её изнутри.       В детстве она так и делала – незаметно ускользала из дома, быстрым шагом преодолевала ясеневую аллею и сбегала вниз по холму, утопающему в клевере. Задыхающаяся от стремительного бега, она останавливалась в поросшей дикими травами низине и падала на колени у старого обмелевшего ручья, что серебряной лентой змеился по дну оврага. Здесь никто не мог её услышать. Никто. Только чернильное, набухшее влагой небо, нависающее прямо у неё над головой, слышало обращённый к нему отчаянный крик. От этого крика дождь не начинался быстрее, но Рокси знала, что она сделала всё возможное, всё, что было в её силах. Она знала, что не бездействовала - и это приносило ей своеобразное облегчение. Теперь она выросла и не могла позволить себе даже этого.       Чёрное такси везёт её в дом, в котором она никогда не была и даже в мыслях не допускала, что когда-нибудь побывает. В любом случае, Рокси предпочла бы посетить его при других обстоятельствах, но жизнь как всегда распоряжается иначе. Она отслеживает маршрут движения на экране навигатора, вмонтированного в спинку водительского кресла, и по мере того, как очередной квартал отмечается зелёным свечением, ледяная рука всё крепче сжимает ей горло. Рокси не по себе, но она давно избавилась от привычки бурно выражать свои чувства. Нервная дробь пальцев – единственное, что выдаёт её волнение. Машина плавно покачивается на вымощенной жёлтым камнем дороге. В конце улицы уже отчётливо виден небольшой белый особняк, и это значит, что у Рокси есть всего две минуты, чтобы собраться с духом.       Антрацитовое небо стелется по крышам, и первые холодные капли дождя, похожие на серебряные пули, ударяют ей в спину. Шаг за шагом на негнущихся ногах Рокси совершает своё восхождение по ступеням. Тело противится разуму, но со стороны всё выглядит как обычно.       Когда она оказывается перед тяжёлой деревянной дверью и готовится нажать на кнопку звонка, в наушнике раздаётся бесстрастный мужской голос: - Ланселот, Вы всё помните? Всё, о чём мы с Вами говорили? - Да,- сухо бросает она. - Роксана, - Мерлин называет её по имени и, не дожидаясь ответа, продолжает: - Удачи. Мортон лишь коротко кивает и с силой вдавливает в белую плашку блестящую чёрную кнопку старомодного дверного звонка.

***

      Трель разносится по сонному дому и застаёт Эггси лежащим на диване в гостиной в непотребном виде. Он с трудом приоткрывает глаза, вырванный из вязкого алкогольного сна– своего единственного спасения от бесконечных размышлений. Часы на стене показывают полдень. Интересно, сколько он проспал? Хотя, какая на хрен разница… Тело затекло от неудобной позы –слишком короткий и узкий, диван не позволяет вытянуться в полный рост. Для разнообразия не мешает выпить воды, но для этого придётся приложить усилия и встать, а Эггси не готов к этому. В любом случае, от шеи к затылку тянется такая мерзкая ноющая боль, что нечего даже думать о том, чтобы пошевелиться.       Очередной звонок набатом проносится по тихому дому, заставляя содрогнуться хрустальные бокалы в кухонном шкафу и самого Эггси. Он мог бы посмотреть на монитор, транслирующий изображение с камеры наружного наблюдения, чтобы узнать, кто пожаловал к нему без приглашения, но Эггси предпочитает не утруждать себя – кто бы это ни был, пусть катится отсюда. Парень натягивает на голову слишком короткий клетчатый плед и закрывает глаза, надеясь, что пришедший незнакомец наконец оставит его в покое и позволит вновь провалиться в забытье. В его крови столько алкоголя, что быстро уснуть не составит труда.

***

      Рокси неуверенно переступает с ноги на ногу, слушая тишину, что следует за звонками. Поразмыслив немного, она достаёт из кармана ключ с брелоком в виде эмблемы Кингсмен и оглядывается по сторонам. Для чего? Чтобы никто не заподозрил её в незаконном проникновении в частную собственность? В этом районе люди никогда не видели своих соседей в лицо, в лучшем случае, знали лишь их фамилии, иначе Гарри не поселился бы здесь. Тряхнув головой, Рокси увереннее перехватывает ключ, почти бесшумно открывает дверь и проскальзывает в дом Харта.        В прихожей тускло горят ночники, едва освещая пространство небольшого коридора. Рокси больше не медлит: быстрым шагом она обходит первый этаж, заглядывая в каждую комнату на своём пути. В первом же помещении, что находится сразу рядом со входом, она встречается взглядом со стеклянными глазами мистера Пикуля и отшатывается от пыльного чучела собаки, ощущая неприятное посасывание под ложечкой. Пробираясь вглубь незнакомого дома, Роксана думает, что всё же это ненормально – держать в туалете чучело своего единственного друга. Это обстоятельство вызывает в ней неприятные ассоциации, размышлять о которых ей совсем не хочется.       Мерлин никак не выдаёт своего присутствия в эфире, но Рокси чувствует, что он там, осматривает её глазами комнату за комнатой. И это действительно так – заключив сделку с собственной совестью, координатор не отключается и смотрит на дом, в котором ему не раз приходилось бывать. Дом так же элегантен, как сам Харт, и так же мёртв, как и его хозяин. У Мерлина режет глаза – наверное, слишком яркая настройка монитора… Он почти равнодушно отмечает, что все вещи лежат на тех же местах, где они лежали при Гарри. Очевидно, юный Галахад блюдет этот порядок, либо ему просто не до перестановок. Мерлин неловко взмахивает дрожащей рукой, чтобы потереть глаза, и Рокси слышит, как за кадром разбивается кружка с чаем. Звон бьющегося стекла ещё долго стоит у неё в ушах.       Рокси добирается до последней комнаты. В ней единственной горит свет и есть намёк на чьё-то присутствие. Она старается ступать тихо, но нечаянно задевает носком ботинка пустую бутылку из-под виски, которая катится по полу, звеня и ударяясь о другие бутылки, в обилие валяющиеся на ковре. Она закусывает губу, обескураженная созданным шумом, и наблюдает за тем, как медленно начинает шевелиться плед на диване, а из его недр показывается нечто, отдалённо напоминающее агента Галахада. - Привет, Эггси, - она призывает на помощь всё своё самообладание и старается говорить ровно. - Привет, Рокс, - словно эхо следует ответ.       Его надтреснутый голос и ломаное подобие улыбки скручивают внутренности Рокси в тугой узел. Она вспоминает дыхательные техники, которым их обучал Мерлин на подготовке, и прилежно считает вдохи и выдохи, чтобы успокоиться. Пока Рокси перешагивает через бутылки и продвигается к дивану, Эггси успевает только перевернуться на спину и прикрыть пледом ноги, пряча под ним босые ступни и убитые, совсем не джентельменские спортивные штаны. - Прости, что не открыл, - тон кажется ей виноватым, но она только пожимает плечами в ответ. Ей кажется, что этот жест должен выглядеть непринуждённо.       Смотреть на него невыносимо больно, говорить с ним – ещё больнее, поэтому Рокси оттягивает начало разговора и излишне внимательно изучает взглядом комнату. В гостиной нет разбросанных вещей, не считая пустой тары на полу и кофейном столике возле дивана. Можно было бы сказать, что здесь царит идеальная чистота, если бы не слой пыли на мебели и ковре. Рокси с тоской думает о том, что дом Гарри без него самого похож на дорогие декорации, а осиротевший Эггси – на забытого в них манекена. - Эггси, - его имя в её устах звучит мягко и ласково, - который день ты пьёшь?       Он неопределённо пожимает плечами, автоматически вскидывает руку и, натыкаясь на пустое запястье, бесцветным голосом отвечает: - Третий. - Тринадцатый, если быть точнее, - Рокси сдвигает батарею пустых бутылок из-под виски и устраивается на краешке низкого стола, оказываясь на одном уровне с Эггси.       Она смотрит в его глаза, пытаясь разглядеть в них хоть что-то, но видит только пугающую пустоту. Парень не отводит взгляд, но было бы лучше, если бы он это сделал, малодушно думает Рокси. - Эггси, четырнадцать дней – это максимальный отпуск, который может себе позволить действующий агент Кингсмен.       Он вскидывает брови и округляет глаза, с кривой усмешкой рассматривая сидящую перед ним Роксану Мортон в идеально скроенном сером костюме. Серьёзная и деловая, как обычно, она надумала задвигать ему про честь и долг агента, на которые он теперь плевать хотел. С чего она вообще взяла, что может приходить к нему и впаривать идиотские проповеди, которые, сто процентов, сочинил Мерлин? Тому вообще ампутировали на хрен все чувства, как он может что-то советовать в сложившейся ситуации? - Я - бездействующий агент, - он брезгливо морщит нос, скрещивает руки на груди и закидывает ноги на столик, смахивая с него оставшиеся бутылки. Выражение лица Эггси не сулит ничего хорошего.       Мерлину кажется, что он знает подход к Эггси, только Рокси в этом совсем не уверена. И всё же, она решает говорить с ним словами координатора, хотя заранее знает, что попытка обречена на провал.       Воспалённые глаза Эггси колючие и злые. Он смотрит на неё исподлобья, и от его взгляда слова застревают в горле, но она мужественно продолжает свой монолог. На его помятом лице застывает усмешка, и Рокси приходится несколько раз моргнуть, чтобы избавиться от ощущения, будто перед ней сидит совершенно другой человек, не её Эггси.       Если бы Рокси знала его до Кингсмен, она поняла бы, что видит прежнего гопника с бандитской окраины, промышляющего мелким воровством и наркотиками, а вовсе не вымуштрованного джентльмена Гэри Анвина, который запрятал свои привычки в глубокие запасники и чьё неблагородное происхождение выдают лишь паразитирующие в речи бранные словечки. Он снова ведёт себя как тот хулиган, что гнал по встречке на украденной тачке, удирая от погони, и которого Галахад доставал из полицейского участка, спасая от реального срока. Да, он опять ведёт себя так, потому что не умеет защищаться по-другому: улицы научили его только одному правилу – бей первым, если не хочешь быть битым. Пройдут годы, прежде чем он прекратит становиться в боевую стойку при любом обращении к нему. Понадобится много времени, прежде чем Эггси поймёт и поверит, что есть люди, которые желают ему добра, даже если способы, которыми они доносят это добро, ему не нравятся.       Рокси всё говорит и говорит. Что-то о долге, о чести, об обязанностях, а он разве что не смеётся ей в лицо. Когда он нагло ухмыляется и закатывает глаза, она разрывается от двух противоречивых желаний: как следует вмазать ему и крепко обнять. Ей хочется услышать хоть что-то в ответ на эту глупую речь, хочется вызвать в нём хоть какие-то эмоции, кроме злости, чтобы убедиться, что он не выгорел дотла и способен ещё что-то чувствовать. Но он молчит, впившись холодными глазами в её лицо. И тогда Рокси вскипает и идёт на крайние меры. - Эггси, послушай меня, ты должен вернуться, - она подаётся вперёд и касается рукой его плеча в том месте, где рукав футболки не прикрывает бледную кожу. Обычно он отскакивает от прикосновения её холодных пальцев и отпускает какую-нибудь колкость по этому поводу, но сейчас он никак не реагирует, только спрашивает: - Должен? Кому я могу быть должен?       Он заканчивает фразу на высокой ноте. Кажется, оба уже знают, что будет дальше. - Ты должен Гарри, - Рокси очень старается держаться твёрдо, но голос всё равно дрожит. - Гарри больше нет, - цедит Эггси сквозь зубы и крепче сжимает в руках плед. - Именно поэтому ты должен занять его место.       И тогда он взрывается. Эггси вскакивает на ноги и мечется по комнате, как раненый зверь, загнанный в угол, рычит что-то, но Рокси не различает слов. Он раскидывает бутылки и опрокидывает стулья, и вскоре у Роксаны начинает резать уши от звона битого стекла и отборного мата. - Мерлин сказал, что ты должен вернуться в агентство, - Рокси пытается перекричать творящийся вокруг хаос, - он говорит, что ты подведёшь Гарри, который верил в тебя, если бросишь службу. Ты осквернишь его память, если опять опустишься в то дерьмо, из которого он тебя достал!       Эггси резко разворачивается и в два шага пересекает гостиную, оказываясь у Рокси перед носом. - Мне насрать, что сказал хренов Мерлин, ясно? – яростно выплёвывает Эггси, брызжа слюной.       Рокси едва успевает отключить связь, прежде чем Мерлин услышит эти слова. - Ты не должен так говорить, - Рокси пользуется моментом, пока Эггси молчит, зло сверкая глазами и переводя сбившееся дыхание, - нельзя всю жизнь жалеть себя и оплакивать того, кому это уже не может помочь. - Не смей указывать мне, что я должен делать!       Эти слова бьют прямиком в солнечное сплетение так сильно, что кажется, будто она слышит треск ломающихся рёбер. Ей хочется закричать ему в лицо: «Посмотри на меня, Эггси! Посмотри на меня! Я живая! И ты мне нужен больше, чем Гарри!» Кодекс леди гласит, что вот теперь она точно должна уйти. Решительно и незамедлительно повернуться на каблуках и уйти, не удостоив обидчика даже прощальным взглядом. Рокси помнит об этом правиле и, сделав два трусливых шага назад, вдруг замирает. Рокси – неправильная леди. Прежде всего, она агент Кингсмен и преданный друг.       Поэтому, когда Эггси поворачивается к ней спиной и начинает отдаляться, она, попирая приличия, подлетает к нему и повисает на широких поникших плечах. Всё, что случается потом, напоминает замедленную съёмку. Вот Эггси неожиданно останавливается и вскидывает руки - в восприятии Рокси это происходит настолько медленно, что края сознания успевает коснуться мысль о том, что он может ударить её или попросту стряхнуть с себя, как пылинку. Но вместо этого в следующее бесконечно растянувшееся мгновение возникает ощущение его тёплых пальцев, с силой впивающихся в тонкие запястья с нелепо большими для хрупкой девушки часами. Рокси всё ещё кажется, что это происходит не с ней, когда Эггси пытается укутаться в кольцо её рук и утягивает на пол вслед за собой.       Если бы только было возможно, думает Рокси, она накрыла бы его собой, уберегая от всего дерьма, что происходит с ними каждый день и будет происходить, пока очередная шальная пуля не выбьет из них дух или не придёт время добровольно уйти на покой.

***

      В комнате было бы совсем темно, если бы не слабая лампа на тумбочке в углу комнаты и вспышки молний за окном. Эггси лежит на коленях у Рокси, уткнувшись лицом в её тёплый живот, и неосознанно рисует пальцами узоры на её спине. Он старается не замечать, как пуговица рубашки впивается в кожу у него на лбу и слушает размеренное дыхание Роксаны, ловя тонкими ноздрями изысканный, но немного старомодный аромат вербены. Так пахнут все женщины-агенты Кингсмен, потому что мыло с вербеной входит в специальный «домашний» арсенал. Но Анвин не знает других женщин, кроме Рокси, поэтому этот запах в его сознании прочно закреплён за ней.       Так странно лежать у неё на коленях и позволять ей зарываться пальцами в его волосы, думает он. Это вроде бы совсем не похоже на дружбу, но они ведь лучшие друзья? Единственное, что смущает Эггси – какое-то непривычное чувство, что ворочается в груди, пытаясь угнездиться меж рёбер и согревая сердце. Нужно обсудить это с Рокс, думает он. Уж она точно знает, что это за ощущение.       Рокси думает о чём-то своём, гладит Эггси по мягким, чуть спутанным волосам и не слышит, когда он обращается к ней с вопросом. Момент упущен, и Эггси убирает голову с её колен и садится рядом, прислонившись плечом к её плечу.       Она непонимающе смотрит на него и рассеянно улыбается, а потом тянется к столику и стягивает с него почти полную бутылку виски. - Запивать нечем, - предупреждает Эггси, глядя, как решительно сжимают горлышко бутылки её пальцы. - Ну и хер с ним, - Рокси пожимает плечами, отвинчивает крышку и делает глоток.       Сладковатый терпкий напиток обжигает язык и пищевод, горячим шаром опускаясь в желудок. Она морщится, вытирая выступившие на глаза слёзы, и отдаёт бутылку Эггси. Какое-то время они пьют в тишине, занятые собственными мыслями. Первый глоток огненного напитка с непривычки даётся Рокси с трудом – слишком острый, слишком крепкий без привычной колы, он так сильно бьёт по вкусовым рецепторам, что хочется сплюнуть. Она держит виски во рту, перекатывая языком и свыкаясь с его горечью, и наконец проглатывает, чувствуя, как напиток согревает её изнутри. Второй глоток даётся ей легче, после третьего она окончательно свыкается с его вкусом и пьёт, не замечая горечи. Эггси пьёт профессионально, без эмоций, делая большие глотки. Он потрясён тем, с какой самоотверженностью напивается отличница Рокси, но не задаёт ей лишних вопросов, справедливо полагая, что она имеет к этому веские причины, и не догадываясь, что главная причина – он сам. Стрелки монотонно считают секунды, складывая их в минуты, а минуты – в часы. Никто не следит за временем и не торопится нарушить молчание, потому что впервые со злополучного Дня V в душе образовалось какое-то подобие спокойствия, которое обоим хочется продлить настолько, насколько это возможно. Когда Рокси чувствует приятный шум в голове и предметы вокруг перестают иметь чёткие очертания, она опускает отяжелевшие веки и говорит, словно продолжая недавно прерванный разговор: - Три дня назад я впервые убила человека.       Эта фраза, адресованная узору на ковре, звучит пугающе буднично. После того, как Рокси выстрелила в свою собаку на финальном испытании, ей стало казаться, что она никогда больше не сможет нажать на курок, тем более – убить человека. Но она знала, что день, когда она должна будет это сделать, неизбежен, и воображение рисовало страшную картину убийства, наполненную драматизмом в багровых тонах. На деле всё оказалось пугающе просто: пуля оставляет маленькое, почти неразличимое отверстие, вокруг которого расползается алое пятно, человек смотрит на тебя угасающим взглядом – ты последнее, что он видит – и падает, переставая существовать. Простой алгоритм, повторяющийся из раза в раз. Простой настолько, что у Рокси третий день словно заморожены все чувства, кроме страха и отвращения. Стоит закрыть глаза, и перед ними возникает маленькая бордовая дырочка на красном фоне, которая исчезает только с действием снотворного. Конечно же, она с этим справится, как справлялась со всем остальным, но… Самое паршивое, что за эти дни рядом не было никого, кому пришло бы в голову просто узнать, всё ли с ней в порядке. В самом деле, кто из тех, чья жизнь ежедневно висит на волоске, может догадаться, что суровому Ланселоту не хватает простых человеческих объятий? Только Эггси может. - На задании? – вопрос Эггси не требует ответа, но именно он возвращает её в реальность. Он не сводит с неё своих невыносимо зелёных глаз, и впервые за вечер она наконец узнаёт этот взгляд. От него внутри у Рокси медленно, но неотвратимо тает лёд. - Да. Я знаю, что должна была это сделать, но это…       Роксана не может подобрать нужное слово, и Эггси приходит ей на помощь. - Страшно. Я знаю, Рокс. В первый раз это очень страшно. А потом ты только и успеваешь считать, скольких положил. Потом и на это не обращаешь внимания…       Он обнимает её за плечи, притягивая к себе. То ли от сырости, что проникает в комнату через окно, то ли от запоздало догнавшего её страха, тело Рокси пробивает озноб, поэтому она сильнее вжимается в бок Эггси и берёт его руку в свою. - Эггси? – тихо зовёт она. - М? - Мне очень жаль, что Гарри… Что всё случилось так. Мы толком не поговорили об этом после того дня. Всё не было удобного случая.       Болезненный укол ревности напоминает ей о том, по какой именно причине не состоялся разговор. - Да.       Роксана чувствует напряжение, вновь сковавшее Эггси. Если он не захочет говорить об этом сейчас, она конечно же поймёт - понимать его вошло у неё в привычку с первой минуты их встречи. - Всё вышло очень глупо, - на редкость правильное слово, думает Рокси, - Он не должен был ехать один.       Взгляд Эггси затуманивается и останавливается на их сплетённых пальцах; он несколько раз несильно сжимает и разжимает её руку, с головой погрузившись в свои мысли и не отдавая отчёта своим действиям. Рокси простит его, если он заплачет. Она знает, что плакать не стыдно. Просто слишком много всего для него одного. Просто даже у парней из плохих районов есть свой предел. Она всё это знает, но сама не плачет так давно, что, кажется, не помнит - как это? - Он не должен был устраивать с Валентайном этот дурацкий танец смерти. Но, ты же знаешь, в этом весь Гарри: не отступать до конца, даже если за свои решения придётся заплатить собственной жизнью.       Эггси замолкает, с трудом заканчивая фразу. Он смотрит поверх плеча Рокси в окно, туда, где дождь бешено полосует по стеклу и рвёт листья, неистово впечатывая их в землю. Мортон молчит, склонив голову на бок и не отрывая глаз от ковра, словно по нему транслируют что-то интересное. Но он и не ждёт от неё ответа, потому что им обоим известно, как высоко ценил Галахад собственные принципы и чем расплачивался за свою настойчивость.       Роксана простила бы Эггси его слёзы, но он не плачет. Заплачет она. Впервые за долгое время, а быть может и первый раз в жизни она растянется на подогретом кафельном полу своей белой ванной комнаты и будет рыдать, заглушая шум льющейся воды и яростно размазывая по щекам тушь и помаду.       Но это потом. А сейчас, в затянувшейся паузе, Эггси не придумывает ничего лучше, чем приблизиться к Рокси настолько, что её лицо плывёт у него перед глазами. Он чувствует, как замерло её дыхание, как вся она подобралась, застыв в ожидании, что же будет дальше. А дальше он аккуратно снимает с неё очки, выпутав их из растрепавшихся волос, а она, против собственной воли и всех существующих правил, кладёт свои влажные ладони ему на плечи, и Эггси передаётся дрожь её пальцев.       Не встретив сопротивления, он тянется к её губам, поместив маленькое лицо с острым подбородком в свои руки. Почти целомудренное соприкосновение губ, не имеющее никакого сексуального подтекста, но щёки Рокси охвачены пламенем, а сердце бьётся где-то в горле. «А это уже совсем не похоже на дружбу» - смущённо думает Эггси, стараясь при этом держаться непринуждённо и несколько равнодушно, и ему ничего не стоит заставить беззащитную, растерянную Рокси принять эту неумелую игру за правду.       Первое убийство, первая бутылка виски, первый поцелуй. Рокси готова отдать жизнь, чтобы этот поцелуй принадлежал ей, но с обречённостью приговорённого к казни, она понимает, что это был очередной адреналиновый скачок, а не любовь. Такой же, что и с принцессой, пропади она пропадом. Досадно, что нужно снова брать себя в руки и делать вид, что произошедшее – не более, чем недоразумение. Сейчас она уберёт свои руки с плеч Эггси, подавит тяжёлый вздох и отвернётся, так и не увидев разочарования, плещущегося в зелёных глазах, сверлящих её затылок.

***

      Пока Эггси принимает душ наверху, Роксана собирает по комнате разбросанные бутылки и мусор, складывая их в корзину для бумаг. С непривычки виски сильно ударяет в голову и нарушает координацию - бутылки вылетают из одеревеневших пальцев и катятся по ковру, и ей приходится снова и снова наклоняться за ними. Поцелуй всё ещё горит на её пересохших губах, занимая собой все её мысли и мешая сосредоточиться на чём-то другом. Голову раздирают размышления о том, можно ли считать эту пьяную выходку полноценным первым поцелуем или лучше стереть из памяти воспоминания об этом неловком соприкосновении губ. Они оба пьяны, расстроены, эмоционально возбуждены… Господи, ну кого она обманывает? Она столько месяцев мечтала об этом, что в тот момент, когда Эггси приблизился к ней, она вмиг протрезвела и полностью отдавала себе отчёт во всём происходящем. Но вот в нём она совершенно не уверена, и это повергает её в отчаяние.       Под ноги попадает что-то, что не похоже на мусор: Рокси опускает взгляд и обнаруживает, что стоит каблуком на дужке своих же очков. Поспешно убрав ногу, она поднимает их и водружает на место, с ужасом обнаруживая, что всё это время они были на связи с Мерлином – когда Эггси начал кричать, она слишком торопилась их отключить и промахнулась мимо крошечной кнопки. - Ланселот, не стоило так налегать на виски, - слышится в наушниках насмешливый голос координатора. - Я в порядке, - язык почти не заплетается. Ну, может, самую малость. - В этом я уверен, - тон Мерлина начинает её раздражать,- в порядке ли Галахад? Если мне не изменяет память, Вы должны были удостовериться в том, чтобы в порядке был он.       Рокси одними губами произносит грязное ругательство, адресованное Мерлину, а вслух говорит: - С Эггси всё нормально. Теперь с ним всё будет в порядке. - Под Вашу ответственность, Ланселот, - беспардонно усмехается Мерлин, - Отключаюсь и более не смею отвлекать. Как знать, может быть «нормально» с Вашей помощью перейдёт в «хорошо».       Рокси задыхается от возмущения, но не успевает ничего ответить, как Мерлин исчезает из эфира.

***

      Помятые и бледные, Галахад и Ланселот вместе являются утром в ателье. Анвин почти такой же, как обычно, разве что мешки под глазами стали ещё заметнее на осунувшемся сероватом лице. Гораздо хуже выглядит Мортон: хоть и старается держаться достойно, но виски и усталость дают о себе знать. Наблюдая их появление в холле через монитор, Мерлин удовлетворённо кивает и ухмыляется в кружку кофе – он почти уверен, что Рокси прислушалась к его вчерашнему совету.       Всё идёт по плану: совещание, завтрак, разбор заданий… Но с этого момента для Рокси начинается персональный ад.       Эггси, которого она знала, больше нет. Есть Галахад, окружённый каменной стеной холодного отчуждения и не выходящий из образа безразличного ко всему шпиона-отморозка двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. Рокси кусает губы и заламывает руки, когда её никто не видит, но не теряет надежды пробиться через оборону и извлечь настоящего Эггси из его раковины.        Парень держится холодно и дерзко, хамит Мерлину и жёстко парирует любому, кто по старой памяти пытается с ним шутить. Но самое страшное не это: каждая миссия теперь проходит под эгидой «не дай Галахаду умереть». Напарники, едва сохраняя самообладание, выкручиваются на местах, Мерлин неистово матерится в координаторской, и только Эггси с мрачным удовлетворением крушит всё на своём пути, словно не осознаёт смертельной опасности своих действий. Он берётся за самые сложные задания, лезет на рожон и не раздумывая кидается в пекло, преследуя лишь одну цель – поймать пулю. Один за другим, агенты отказываются участвовать в миссиях вместе с юным Галахадом, справедливо объясняя это тем, что они не для того выжили в День V, чтобы отправиться с малолетним идиотом на тот свет.       День за днём никто не замечает простой истины: Эггси отчаянно нуждается в том, кто оттащит его за шиворот от пропасти в миг, когда одна его нога уже занесена над пустотой. Единственным агентом, безропотно готовым разделить с ним все задания, становится Ланселот. Роксана Мортон - упрямый ангел-хранитель, который всегда будет рядом.