Инферно

Мерное покачивание поезда, тихий гомон разговоров и интересная книга вкупе с чашкой горячего шоколада и пачкой овсяного печенья. Что ещё нужно для счастья? На самом деле, традиция отправлять учеников в Хогвартс на поезде была несколько глуповатой. Ну, согласитесь, намного удобней было бы аппарировать с родителями в тот же самый Хогсмид, или же пройти камином. Кажется, в Министерство Магии именно так и проходили: там была площадка для аппарации и множество каминов, из которых регулярно выходили самые разные волшебники. Об этом я читала в одном из старых буклетов, найденных мною в библиотеке благодаря миссис Пинс. С девушкой общий язык мы нашли довольно быстро, что не удивительно, ведь книги я любила возможно даже больше, чем она сама. Именно поэтому мне разрешили взять ту пыльную коробку со старыми буклетами, газетами и журналами к себе на лето. Естественно, не обошлось без уговоров, жалостливых глаз и немного заискивающих улыбок, но нужные кипы бумаг были теперь передо мной. Демонстрировать я их, ясное дело, не хотела. Вот приеду домой, там и разберусь, что к чему. Не думаю, что моим сокурсникам понравится то, что я вырываю себе кое-какие привилегии. Хотя, честно говоря, я их не понимала. Что мешало этим детям добиваться лучших результатов? Да, мне как-то сказали, что магически я довольно сильна для своего возраста. Но в зельях, например, я полный профан. Ну не получается у меня, косорукий немного ребёнок, что ж поделать. И то, что я прекрасно знаю рецепт, да и вообще теорию мне учить легко, ничего не меняет. Всё равно были вещи, которые я порой запарывала. Так почему бы не стать в этом лучше меня? Да даже не в соревновании дело. Что вообще мешает этим людям хотя бы попытаться уже сейчас искать своё место в жизни, пробовать свои силы в различных науках, заводить полезные знакомства, стараться производить благоприятное впечатление на преподавателей? Это в маггловском мире на учителей после окончания школы можно попросту забить. А мир волшебников довольно узок, к тому же крайне специфичен. Учителя здесь чуть ли не Мастерами самой Магии считаются. Действительно, стать хорошим преподавателем крайне трудно, но ведь это и почёт, и уважение, и постоянный заработок, причём неплохой. Дружить с такими людьми всегда было и будет полезно. Та же Помона Спраут, учительница гербологии. Сейчас она очень молода, ей всего где-то лет двадцать пять-двадцать шесть, не больше. А она уже является учителем в Хогвартсе, любит свою работу, в её ведении находятся все школьные теплицы. Она, к тому же, счастливая обладательница собственного дома в Хогсмиде, счастливая жена и мать двухгодовалой дочки. И она добилась этого сама, без протекции Рода. Спраут, как я узнала из разговоров старшекурсниц в своей гостиной, была чистокровной в третьем поколении. Аристократкой эта женщина не была, но магглов несколько недолюбливала, скорее из-за того, что когда-то оставалась у своей тётки-сквибки в маггловском районе, где было довольно-таки грязно и прохладно. Лондон был очень загруженным городом, многолюдным, даже самые его тихие ранее кварталы теперь подверглись изменениям, вращаясь и пульсируя в бешеном темпе новой жизни. Как раз в таком вот квартале — ранее немноголюдном, а теперь очень шумном и загазованном — и жила тётка Помоны. Как говорили те же однокурсницы, это против магглов девушку и настроило. Естественно, о правдивости этих слухов я могла только догадываться. Сама миссис Спраут была довольно-таки доброжелательной даже к магглокровкам, так что отнести её к рядам чистокровных снобов я не могла. К тому же, как я уже могла убедиться раз двести, если Гриффиндор — это диагноз, то Пуффендуй — это состояние души. И Помона была самой что ни на есть настоящей пуффендуйкой, защищая «своих» детей, как наседка оберегает нерадивых цыплят. В общем, декан факультета барсуков мне нравилась. Я смотрела на пейзажи, проносящиеся за окном, и жалела, что не догадалась вздремнуть. Накануне вечером я довольно-таки тщательно складывала вещи. Ну, первые несколько часов я действительно собиралась. Приготовила одежду, которую надену по прибытии на платформу, положила в сумку с чарами незримого расширения и облегчения веса несколько книг, позвала домовушку и попросила принести с утра печенья и каких-нибудь пирожных, чтобы накормить себя и братьев в поезде. А потом мы до полуночи болтали с Чарити и Мирандой, обсуждали планы на рождественские каникулы. Обменялись и адресами каминов, обещали писать друг другу письма. Мира собиралась поехать вместе со своими родителями во Францию, к своей двоюродной сестре. — Жульетт очень милая, — смеялась девочка, сидя на своей постели и обнимая свои колени руками. — Естественно, милее меня, как не забудет напомнить её старшая сестра, Ирэн. Строит из себя англичанку, то же мне. На этих словах она забавно скорчила рожицу, так что даже тихая Чарити зашлась хохотом. — А кто это — Ирэн? — заинтересовалась Бербидж и даже отложила в сторону какой-то журнал, который уже вот несколько минут листала. — Старшая сестра Жульетт, — терпеливо повторила Миранда. — Моя матушка была из рода Дюпон. Так вот, Ирэн Дюпон вышла около года назад замуж за мистера Эдварда Рочестера, переехала в Англию и живёт теперь в огромном сером поместье вместе со своим мужем. Иногда выбирается во Францию, к семье. Поместье Дюпонов стоит загородом, не в самом Париже, но очень близко к нему. — Рочестер… Рочестер… Но я не помню таких волшебников, — я нахмурилась, стараясь хотя бы приблизительно прикинуть, где я могла слышать эту фамилию. Но нет, ничего не вспоминалось, даже отдалённо это имя не могло мне быть знакомо в этой жизни. — Возможно, я встречала подобное в книгах, но вот магов я таких не знаю. — Ну естественно, — усмехнулась девочка и едва уловимо фыркнула. — Он сквиб. Чарити перестала шуршать страничками, а я немного подвисла. — Но я вообще не помню такого рода, — пробормотала я. Если это сквиб, то он должен был родиться у волшебников. Логично? Логично. Но Миранда говорила про поместье, следовательно, род должен был быть богатым. Но…, но тогда я должна была помнить такой! Мои учителя действительно прекрасно постарались, приблизительно я представляла себе и устройство магического общества, и его основных, особо видных деятелей. Но Рочестеры… Миранда весело рассмеялась и кинула в меня подушку, которую я автоматически поймала буквально в дюйме от лица. — Китти, у тебя сейчас на лице отображается такая рьяная работа мысли… Ещё немного, и мы услышим звук вращающихся шестерёнок! Бербидж хихикнула, после чего всё-таки отложила от себя журнал и поджала под себя ноги. Кажется, она приготовилась слушать. — На самом деле, я тоже не помню такого рода, — улыбнулась блондинка. — Так его и нет, — развеселилась Мира и усмехнулась. — Ладно, приоткрою страшную тайну моей семьи… Тут она картинно закатила глаза и приложила тыльную сторону руки ко лбу, чем вызвала очередное хихиканье Чарити, разбавленное уже и моим смехом. — В общем, если быть короткой, то дело обстоит так, — девочка нахмурилась и заправила за ухо выбившийся из косы локон. — Дюпоны всегда славились своим магглолюбием, что для Франции совершенно нормально. Мы не стыдились разбавлять кровь маггловской, так что Род всегда был большим, сильным и настолько далёким от вымирания, насколько это можно себе представить. К сквибам во Франции относятся совершенно обычным образом. С ними приятно вести дела, ведь частенько они получают маггловское образование, сильны в точных науках, да и вообще довольно-таки грамотны. У нас очень распространён бизнес вот таких вот полу-волшебников. Например, различные бары, кофейни, пиццерии, кафе для волшебников, адвокатские конторы и торговые центры — всё это построено и содержится сквибами. Она сделала передышку, призвав стакан и наполнив его водой. Отпив, Миранда продолжила. — Ирэн как раз-таки сквиб. Естественно, девочка несколько расстроилась, когда об этом узнала, но довольно быстро взяла себя в руки. В шесть лет она пошла в обыкновенную маггловскую школу, которую содержала мадам Атталь. Это был частный пансион для девочек, желающих получить хорошее классическое образование. Помимо этого, мадам Атталь сама была волшебницей, которая попросту ушла из магического мира, решив посвятить себя преподаванию в собственной немагической школе. Она знакома с многими волшебниками, в том числе и с моей тётей — мадам Дюпон — так что Ирэн попала именно в эту школу. Закончив обучение в возрасте семнадцати лет, она отправилась поступать в институт, в Англию, тоже в маггловский. У неё получаются замечательные картины, просто восхитительные, даже я это знаю. Как-то она рисовала портрет своей обожаемой сестрёнки, — тут девочка поморщилась так, словно съела лимон, — так красивее этого я картинок ещё не видела. Ну да ладно, не в этом суть. Здесь она познакомилась с мистером Эдвардом, за которого через год вышла замуж. Причём, если быть правдивой, они действительно любят друг друга. Тётя проверяла это каким-то ритуалом, так что никаких воздействий на Ирэн оказано не было. Именно поэтому она сейчас живёт в Англии, но довольно уединённо. — Да… Вот это фокус, — после продолжительного молчания подала голос Чарити. — Никогда бы не подумала, что такое бывает. Прямо как в старом романе. Я же её не слушала. Это действительно было безумно похоже на роман, просто до ужаса… А что, если написать такое? Как творчество о сквибах воспримут волшебники? Возможно, к ним станут относиться в Англии чуть лучше? Это был бы такой прогресс! Улыбнувшись, я вернула подушку своей хозяйке. — Очень интересная история, Мира. Я бы хотела познакомиться с этой Ирэн. А теперь давайте спать…

***

Поезд всё так же размеренно покачивался, когда я вырвалась из пелены собственных мыслей. Это вызывало улыбку. Кое-что в этом мире никогда не меняется. Небо по-прежнему голубое, солнце всё то же, а поезд неизменно меня укачивает. Братья из купе на время вышли. Мне нужно было переодеться, да и они решили проведать своих друзей. Я вытащила из сумки с чарами незримого расширения упакованные туда брюки и простую рубашку из мягкого материала тёмно-зелёного цвета. Переодевшись, я накинула на плечи классическую чёрную мантию и поморщилась. Мантии вызывали у меня некое чувство отторжения, они определённо мне не нравились. Но выйти из поезда в одежде, так похожей на маггловскую, я не могла. Подумав, я сменила простейшим заклинанием цвет мантии на тёмно-синий, так что она подходила к брюкам и теперь смотрелась, как милое украшение. Радовали глаз рукава: они были очень широкими, доходили до локтя и были украшены тёмно-зелёной вышивкой. Смотрелось очень мило и гармонично, учитывая то, что сама мантия была не в пол. Дети длинные мантии вообще практически не носили, это считалось дурным тоном. До третьего курса, правда, нужно было ещё заморачиваться с их ноской, но, начиная с четвёртого, правила становились более мягкими. Таким предметом одежды можно было и пренебречь. Естественно, поведение детей бросало тень и на родителей. Успехи в учёбе говорили либо о магической силе рода, либо о его богатстве, ведь родичи не поскупились на репетиторов ещё до поездки в Хогвартс, а это о многом говорило. На самом деле, мне довольно-таки крупно повезло. Родители меня любили, баловали, у меня было всё, о чём бы я только не попросила. Моим воспитанием и образованием занимались, я всегда чувствовала, что не безразлична своим родственникам, что, в случае чего, всегда могу обратиться за помощью и советом. А это дорогого стоило. На вокзале нас встречали оба родителя. Мама кинулась меня обнимать, тормошить, она крутила меня из стороны в сторону, улыбалась и одновременно накидывала согревающие чары. — Тебе не холодно, котёнок? Ничего не жмёт? — она снова прижала меня к себе и снова улыбнулась, сверкая серыми глазами. — Я так соскучилась… Без тебя в доме стало совсем тихо. — О да, больше никто не гоняет фестралов и не пугает домовиков, — рассмеялся отец и погладил меня по голове. — Сейчас аппарируем домой, готова? Я кивнула и крепче прижалась к матери. Чемоданы уже забрали домовики, так что переживать было не о чем. Зажмурившись, я на несколько секунд почувствовала головокружение, я ощутила знакомый запах елей, которые росли перед нашим поместьем, почувствовала лёгкое дуновение ветра, услышала перелив колоколов. И счастливо выдохнула. Я дома. Только сейчас я поняла, насколько соскучилась по своим родителям. По тому, как мама заправляла мне за ухо постоянно выбивающиеся из причёски пряди, по тому, как отец щёлкает меня по носу, когда я говорю что-нибудь кажущееся ему забавным. Соскучилась по братьям в растянутых домашних свитерах, сидящих на чердаке дома и что-то мастерящих, по самому дому, по своей отдельной комнате и мягкой постели. Я с удовольствием отправилась разбирать взятые с собой из Хогвартса вещи. На самом деле, их было не особенно много. Я знала, что мама опять вытащит меня на Косую аллею, а потом окажется — совершенно случайно, конечно же — что у неё уже куча новых мантий, рубашек, свитеров и другой одежды. Это было странно и, как она изначально думала, не особенно-то правильно, но потом до меня дошло, что Розмари таким образом пытается проявить заботу. Естественно, не у всех всё было настолько радужно. Я прекрасно понимала, что моя семья — исключение, а не правило. Знала, что те же самые Блэки, жена главы Рода которых была моей крёстной матерью, отрезали головы домовым эльфам и хранили их в специальной комнате, что Малфои заставляют своих наследников заниматься дуэльным искусством чуть ли не с пятилетнего возраста, что наследников Лестрейнджей секли почти что за любую провинность… Это было пугающе, но таков оказался мир, в котором мне посчастливилось родиться. А если ты не можешь ничего изменить, то приходится лишь приспосабливаться. И оттого мне становилась ещё более дорога забота родителей. Я не ждала от них предательства, не ждала ножа в спину и понимала, что они действительно меня любят. Это было приятно. А Рождество наступало на пятки. Дом вдруг начали украшать, и мама собственноручно принесла мне в комнату большой ящик с игрушками, гирляндами и венками. — Можешь украсить свою комнату так, как захочешь, — она лукаво улыбнулась и качнула головой в сторону двери. — А после обеда мы начнём украшать дом, так что советую поторопиться… Естественно, торопиться я не собиралась. Когда она вышла за дверь, оставив меня одну наедине с украшениями, я счастливо взвизгнула и принялась перебирать содержимое огромного деревянного ящика. От него пахло хвоей, апельсинами и стружкой. Чего тут только не было. И разноцветные шарики, навешанные на нитку вроде гирлянды, которые безумно красиво переливались, когда свет от огня камина или свечей попадал на них, пушистые венки из еловых веток, папоротника и шишек, так восхитительно пахнущие смолой, ветром и лесом, что я несколько минут попросту сидела, держа их на коленях, и вдыхала этот аромат, к которому примешивались едва уловимые нотки смолы. На обед я опоздала, зато комната к этому времени совершенно преобразилась. Теперь кованную спинку кровати обвивала светящаяся гирлянда — сейчас она горела ровно, не мигала, окрашивая комнату в золотистый цвет — и несколько шариков примостились на столбиках кровати, смешно побрякивая, когда их случайно задевали. Над камином тоже висела гирлянда, но она состояла из разноцветных шаров, которые блестели и переливались, отражая на себе блики огня. Венок из еловых веток примостился на двери и над столом. Я откопала в шкафу большую пузатую вазу и уже успела наполнить её водой; после обеда я хотела выпросить у папы несколько веток и поставить их в свою комнату — мне безумно нравился запах. Я спускалась по лестнице, уже слыша смех, доносящийся из столовой. Зайдя в комнату, я прищурилась. Комната была ярко освещена, в отличие от всех остальных в доме. Завтра уже был сочельник, а потому темнело несказанно рано: в четыре часа пополудни мы уже наблюдали угасающий закат. Братья сидели за ещё не накрытым столом и склонялись над какими-то пергаментами, отец стоял у окна и курил трубку, а мама, судя по звукам, хлопотала на кухне. Несмотря на большой штат эльфов, ей очень нравилось готовить самой. Она позвала меня, так что я тут же направилась к ней. Розмари стояла у плиты и улыбалась от удовольствия; её лицо раскраснелось, а несколько мокрых прядей прилипло ко лбу. Женщина как раз вытаскивала из духовки любимый всей семьёй вишнёвый пирог. Она грохнула противнем и вздохнула, убирая слипшиеся пряди с глаз, и улыбнулась, когда заметила меня. — Китти, дорогая, как ты вовремя… достань-ка во-он те тарелки… да, да, те, которые с кремовой каёмкой. Розмари одним взмахом палочки привела себя в порядок, придирчиво оглядела себя и удовлетворённо вздохнула, а, поймав мой взгляд, рассмеялась. — Тебе хочется что-то спросить? — мама улыбнулась и потрепала меня по голове, ласково глядя на меня. Меня тут же настиг запах её любимых духов, выпечки и дома. — Почему ты не используешь магию? Ну, ты могла бы делать всё быстрее, — я озадаченно взмахнула рукой, а она снова рассмеялась. — О, дорогая, но неужели это не было бы слишком скучно? Тем более, мне приятно знать, что вы едите то, что приготовила недавно я сама… да и неужели это не интересно? Магия заставляет лениться, а я стараюсь этого избежать… вот скажи, почему ты не попросила у меня или отца палочку, а развешивала гирлянды в комнате сама? — Потому что хотелось, — я пожала плечами и улыбнулась. — Вот и ответ на твой вопрос, — мать ласково погладила меня по волосам, и на её щеках от улыбки появились милые ямочки. — А теперь пойдём-ка накроем на стол, а не то папа и мальчики съедят друг друга… Я хихикнула, согласившись с ней. После ужина отец неожиданно для всех нас взмахнул палочкой, и иллюзия, как оказывается, наложенная им ранее, спала. Мы увидели огромную ёлку, лежащую невдалеке от камина. Розмари весело блестела глазами, братья улыбались, а в моей душе шевелилось то самое ожидание чуда. Это Рождество почему-то не походило ни на одно другое. Быть может, дело было в том, что я так долго была оторвана от родительского дома, а может и потому, что я только сейчас поняла всю ценность таких воспоминаний. Когда проводишь несколько месяцев вдалеке от любящей матери, от заботливого отца, от собственной уютной комнаты, ты начинаешь по-другому смотреть на такие вот семейные вечера, проведённые в узком кругу. Комната была украшена уже ближе к ужину. Есть не хотелось совершенно, мама ворчала, что мы заморим себя голодом, но уступила, так что мы попросту сидели в гостиной, пили горячий шоколад, ели овсяное печенье и слушали истории друг друга. Я, естественно, молчала, ибо говорить совершенно не хотелось, а родственники рассказывали интересно. Братья, смеясь, в лицах пересказывали свою очередную шалость, за что получали шутливые угрозы от отца и улыбку от матери. Сами же родители с удовольствием вспоминали свои школьные годы, смеялись, рассказывали порой действительно забавные истории. О войне, которую они пережили, старались даже не упоминать. Один раз взгляд обычно весёлой и смешливой Розали будто застекленел, когда она начала было говорить о своей подруге, которая погибла в одни из каникул во время бомбёжки. Мы тактично сделали вид, что не заметили этого. Спать расходились нехотя. Этой ночью я ещё долго не могла уснуть. Лежала в своей постели, глядела на цветастые блики на потолке и думала-думала-думала. Как же, должно быть, страшно пережить войну. Как такие люди могли спать по ночам? А могли ли? Почему-то вспомнилось давно услышанное выражение, которое вдруг заставило кожу покрыться мурашками, а меня — залезть под одеяло и свернуться калачиком, словно укрываясь от всевозможных невзгод. С войны полностью не возвращаются.

***

На следующее утро мы отправились на Косую аллею. Она была украшена к Рождеству, это было видно невооружённым глазом. Каждый дом, каждый проулок так и блестел, сверкал, манил своей красотой. Витрины были украшены анимированными рисунками, повсюду торговали ёлками и новогодними игрушками, отовсюду слышался довольный и счастливый смех, то тут, то там раздавались взрывы особенно сильного хохота, сопровождаемые понимающими улыбками старшего поколения. Кто-то пару раз фыркнул: «Хогвартс», как будто это могло объяснить буквально всё на свете. Родители часто останавливались для того, чтобы поздороваться со знакомыми, переброситься с ними парой фраз, справиться о здоровье и детях, в общем обсудить всё то, что обычно обсуждают взрослые, степенные люди. Братья довольно быстро прибились к компании своих однокурсников, так что теперь ходили большой такой, наводящей ужас на других, группой. Я попыталась отыскать в толпе глазами Миру или Чарити, но бесполезно. Возможно, их здесь даже и не было, и они, как все нормальные люди, купили подарки близким на Рождество в течение года. Но я находила в этой нашей семейной традиции особый шарм. Конечно, я понимала, что эта традиция вызвана общесемейным лентяйничеством и поголовным недостатком времени…, но разве это было важно? Чувствуя, как на лицо напрашивается улыбка, я крепче сжала руку матери в тёплой кожаной перчатке и принялась снова крутить головой. А посмотреть действительно было на что. Очень скоро мы выбрали подарки, я с удовольствием получила огромный ящик со сладостями — большинство из них, правда, составляли мои любимые леденцы в виде таких палочек, загнутых сверху наподобие посоха и раскрашенных в бело-красной гамме — так что была абсолютно счастлива. Приглядела подарки и для подруг, и для родителей. Домой мы вернулись к обеду. Мама тут же упорхнула на кухню, к домовым эльфам. Она что-то бубнила, постоянно махала палочкой, заставляя что-то жариться, париться и вариться, домовики сновали туда-сюда, готовя спальни, приводя в порядок дом и помогая женщине на кухне. Я же сбежала от этого ужаса к себе в комнату. Я знала, что будет дальше. Да такое случалось каждый год, так что я уже привыкла. Скоро прибудут гости, родственники, обязательно появятся несколько друзей Фабиана и Гидеона, все будут поздравлять друг друга, петь рождественские гимны, смеяться и дарить подарки. Эта традиция плотно прижилась во мне за прошедшее время. За окном начался настоящий буран. Мне доставляло особенное удовольствие сидеть в такую погоду на подоконнике и, прижавшись щекой к стеклу, пить горячий шоколад, перелистывая страницы очередной книги. Это было действительно здорово. На постели лежало готовое платье. Оно было тёмно-зелёным, очень мягким и довольно-таки симпатичным. Вроде бы простого покроя, но оно выгодно оттенялось фамильной брошью, подаренной мне на прошлый День Рождения родителями. Вроде бы какая-то реликвия, передающаяся от матери к дочери. Мать сама выбирала момент, когда украшение, сделанное из золота и малахита, переходило в руки её ребёнка, вот Розмари и решила отдать его сейчас. Там была установлена какая-то хитрая защита, так что, нося эту прелесть на мантии или платье, можно было избежать множество неприятностей, начиная от подлитой наспех в сок самодельной амортенции и заканчивая достаточно серьёзными и неприятными для их носителя проклятиями. Я подошла к постели и погладила кончиками пальцев камушек уже прикрепленной к платью броши. Меня пробрал озноб. Отец боялся за меня ровно столько же, сколько и мать. Они переживали из-за подступающей войны и один раз, когда братья были уже в школе, а я, десятилетний ребёнок, сидела на подоконнике в гостиной, закрывшись шторой и устроившись там с книгой и печеньем, они всерьёз обсуждали высылку детей из страны. Говорили что-то про родственников во Франции и Норвегии. Фабиана они хотели отправить в Париж, получать мастерство в Артефакторике, а Гидеона — в Эстфолл, где он получил бы профессию драконолога. Живописное местечко, я уже смотрела картинки в огромном географическом атласе из нашей библиотеки. Природа суровая, но чистая, немного мрачная, но так и дышащая свободой. Самое то для драконов. — Вот женится, — сказал тогда отец и я услышала его тихий смех, — и может отправляться. Девчонка поедет с ним, я похлопочу им о доме, так что не переживай, Мари, устроятся в собственном доме, с комфортом. — Я не знаю, — сказала мама и я явственно различила тихий всхлип. — Он ещё такой мальчишка, Джеймс… А вдруг… — Он Прюэтт, дорогая, — мягко прервал её тот. — И, поверь мне, чем раньше он возьмётся за дело, тем лучше. Из страны его в любом случае нужно выпирать, слишком голова у него горячая, как бы в своё время в самое пекло не полез. — Вопрос, под чьими знамёнами, — хмыкнула женщина и они ушли, продолжая разговаривать о пустяках. Прошёл уже год, а я так и не поняла, знали ли они о моём присутствии, или же даже не догадывались. В любом случае, мешать бы я им не стала ни в коем случае, а если бы смогла хоть чем-то помочь — помогла бы. Сама понимала, что Гидеон не усидит на месте и, если действительно начнётся война, он кинется если не в отряд мракоборцев, так хотя бы сунется в отдел авроров. Подобного я допустить не могла ну никак. В комнату постучала мама. Она отворила дверь и улыбнулась, как всегда, мягко и по-доброму. Её серые глаза лучились теплом и заботой, которая буквально окутала меня в это же мгновение. — Гости скоро прибудут, дорогая, — на её щеках появились ямочки. — Ты ещё не оделась? Тебе помочь? Я кивнула и с удовольствием уселась на мягкий пуфик, пока мама притворяла за собой дверь и искала мягую расчёску-массажку. От Розмари всегда пахло маслом, которое она использовала для смягчения кожи рук, выпечкой и её любимыми духами. На секунду в голове вдруг взорвалась безумная, совершенно нереальная мысль, которая, впрочем, заставила меня сжаться в тугую пружину и шмыгнуть носом.

А смогу ли я пережить смерть близких мне людей?

Я покачала головой, ловя обеспокоенный взгляд матери. Она мягко улыбнулась и погладила меня по волосам; глаза её лукаво блеснули. — Мне заплести тебя или ты будешь с распущенными? Я согласно промычала, и она рассмеялась, аккуратно расчёсывая рыжие пряди моих волос, так похожие на её собственные. А за окном всё так же мёл буран. Снег валил так, словно над графством кто-то тряс пуховую перину, стараясь засыпать все дома, дороги и дорожки, скрыть от лишних глаз тропинки. Гости уже собрались внизу, я слышала их смех. Кажется, друзья семьи пока что запаздывали, в то время как некоторая молодёжь, знакомая близнецам Прюэттам, взрывала гостиную своим хохотом. В сердце снова появилась надежда на лучшее будущее. На душе пели птицы.