Глава 21
15 февраля 2018 г. в 07:09
Из серых стен карцера сочилось отчаяние — сочилось и собиралось в густых тенях у стен. Синдзи силился удержать себя, и ничего не мог поделать: он соскальзывал куда-то, стремительно падал, но что еще хуже — он чувствовал непрекращающиеся изменения в себе самом. Хрипел надорванный второй голос в голове, ощущение собственного тела словно мерцало, а в следующее мгновение он с ясным сознанием обдумывал ситуацию, в которую попал: обдумывал, находил блестящий выход — и немедленно забывал его, проваливаясь в звенящую металлом бездну, в знакомый аромат голубоватых радуг и перегретого масла. Иглы чужого сознания будто бы издевались, проходили сквозь него, не принося желанного слияния с машиной, а лишь пронзая страшной болью.
В сознании билась какая-то старая-старая мелодия, услышанная еще в прошлой жизни, дичайшая импровизация, неимоверно отчаянная в пылкой страсти найти свою кульминацию, свой финал…
«Я так не могу…»
Вместе с отчетливой мыслью пришел звук открывающегося замка. Дверь лязгнула, и немедленно вслед за тем щелкнули затворы. «Теперь так всегда ко мне приходят… А… Разве уже кто-то приходил?» Синдзи попытался напрячь память, но она лениво отмахнулась и исчезла в приступе острой дрожи. Когда в глазах прояснилось, на стуле перед ним расположился взлохмаченный Ставнийчук, а за его спиной двое конвоиров целились куда-то над головой сидящего.
«Это они в меня. Да».
— Синдзи…
Голос доктора звучал так, будто в комнате поселилось эхо, предательски подхватывая каждый звук и перебрасывая его от одной стены к другой.
— Синдзи, такое дело…
— Здравствуйте, доктор.
Собственные слова шли словно не из его горла. Сердитый второй голос советовал не отвлекаться на глупые ассоциации, и Синдзи постарался сосредоточить все свое внимание на сидящем перед ним человеке. Как только это удалось, он сразу понял, что руки Ставнийчука скованы, а говорит доктор о своем последнем желании, о том, что ни о чем не жалеет…
— Доктор… О чем вы говорите? Какое желание?..
Ставнийчук поднял густые брови:
— Меня осудили как пособника грубого нарушения устава. Расстрел.
Муть в мозгу ненадолго развеялась.
— Расстрел? Нарушение? - преодолевая дрожь, он приподнялся в кровати и увидел, как напряглись солдаты. — Но за что?!
— Я запустил ракету, мы с Акаги так договорились. Она с Канаме уложила полковника, а я нейтрализовал часового и управлял стартом.
«Вот как… Спасибо, доктор». Он кивнул в ответ, показывая, что понял: Синдзи даже примерно не представлял, как он выглядит, и видно ли по его лицу, что он осознает что-то. В голове вновь поднялся бубнеж, а по телу загуляли искорки, от которых щекотно немела кожа, так что он зябко поежился и вновь собрал всю слабую волю в кулак.
-…Я потому, собственно, и попросился тебя навестить. Рицко Акаги не заслуживала так умереть, так что хочу сказать напоследок спасибо.
Синдзи поднял глаза. Обреченный на смерть доктор спокойно благодарил за отмщение, и это почему-то не укладывалось в голове. Что-то мешало.
— Алексей-сан… Вы знаете, почему она вообще отправилась в «Прорыв»?
Ставнийчук кивнул. Один из конвоиров, не переставая целиться в Синдзи, положил руку на плечо осужденному, и доктор встал:
— Знаю. После «Ядра» и ЕВЫ ей так и не удалось больше ничего создать, она только доводила все это до ума. Кроме Кацураги ни с кем не общалась. Так что в поход уходило все, что у нее было… Тут такое: или сиди с надеждой на озарение, на открытие, или… Да иду я, иду…
Его толкнули, и Ставнийчук негодующе посмотрел на сопровождающего:
— Эй, куда, ты забыл? Ваш командир разрешил ведь!
Конвоир кивнул, охлопал карманы и бросил на кровать измятую пачку сигарет и несколько спичек.
Синдзи недоуменно посмотрел на это и поднял мутный взгляд на уже идущего к дверям доктора.
— Да знаю, не куришь. Больше нечего тебе на память оставить.
Уже у выхода седоволосый доктор остановился так резко, что солдат вскинул ружье и занес приклад для удара, но осужденный всего лишь обернулся. Его глаза были скрыты густой тенью, а голос глух.
— Ну, давай. Рад, что хоть полковник этот поход переживет. Наверное.
Синдзи отстраненно заметил, что второй конвоир перестал, наконец, в него целиться. Икари вновь проваливался в нечеткие видения — перед глазами висели осколки очков, а в ушах гремел лязг стартового крана ракеты.
— Икари, ты соображаешь вообще?
Он вздрогнул и опомнился. Перед ним из багровой пелены выплывал стол, знакомая каюта, лесенка, ведущая куда-то наверх. «В рубку», — отчего-то уверенно решил он, и острый плавник этой мысли, прорезавший тяжелую жижу мыслей, окончательно вытащил его из забвения.
За столом сидел Тодзи Судзухара и что-то — неужели память? — подсказывало, что он новый командир этой злосчастной экспедиции. «Это он отдал приказ расстрелять Ставнийчука», — подумал Синдзи и погрузился в размышления о том, исполнен ли приговор или нет. Он даже приблизительно не представлял, сколько прошло с визита Алексея-сана в карцер. Его странное размытое сознание будто бы пряталось от чего-то, старательно прядя густые тени, скрывая само течение времени. Послушный странной ассоциации, разум увлеченно занялся ее изучением.
« — От чего я прячусь?
— Ты? Ты еще не понял?»
Синдзи почти обрадовался осмысленному ответу второго голоса, но насладиться странным общением ему не дали. Резкий, но не сильный тычок под ребра выбросил его на поверхность, в мир убогих ощущений.
— Икари, очнись, твою мать!
Судзухара стоял, уперев кулаки в столешницу и подавшись вперед. «Не он», — подумал Синдзи, повернул голову в поисках ударившего человека, и с легким удивлением обнаружил аж троих конвоиров позади. «Они как-то поняли, что я убиваю легко и без оружия…»
— Опомнился? Так лучше. Икари, мне нужно знать, что в конце твоего маршрута.
Синдзи тяжело сглотнул, и его горло треснуло болью, словно он проглотил много-много кварцевого песка.
— Маршрут?
Судзухара тяжело сел и сложил руки на груди.
— Машина выжгла тебе мозги, или кто, но мне нужны ответы! Понимаешь меня?
— Нет, — честно ответил Синдзи.
— Нет? Гаки тебя возьми, Икари! Я — третий командир этого похода — наплевав на все должен обеспечить всего одну задачу, — сказал Судзухара. — Чтобы ты и твой «Тип-01» добрались туда.
— И?
Синдзи просто хотел, чтобы от него отстали. Второй голос вновь умолк, и свое участие в беседе с новым командиром Икари считал пустой формальностью, ответы выскакивали из него, как цифры на игральных кубиках.
— Икари… Ты преступник. Ты убийца своих товарищей, участник грубейшего нарушения устава. И вместо того, чтобы пустить тебя в расход, я должен при необходимости пожертвовать всем персоналом этого конвоя ради твоей шкуры. И я хочу знать, ради чего все это.
Синдзи механически кивнул: это сообщение его не трогало. «Хорошо, что он не спрашивает о подробностях, то-то удивился бы… Или нет. Как раз спрашивает?» Он честно попытался вернуться к разговору, попутно припоминая подробности, но Тодзи уже молчал и смотрел на него уничтожающим холодным взглядом.
— Хорошо, — медленно сказал он. — Икари, я вижу, что ты решил запираться…
«Я? Решил?»
— Вспомни о своей чести, Икари! — сказал Тодзи и поднял меч, который лежал у стола. «Меч… Подаренный отцом». Память шевельнулась.
Маленький мальчик принимает с поклоном оружие, а отец — такой редкий гость — и приехал только на похороны матери. Ослепительно сияет солнце, блик от украшений рукояти полосует разодранные слезами глаза, клинок слишком тяжел, но это честь. Это долг. Это дар.
— Помнишь, так?
Синдзи вздрогнул от этого голоса: это был голос командира. «Честь? Долг? Я скажу ему…»
— Я должен прибыть в Хордадо дель Муэрте и найти там последнюю составляющую бога, чтобы навсегда победить войну.
Он внимательно и почтительно смотрел в глаза Судзухары, не понимая, что делает. Где-то была неувязка, какая-то странность, глупость, что-то странное билось в разуме, и хрипел второй голос, издевательски смеясь. Спустя мгновение глухо хохотнул Судзухара.
— Икари… Я не понимаю. Ты хочешь сыграть идиота? Так играй убедительнее!
Взгляд командира был тверд и уверен, и Синдзи с удивлением понял, что разговаривает с Тодзи. «Тодзи? Что с тобой случилось?» Память тасовалась, как колода карт: едва он свыкся с мыслью о жестком и уверенном командире, как она подсунула ему Судзухару, лейтенанта, хмурого спорщика, жениха Хикари.
— Этот поход, Синдзи, начался с ошибки, — сказал Судзухара холодным голосом. — Я не осуждаю секретности, но «Прорыв» свел всех с ума. Ошибочные приоритеты, скрытые задачи, и… В конце концов — вроде-как-идиот, ради которого нужно пожертвовать всем.
Тодзи махнул рукой кому-то из конвоиров и входная дверь открылась, командир же тем временем продолжил.
— Я исправлю это по ходу. Возможно, слишком поздно, но мы должны действовать по уставу. Тем более что сейчас прямое следование уставу отрезвит твои мозги.
В дверях раздался шум, и один из конвоиров повернул его стул так, чтобы Синдзи мог видеть вход в каюту командира.
— О, Синдзи!
Двое солдат держали руки на плечах Рей и Аски, руки обеих девушек были скованы, а на лицах Синдзи рассмотрел грязь и копоть. «Протезы», — подумал он и кивнул себе. Что-то мешало увериться в этой мысли, какие-то слова полковника, но он не смог их вспомнить, и засомневался в реальности этого смутного воспоминания. Он смотрел на Рей и чувствовал отголоски тепла, покой и уверенность, которые вселяла в него эта девушка. «Зачем они?» Лицо Аски, зло прищуренные глаза, глумливая полуулыбка, напружиненное — пусть даже скованное — тело — это все была жизнь. «Покой и жизнь. Кто это говорил?»
Из вязкой дымки выплыл голос Тодзи, монотонно заканчивавшего тираду:
-… соучастие, полное и осознанное, в убийстве боевых товарищей, а так же сопротивление при задержании. По совокупности — расстрел.
Пауза. Синдзи сразу понял, о ком идет речь, и терпеливо ждал самого себя, своей реакции.
И — ничего.
— Ну как, Икари, не вспомнил?
«Это он мне? Он что, надеется на меня этим надавить? Надеется, что я скажу больше, чем правду?» Хотелось улыбнуться, кривя истерзанные жаждой губы.
— Ну что же, — сказал Судзухара. — Ты, думаю, не веришь. Рассчитываешь на мою сентиментальность: общее прошлое, ты мой спаситель и прочие вещи. Мне и впрямь жаль всего этого…
Аска что-то громко сказала, и судя по звуку, ее ударили. Рей молчала.
— Устав есть устав, — неожиданно резко сказал Тодзи. — Иначе война становится безумием и игрой безумцев.
«Он их убьет, — понял Синдзи. — Даже не узнав от меня ничего. Просто потому, что это правильно. Это ведь правильно — и соучастие, и сопротивление…» Где-то тут крылась логическая ошибка, и он тщетно пытался понять где.
— Увести. Стоп. Расстрелять без противогазов. У старшего сержанта есть неприятная способность необъяснимо быстро оживать.
Лязгнула дверь, отрезая крик Аски. На кого она кричала — на Тодзи, на него, на судьбу? Синдзи искал ошибку, пытался понять, как так вышло: Акаги и Ставнийчук спасали Мисато-сан, а Кагитару мешал спасти ее. Кагитару убил Акаги. Он сам убил Кагитару. А на расстрел обрекли Ставнийчука и вот теперь — Аску и Рей.
«Это война».
Синдзи встал, прозревая.
«Передо мной — именно то, что я должен остановить».
Он бросил взгляд на стол, на котором поверх планов и карт лежал меч — его долг. Он оглянулся на дверь, за которой исчезли Аска и Рей.
«Нет противоречия. Они не костыли, не протезы — они помогли мне выжить и понять. Я должен создать другой мир. Мир, где спасителя не убьют, только потому что так написано в уставе. Вот она — моя судьба. Моя!»
Конвоиры, Судзухара, каюта, коридор — мир замер. Синдзи вздохнул: во всем теле царила слабость, такая, что можно умереть, подохнуть в дюйме от цели. Зато в голове было предельно ясно, все нужные мысли послушно строились в цепочки: «„Тип-01“ — рупор. „Тип-01“ — оружие. В „Типе-01“ сокрыта частичка меня».
Он закрыл глаза — и открыл их вновь.
Перед ним в густой мгле простерлась толстая змея — мощный корпус атомохода. «Плохо видно», — подумал Синдзи, и вспыхнули прожекторы, полосуя туман. Он осмотрел БМК и без труда нашел самого себя — другого себя, скрытого за толщей брони. Руки, отягощенные многотонными смертями, пошли вверх.
«Вперед, — решил Синдзи. — К судьбе».
Он вздрогнул, когда вокруг загрохотали выпущенные им самим снаряды. Подкалиберные боеприпасы рвали борта БМК, как бумагу. Капли, раскаленные добела, вмяли внутрь истерзанную броню и расплескали конвоиров, забрызгав всю каюту. Ворвался отравленный воздух пустошей, и острый запах раскаленного металла, вонь горелых внутренностей смешались с отравленным смрадом.
Синдзи осмотрелся — сначала глазами «Типа-01». Модуль БМК дымился и искрил, вокруг зашевелились танки, но все больше для того, чтобы убраться подальше от обезумевшей машины. «Хорошо».
В каюте становилось трудно дышать. Синдзи подошел к столу и увидел командира: раненный осколком, он пытался встать, опираясь на стул. Очень хотелось сказать что-то напоследок лейтенанту Тодзи, который горел когда-то под каплями раскаленного вольфрама, но говорить с командиром Судзухарой было не о чем. Задержав дыхание, Икари попытался взять меч, понял, что ему что-то мешает, и опустил глаза. Запястья были перехвачены стальными кольцами с цепью между ними. Синдзи поднял руки, и, глядя Тодзи в глаза, навел на самого себя один из десятков пулеметов «Типа-01». Сухо треснул единственный выстрел, и кожу рук опалило, в ладони впились крохотные капли металла, но цепи больше не существовало. Тодзи упал под стол.
Прикрепив меч к поясу, Синдзи вышел в коридор — в рев сирены, бег людей и крики. Он снял со стены респиратор и пошел к шлюзу, пытаясь не сталкиваться с беспорядочно мечущимися людьми. Бунт машины стал последним испытанием разума, и участники «Прорыва» его не прошли. Синдзи почувствовал жалость к сослуживцам, но тут вспышкой пришла мысль о том, что Рей и Аску уже могли вывести наружу.
Он ринулся вперед, не разбирая дороги, а его второе «я» зарыскало прожекторами в густой мгле.
«Где же вы?! Где?!»
Распахнулся шлюз, и Синдзи, стараясь не думать о танках, утюжащих землю вокруг, побежал в непроглядном киселе. «Тип-01», вставая на ноги с опор, высвечивал путь перед ним, рассекал туман по сторонам.
— ГДЕ ВЫ?!.
Впереди показалось темное пятно, и Синдзи побежал еще быстрее. Аска и Рей сидели на коленях, поддерживая друг друга. Обе девушки были без респираторов, и уже теряли сознание. Он сорвал с себя маску и упал на колени перед ними.
«Дыши…»
Маска накрыла лицо Аски — искривленное, обезображенное судорогой смерти от удушья.
«Дыши…»
Респиратор лег на посиневшее лицо Рей. «Она не очнется в этой атмосфере…»
Легкие орали, требуя воздуха, в нос начал сочится упрямый гной пустошей, дурманя разум и размывая поле зрения. Он видел, как на нем сошлись два прожектора ЕВЫ из трех уцелевших, он видел со стороны скульптуру отчаяния, и не мог поверить, что понял все так поздно, что позволил забрать их.
«Не помехи, нет — настоящая причина, по которой я хочу выполнить приказ».
Они умирали.
Синдзи опустил маску, обнял девушек за плечи и оглянулся. Позади оживал БМК, зажигались фары и прожекторы атомохода, взмыла ракета, собирая танки.
«Оживают…»
Разум плыл, а по лицу что-то текло, застилая глаза, так что пришлось смотреть только глазами машины. Ему почудился зовущий его голос — голос оттуда, от конвоя.
«Они оживают. Убили Аску и Рей и оживают…»
Со всех сторон к нему бросились иглы, и Синдзи не стало.
* * *
Майя бежала со всех ног, полагаясь на то, что мелькнувшая впереди спина — это и в самом деле он. Ей удалось стащить в суматохе два респиратора, и теперь непривычные к бегу по крошеву ноги сами несли ее вслед обезумевшему парню. Майя не думала ни о чем, даже о том, зачем бежит — просто бежала.
«Что тут думать… Если они… Если их… То он…».
Прерывистые мысли вторили ее дыханию, и Майя бежала, отметая прочь мысли о том, что взорвалось в каюте командира, почему тревога. Прямо перед ней метались протянувшиеся из мглы лучи прожекторов.
«Если они… Если их…»
В ушах бился дикий приказ Судзухары, в памяти всплывала вся дичь последних дней экспедиции — стрельба в рубке во время битвы с Ангелом, бойня у ракеты, якобы устроенная Синдзи, жесткие распоряжения нового командира…
«Синдзи, ты только не…»
Девушка остановилась, окаченная грохотом и лязгом летящего мимо танка. Сбитая с курса, она завертела головой: респиратор покрылся капельками изнутри, и видно было до ужаса мало. Впереди и немного в стороне показались какие-то тени, а потом на них упали столбы света. Майя вскрикнула и побежала, видя, как уже отчаявшийся парень обнимает задохнувшихся Аску и Рей.
Синдзи встал, и Майя остановилась, едва не упав — словно на стену налетела. Икари был без респиратора, и по его щекам из глаз текли дорожки крови, на челюсти повисли тяжелые капли. Слепой взгляд мимо нее, казалось, прожигал туман, и девушка невольно обернулась: там с рокотом ворочался БМК, сзывая разошедшиеся машины конвоя.
Раздался тяжелый грохот, и Майя снова посмотрела вперед: из туманного мрака над Икари выдвигалась громада боевой машины. Почерневший в последнем бою атомный дредноут поднял манипуляторы и Майю оглушил вопль боли и страдания, и хотя рот Синдзи был разорван в крике, он понимала, что вряд ли уже отравленный парень способен так кричать — пластая туман, катя перед собой волну ненависти, жути, муки.
Синдзи стоял над телами девушек, сжав кулаки, а стволы «Типа-01» исторгли пламя и рев.
Ударная волна бросила девушку на землю, она потеряла сознание, а когда почти сразу же пришла в себя, — посмотрела на БМК. Подсвеченная сполохами попаданий машина агонизировала: трассы снарядов полосовали отсек за отсеком, пулеметы в бессильной ярости щелкали по броне там, где ее еще не изрешетили орудия, ракеты взрывались в пробитых пушками отверстиях, выжигая модули изнутри, детонировали боеприпасы.
Когда на месте атомохода остался пылающий костер, Синдзи осел. Майя рванулась было к нему, преодолевая слабость, жуть и звон в голове, но поняла, что ее опередили.
— Синдзи-кун… Синдзи-кун…
Рядом с Икари склонился странный нескладный человек в маскировочном комбинезоне разведчика. Странный своим спокойствием в аду, от которого девушку мутило: освещенный пожарищем, он неторопливо охлопывал Синдзи по щекам, словно тот просто перегрелся на солнце. Майя тупо смотрела, как ладони «разведчика» разбрызгивали кровь, и не могла сделать ни шагу вперед.
— Ну, наконец, дурашка…
Икари зашевелился и помотал головой.
— Они живы, слышишь? Пока что. Это всего лишь коллапс легких. Давай их в машину, от кислорода ненадолго придут в себя… Дурень ты сентиментальный…
Синдзи зашевелился и встал, надсадно хрипя. Майя всмотрелась: его глаза были закрыты, а двигался он точно и словно бы механически. Икари наклонился, обхватил Рей под руками и поднял ее, а «разведчик» безучастно смотрел на то, как поминутно спотыкающийся парень поволок свою ношу сквозь ядовитую мглу. Майя опомнилась и бросилась вслед, но странный человек в сером комбинезоне остановил ее, крепко схватил за запястье:
— Не нужно. Это его выбор судьбы — волочь их, пусть сам и трудится.
Она, наконец, узнала искаженные воздушными фильтрами голос — это был давно пропавший посреди пустошей Каору Нагиса.
— Ты…
— Я. Стой смирно и смотри.
Майя замерла, чувствуя, что сходит с ума. Пылал взрывами догорающий атомоход, расстрелянный обезумевшей машиной без пилота, а тот самый пилот нес к «Типу» тело умершей девушки. «А что мне теперь делать?» — впервые рожденный во всем этом безумии вопрос несказанно удивил ее.
— Удивительная вещь — чувства, Майя-тян, — сказал Нагиса, задирая голову, чтобы не потерять из виду силуэты Синдзи и Рей, возносящиеся на тросе в распахнутую кабину. — Иногда творят чудеса даже в аду…
Майя молчала, с трудом соображая. Каору прислушался, отпустил ее руку и подошел к Аске, всмотрелся в лицо рыжей, после чего снял с себя маску и надел на нее. Обернувшись, Нагиса улыбнулся, и эта безмятежная гримаса едва не выбила из нее остатки разума.
— Вот скажи, Майя-тян, — сказал он, вновь подходя ближе, — разве не чудо, что ты осталась в живых? А ведь ты, наверное, не раз проклинала свою глупость.
Майя почувствовала головокружение, звон в голове усилился, и от полного помрачения ее спас вернувшийся Икари. «Как он видит с закрытыми глазами? И почему он до сих пор в сознании?» Подхватив Аску, Синдзи двинулся к «Типу-01», но уже куда медленнее, и теперь его уже заметно шатало.
— Синдзи-кун, может, хватит? Не жадничай, — серьезно сказал Каору, словно бы об игрушке. Майя в ступоре смотрела на дрожащий во мгле силуэт Синдзи и поняла, что он дошел.
— Майя-тян…
Она обернулась. Каору смотрел на нее и едва заметно улыбался.
— Тебе нельзя дальше — с богом тебе не по пути. Но вон за тем холмом стоит научный танк, в котором нет половины экипажа, и сутки в нем пересидеть можно.
Нагиса повернулся и зашагал к «Типу», а черная машина со скрежетом закрыла кабину и начала тяжело разворачиваться. Каору в последний раз обернулся и почти пропел:
— А потом здесь будет гроза и много-много свежего воздуха. Мир в том числе и твой, Майя-тян.
Девушка смотрела вслед исчезающей в тумане машине, и ее сердце прыгало в такт удаляющемуся грому шагов.
* * *
Тьма рассеивалась перед глазами Рей, и она поняла, что видит и что она жива. «Снова жива… Снова нужна ему». Девушка пошевелилась и поняла, что лежит на твердом грунте, и воздух, который она втягивает в себя, совсем не похож на тот яд, который едва не убил ее и Аску. А еще Рей слышала голоса.
-… Это был Ангел Мира. Совсем чуть-чуть не успел, представляешь?
«Это…тоска?» Почему-то незнакомому говорящему было тяжело.
— Не знаю, что взорвали здесь, но это оказалось способно убить Ангела. Я получил часть жутких видений.
— Видений?
«Икари…»
— Видений, Синдзи-кун. Представь себе, что чувствует бессмертие, сталкиваясь со смертью — своей смертью. Вот это все я получил, когда на парашюте плюхнулся прямо в это Сияние. Удивляюсь, почему я свихнулся позже, а не тогда.
Рей осторожно приоткрыла горящие глаза. Она лежала на невысоком обрыве, а прямо под этой скалой начиналось уходящее во мглу озеро чистого света. Теплое желтое сияние подсвечивало мглу, излучало тихий, едва слышный гул, от которого звучал сам камень вокруг, и девушка поняла, что ее разбудило: ее тянуло к этому поющему свету и одновременно отталкивало от него. Голоса шли откуда-то слева, но сдвинуть голову все еще было нелегко.
«С ним все хорошо», — успокоив себя этой мыслью, девушка вновь сосредоточилась на голосах.
— Ты говоришь, что сошел с ума… Как-то просто у тебя это.
— Я просто отказался от своего предназначения… — незнакомый голос помолчал. — А уж как это выглядит — судить тебе. Или не тебе. Дело такое.
— И какое твое предназначение?
— Как и всех детей Сияния. Убивать носителей воли Ангела.
— Не понимаю.
Рей дернулась и, преодолевая уколы боли во всем теле, поискала взглядом собеседников. Синдзи сидел на камне и держал перед залитым кровью лицом зажженную сигарету, а рядом спиной к ней расположился, широко раскинув ноги, странный беловолосый человек, которому, без сомнения, принадлежал второй голос.
— Не понимаешь… Вы назвали Ангелами то, что родилось из жизненной сущности погибшего. Самого Ангела взрывом разорвало… Нет, не разорвало, а, черт… Как же это? — беловолосый вцепился в свои волосы и принялся их терзать. — Он засеял собой Землю. Вот. Это ваше «А-10» было предсказано очень умными людьми, которым было дозволено общаться с Ангелами.
— Предсказано. Значит, мой отец…
— Погоди, не отвлекайся. Дойдем до отца. Так. Словом, воля ангела разлетелась по земле, а здесь после небывалого взрыва начался сущий ад. Вся ненависть, вся боль, все, что тут варилось — выплеснулось на целый континент. Мир невозможного плюс жалкая твердь… Впрочем, ты этого коктейля вдоволь хлебнул.
Рей села. Ее силы возвращались с небывалой болезненной скоростью: тело словно торопилось успеть что-то, а потому испариной выступил остановленный яд, в глазах прояснилось, и девушка замерла, прислушиваясь к дорогому человеку. Синдзи был пуст — его тело курило на берегу, но даже смотрел на мир он глазами бронированного чудовища, которое горой нависало над берегом. Разум человека тонкой нитью протянулся между громадой и хлипкой фигуркой с окровавленным лицом, само естество Икари дрожало, будто струна, соединяющая невозможное.
-…останки Первого Ангела — чистая жизнь — решили отречься от воли и создали Ангелов — титанов, призванных убивать таких, как ты. Чтобы уже никогда не воссоединилось разорванное. Последнего титана слепили из некоего сержанта, чей стратоплан влетел в крыло свечения.
— Но ты решил…
— Конечно. Я сделал выбор и пообещал, что приведу к Сиянию волю. Ох, как же меня ломало… Думал, весь разум назад вернется.
Аска лежала совсем рядом, и Рей поняла, что рыжая еще дышит. Возле девушки лежал пустой шприц, ампула, еще какие-то медикаменты… Рей дрожала, чувствуя, что Синдзи все дальше. Она еще не умирала, как Аска, но уже едва могла назвать себя живой.
— Твой отец очень хитро сыграл со мной, Синдзи-кун. Обещание связало меня по рукам и ногам. И вот я здесь.
— Как ты вообще можешь находиться рядом с этим… Сиянием?
— Тошнит. Вот-вот мозг блеванет. Твоей красавице, правда, подозреваю, еще хуже.
Рей увидела, что Синдзи повернул к ней покрытое запекшейся кровью лицо, но настоящий взгляд жег ее сверху — от камер и дальномеров «Типа-01». Раздвоенность, исчезающая сущность Икари крючьями раздирали ее, а пение сияющего моря подстегивало распад.
— Видал? У нее в голове — «А-10», по твоему образу и подобию, тело — чистое Сияние, и слеплено все это таким грубым неумехой… Да, кстати, что я? Ты ж его знаешь. И только твоя воля удерживает ее от распада. Так что вы в прямом смысле умрете в один день. Здорово, да?
Рей поняла, что ждет ответа Синдзи, и не менее отчетливо осознавала, что ответа не будет.
— Ну, я пойду, пожалуй, Синдзи-кун.
— Стой.
— Еще не решил?
— Решил, это моя судьба, только моя, но хочу уточнить. Что будет, если они умрут и оживут в Сиянии?
— Ты сам ответил. Они оживут, а Рей-тян так вообще станет нормальным человеком. Но вошедшего туда живым это не касается.
Сквозь вернувшуюся пелену Рей увидела, что Синдзи кивнул. Каору встал и не прощаясь пошел вниз по берегу светящегося озера, заложив руки за спину. Слабеющие глаза девушки потеряли его из виду прежде, чем должна была сгуститься мгла.
— Рей.
— Да, Икари.
«Тяжело… Как…»
— Я хочу, чтобы ты жила. В мире, которого ты заслуживаешь… Нет, в мире, который заслуживает тебя. В мире без войны. Передай это, пожалуйста, и Аске.
— В мире… Без тебя.
Синдзи кивнул и выбросил сигарету, снял с себя ремень с кобурой, куртку и подошел поближе, сел на землю между ней и Аской.
— Тот, кто войдет в Сияние, восстановит Ангела Мира. Но это — моя смерть, а значит — твоя, поэтому мне нужно, чтобы ты умерла и ожила. Уже там.
Он махнул рукой в сторону поющего света. Рей почувствовало, как ее вывернуло наизнанку от скупого жеста, а еще было очень больно, и она поняла, что эта боль не только от слабеющей жизни.
— А ты… Меня…
— Рей… Я люблю тебя, именно тебя, и потому…
Отстраненный, хоть и искренний тон его голоса неожиданно придал ей сил.
— Я не о том. Ты меня спросил?
«Мир — без тебя. Мир без создавшего меня человека, мир одиночества. Ты спросил, нужен ли он мне?»
— Я хочу умереть, — твердо сказала она. — Навсегда.
— Рей…
Они оба встали. Рей чувствовала, что его решение неизменно, что этот ее бунт он может подавить простым «пожалуйста».
— Икари… Я человек только потому, что люблю тебя.
— А я хочу исполнить этот приказ только потому…
Сухо треснул выстрел, и Синдзи начал оседать. Рей остолбенела, когда за упавшим Икари обнаружилась Аска. Приподнявшаяся на локте Сорью опустила «вальтер» Синдзи и хрипло спросила:
— Я его не прикончила?
Рей чувствовала боль Икари, но его разум вдруг собрался в одном — человеческом — теле, и она четко ощущала, что ранение тяжелое, но он жив.
— Сорью. Что ты…
— Он идиот, еще хуже этого полоумного Нагисы. Решил, что я захочу его дебильного мира. Подними меня, будь так добра.
Подойдя к лежащей девушке, Рей с трудом понимала себя: очень хотелось убить Аску за причиненную Синдзи боль, но вместе с тем она чувствовала, что благодарна рыжей.
— Я не хочу жить за его счет. Представляешь, какой из него Ангел Мира?
Рей кивнула в ответ, придерживая шатающуюся Аску.
— Так, — сказала рыжая. — Перебинтовываем этого придурка, лезем в «Тип» и валим. Подальше отсюда.
— Нет.
Аска недоуменно смотрела на нее, но Рей чувствовала, что решение правильное.
— Нет? — переспросила Сорью. — И почему это?
— Тебе стало лучше из-за стимуляторов. Ты умрешь.
— А ты нет?
— Пока он не умрет — нет.
Видя, что рыжая обескуражено кивнула, Рей наклонилась и обхватила Синдзи, поднимая его.
— Держись рядом.
Поющий свет был совсем близко, обрыв нависал как раз над плотью погибшего Ангела, и Рей дотащила Икари до края, оставила там и помогла добраться Аске.
— Что ты…
— Один живой человек не выдержит. Три — возможно.
— Да о чем ты говоришь?..
— Просто держись за него. И за меня.
Рей чувствовала, как ее пронизывает звенящий низкий гул, как песнь убитого людьми Ангела вливается в жилы, даря новые ощущения. «Прости, Икари». Она чувствовала колебания Аски, чувствовала, как возвращается сознание к Синдзи… «Аска… Прислушайся к тому, что у тебя в голове… Пожалуйста… Или хотя бы к тому, что в сердце…» Пальцы рыжей сомкнулись на ее рукаве, и Рей облегченно качнулась вперед, в жаркое дыхание чистейшей жизни.
* * *
Каору Нагиса сидел на небольшом камне и смотрел, как сияющая гладь, подергиваясь волнами, втягивается под едва различимый во мгле обрыв. Гул взлетел высокой нотой, и в его дрожи уже угадывалась мелодия — мощная, величественная. Вспышка распорола горизонт, и пустоши облегченно вздохнули, превращаясь в нечто иное. Атомные земли в корчах умирали, а беловолосый парень, сидевший посреди чудовищного катаклизма, встал и отряхнул штаны.
— Больше ли три трети, чем одно целое? Поиграем в уравнение с жизнью?
Горизонт тряхнуло еще раз. Из сердца Каору выдернуло длинную острую иглу, и он улыбнулся.
— Так поиграем, а, война?