In The Deep

— Зато понятно, почему такой мощный выход силовой установки. Я косо взглянула на Каору. Да ты, братец, гребаный оптимист. Ясно, конечно, что «дырокол», проходя сквозь изнанку, должен теоретически ре-инициировать часть сверхтоплива. И массу корабля он снижает, значит, генераторам тяготения меньше работы. И все это — просто волшебно, ценно и полезно. Если бы не огромное существенное «но».  — Это да. Осталось только выяснить, для чего нужен корабль, который стоит примерно раз в пять дороже, чем весь Каппа-флот.  — Для перемещения в зазеркалье.  — Круто, спасибо, Рей. Есть идеи, зачем туда вообще надо соваться? Последняя из Аянами промолчала. И на том спасибо, потому что ответа в духе «чтобы летать там» я бы не пережила. Я обернулась к обормоту:  — Теперь Синдзи. Что скажешь?  — Я н-не знал, — потерянно сказал капитан. Раз, по-моему, в сотый уже сказал. — В этом блоке никогда не т-требовался ни ремонт, ни отладка…  — Странно, правда? — не выдержала я. Да, мне его жаль. Сначала его предал ВИ, теперь открылся ящик с секретами корабля. Но вопиющее разгильдяйство прямо-таки драконило меня: может, у него под палубой взвод штурмовых киберов, которые ждут кодовую команду «мятная жвачка»?  — Призрачная память, — задумчиво сказала Ибуки. — Сохранились технические рефлексы.  — А теперь переведи, — буркнула я. Ситуация и так бесила просто на грани добра и зла, а тут еще эти умники с передовыми гипотезами. Майя поерзала на ложементе.  — Если попросту, то Синдзи не обращает внимания на объект, пока он работает.  — Допустим, «дырокол» приказал долго жить, — предположила я. — Как, по твоей гипотезе, должен действовать капитан?  — Ну… Призрачная память — это новая мнемоническая гипотеза, и никто не скажет…  — Не годится, — оборвала ее я. — Если это пока только слова, то нам не подходит.  — На корабле есть две странности, — вдруг сказал Каору. — Капитан не имеет памяти, но действует. Это раз. И корабельный искусственный интеллект, который не подчиняется капитану. Это два…  — Трансаверсальный привод в количестве двух штук, — устало подхватила я, — система поля продвинутой тактики, «мерцающие» активные щиты, замороженный гвардеец Его Тени, беглый Инквизитор… Следишь, Каору? У меня пальцы заканчиваются это все считать.  — Да нет же, — Майя даже вскочила. — Он прав! А что если это связано? Я задумалась. Если не брать в расчет всякие хитрые гипотезы, то может быть. Например, ВИ хранит какие-то ключи к вырезанной памяти обормота… Хм, а ведь вариант! Очень хитро замкнутый круг получается: беспамятный «сдает на хранение» свою память виртуалу, виртуал не подчиняется беспамятному, и несложно понять, что систему замкнули намеренно. Если бы такой механизм придумали в Инквизиции, я бы сейчас выглядела очень интересно. Оживившееся воображение пришлось приструнить, потому что просигналил курсопрокладочный комплекс, и он, не в пример экипажу, пришел к неким выводам — умным и навигационным. Я вздохнула.  — Дамы и господа, предлагаю всем пойти вон. Расчет маневров окончен, я увожу «Сегоки» в изнанку.  — Да, а куда мы?.. Майе ответил обормот. Ну, пусть поговорит, ему сейчас полезно хоть в чем-то блеснуть.  — К П-паракаису. Нужно оснащение перед к-контрактом. Оснащение — это мягко сказано. Нам нужны снаряды для «линейки», электромагнитная шрапнель для вразумления дронов, нам нужны свои собственные дроны, нужно сверхтопливо, обновление карт для нашего рабочего сектора… Словом, голова у меня разболелась еще до того, как я легла под порт синхронизации. *** Никогда не заходи в припортовые кабаки. Это такие тошниловки, в которых на тебя сразу наваливается все: ты выходишь из корабля или десантного бота, ты уже переменил одежду на «гражданку» или — если ты совсем зеленый — продолжаешь бахвалиться новой броней. Ты готов вкушать и нежиться, или ты собран и деловит. У тебя куча монет или куча долгов. Ни черта это все не значит, потому что в припортовых забегаловках тебе ничего толком не дадут сделать. Здесь всегда царит полу-работа, полу-досуг, и больше всего глупостей капитаны совершают именно за ближайшими к космопорту дверями. Помимо треклятой неопределенности тебя ждет еще «местный колорит"тм, сдобренный «уникальными товарами"тм, и такие вещи просто выедают тебе мозг. Увы, нам не завезли времени на поиски нормальных мест с нормальными связями. Этот раздражающий меня зал был многоярусен и аляповато освещен, но хотя бы музыка играла тихо, а торговцы разными услугами не слишком рьяно бродили между столов.  — Сколько там степеней очистки? Синдзи потерянно скроллил голографический список предложений сверхтоплива и зевал: местная настойка по какой-то лихой эстетической прихоти угнетает, а не возбуждает. На атмосфере это, конечно, сказывается позитивно, на деловитости — тоже. Этакая торговая палата с закусками и девочками, ей-богу.  — П-пять.  — Нормально.  — Б-без тебя знаю.  — Умничка. Мне было скучно. Дронов мы уже оформили, снаряды — тоже, а кухню и энергетику я смело доверила обормоту, а его подрядчик опаздывал, собирая нужное по складам. На Паракаисе любили жульничать с заказами, но наш доблестный экипаж производил нужное впечатление по нехитрой формуле: не слишком борзеть при торгах и держать руки на кобурах. Скука-то какая. Хоть бы пристал кто, а?  — Синдзи, мне скучно.  — Умгу, — сказала взлохмаченная макушка из-за экрана. Я огляделась. Кругом была деятельная неторопливая скука припортового кабака: наниматели, рекруты прямиком из училищ и трущоб, шлюхи оттуда же. На фоне такой роскоши и вынужденного ожидания моя деятельная натура страдала. Причем фигней.  — Синдзи, давай целоваться.  — Не, д-давай лучше сразу номер снимем. Я приподняла бровь, смакуя неожиданную наглость обормота. «Ай да… Обормот». Тем временем Синдзи высунулся из-за своего экрана, и я заметила, как у него во взгляде проскользнул значок «rewind»: мой увлекшийся капитан сначала сработал языком, а потом уже мозгами, и теперь вспоминал, что же такое ляпнул. Это чертовски мило.  — Э…  — Попытаешься сказать, что не то имел в виду, — дам в нос. Синдзи кивнул, вдруг погрустнел, даже раздумав смущаться, и я поняла, что веселая перепалка отменяется. И даже с полпинка определила причину — хотя что там определять, на лице у него все написано.  — Давай-давай, — приободрила я. — Вали и это на свою дырявую память. Мол, нашло что-то такое, сам не знаю. Синдзи поскреб щеку, старательно отводя глаза.  — Н-ну, я…  — Видишь ли, друг мой, — сказала я, откидываясь назад и поигрывая бокалом. Что мне нравилось в этом дрянном местечке, так это обивка кресел и совершенно волшебные их наполнители. Как в ванной лежишь. — Мальчики иногда хотят девочек, от памяти это не зависит ровно никак. Более того, вероятность прорыва таких подавленных желаний тоже ни от чего не зависит…  — Аска, т-тебе не идет, — сказал опомнившийся Синдзи.  — Что не идет? Выделываться?  — Ага.  — Учту. «Черт», — подумала я. Хочу его отбить — не на разик ночью, а именно что отбить. Хотя, если разобраться, как увести парня у возлюбленной, которая может полувзмахом развалить экранированный БТР? Попахивает суицидом. С другой стороны, отношения-то у них вынужденно платонические, потому что крио-ожог от поцелуя в щечку — это весьма и весьма. «Запутано все».  — Ну, тогда продолжаем ждать твоего поставщика, — подвела итог я. — Еще по ландри?  — Н-наверное.  — Вот ведь скотина, — сказала я, помахав обленившимся официантам, — ты его хоть монетой накажи, что ли. А то у нас там корабль на ненадежных элементах остался.  — Он не с-скотина, он сцинтианин. А на «Сегоки» есть Рей. Это да, конечно, подумала я. Но налицо и кое-что еще: после открытия разных секретов фрегата Синдзи словно бы стал меньше им дорожить. Как будто хотел, чтобы это чудо техники потерялось благодаря икающей докторше и загадочному красноглазику. Пожалуй, он и впрямь воспринимал теперь свой корабль только как место, где осталась последняя из Аянами.  — Ну что ж. Раз у нас все в порядке, раз у нас вагон времени и не о чем беспокоиться… Я подняла бокал. Сквозь розовую дымчатую жидкость мир выглядел простым и понятным. Впереди работа, парень мне нравится, у нас будет куча денег. Ах, если бы на этих чудных пунктах можно было поставить точку.  — За нас, — вдруг сказал Синдзи и закрыл наконец микрокомпьютер.  — За нас? — удивилась я.  — Ага. П-пусть все получится. Наверное, это был самый глупый и наивный тост, который я слышала. И удивительно ли, что он мне понравился? *** Паракаис был терраформированной планетой, и как следствие, — планетой загаженной и с кучей климатических сбоев. Уникальной экосферой пожертвовали без колебаний, потому что на расстоянии пяти астрономических единиц начиналась туманность Шрайка и был нужен плацдарм для ее промышленного освоения. Атмосферные башни где разобрали, где приспособили под жилые или производственные нужды, и они стояли — покосившиеся, огромные, изъеденные, — напоминая о том, что мир только начали по-настоящему осваивать, а он уже засран по самые зелено-замызганные облака.  — Что за глупая затея услать грузовик и плестись пешком.  — Н-ну, я бы хотел слегка п-проветриться.  — Боишься уронить репутацию?  — Н-не особо. Но воздухом подышать стоит.  — Чем-чем? Санзона космопорта выглядела даже хуже, чем все остальное. Что, впрочем, неудивительно: вокзалы, станции, порты всегда имеют такое вот обручальное кольцо грязи, нищеты и безразличия. Мы плелись по широкой улице, под останками старой монорельсовой дороги. Основной цвет — зеленый ржавый, основной запах — гниющий металл, и, вдыхая эту пакость, я невольно радовалась, что на Паракаисе убили всю биосферу, кроме надцати вирусов. По крайней мере, разлагаться здесь нечему. Я осторожно дышала, осторожно шла и размышляла над парадоксом: мне впервые был симпатичен выпивший парень, куда симпатичнее даже, чем тот же парень в трезвом виде. Мы с ним протрепались на страшно умные темы — как и всегда под выпивку. Потом прибежал сцинтианин и нарвался на угощение. Потом мы выпили еще и выбили пять процентов скидки.  — Почему т-ты никогда не носишь б-брони на планетах? Страшно хотелось ответить ниже пояса, как-нибудь в духе: «А тебе так не нравится»? — но это было не слишком спортивно и даже грубовато.  — Ношу. На всех не-терраподобных мирах.  — Н-ну да, — хмыкнул Синдзи. — Ты же п-поняла, что я имею в виду? Я скосила глаза. Обормот шел свободно, почти не покачиваясь, руки в карманах, взгляд мечтательный.  — Поняла. Ты на Паракаисе тоже не стал. Почему?  — Г-глупо. Здесь если захотят убить — убьют.  — Вот именно. Только у меня везде — Паракаис. Я шла, и тепло приятно скреблось в груди: похоже мыслим. Оно ведь как? Человек в броне выглядит однозначно — настороженным, готовым ко всему, недоверчивым. И глупым, ведь на каждую толстую броню найдется свой калибр и своя длина волны. А вот девушка в стильной одежке да плюс массивный разгрузочный пояс, да плюс баронианский ударный пистолет на бедре… Может, у меня в разгрузке пульсары активного противодействия, а может, нет. Может, блестящая курточка — это не просто блестящая курточка, а может, я просто выпендрежница. Босякам я надаю без брони, да и без оружия тоже надаю, а вот профессионал тридцать раз подумает, прежде чем напасть. И думать он будет не о том, как пробить панцирь «Офигенно Толстый Щит Мк.2», а на тему стоит ли вообще трогать такую непонятную миловидную девушку. Реалии мира, ага. Санитарная зона скрипела, здесь ежесекундно что-то готовилось упасть и догнить окончательно, и даже монорельс над головой приятно щекотал нервы. Местное светило пряталось за тучами — всегда оно там пряталось с тех пор, как люди здесь перекроили все по-своему. Лицо у Синдзи было слегка зеленоватым, на всем лежал серо-зеленый блик, а мне впервые нравилось на планете. На такой планете. «Это потому, что у тебя никогда не было свиданий, и парни не провожали тебя домой». Я улыбалась своим мыслям, а потом нас окликнули.  — Хм. Желающий н-наняться? — изумился Синдзи, обернувшись. Нас догонял какой-то абориген — человек, явно местный, судя по нашивкам на колене, — разнорабочий. Я быстренько прикинула шансы засады и слегка расслабилась: за проржавевшими стенами складов не стоит прятаться даже от копья, так что я, не шевелясь, подавлю любые огневые точки. У подбежавшего малого на лице был кислородный компенсатор, и забег определенно обойдется ему в неделю курса стероидов: бериллиевая астма у местного населения была штукой популярной и на их доходы слабо излечимой.  — Капитан Валкиин?  — Это я.  — Вам передали. Я вскинула руку, нацеливая на протянутый пакет запястный сканер. Курьер слегка присел, но не пискнул, он был немолодой уже, дышал тяжело — небось, вышвырнули из рудника, вот за гроши и нанимается. Выяснить бы еще, кто нам решил подсунуть прощальный привет.  — Безопасно, — буркнула я, опуская руку назад на кобуру. Синдзи распаковал фольгу и достал оттуда ушной вокализатор. Я с сомнением рассматривала штуковину: дорогая модель, с ДНК-сканером и функцией самоуничтожения записи. Настоящий курьер сейчас лежал в ладони обормота, а отошедший от нас астматик вдруг потек. Чего-то такого я ожидала с того момента, как взъерошенный Никто вслух назвал один из псевдонимов обормота. Биофаг — это всегда неприятно и дико, но вполне в духе котов, которые предпочитают платить семьям пропавших курьеров: и честь соблюдается, и секретность.  — Слушай давай, — поторопила я. Синдзи поморщился, глядя на пузырящуюся грязь, перемешанную с тряпками бывшей одежды.  — Это Яуллис, б-больше некому.  — Я уже поняла. Быстрее. Баронианцы не пускают «торопыг» без крайней нужды. Вешая вокализатор на ухо, обормот кивнул. Он, по идее, тоже знал, что разовые риск-курьеры — это на грани методов таких игроков, как мингхарди. Синдзи смотрел перед собой, а потом наморщил лоб и снял наушник:  — Баронии страу. Эту г-грамматику я не знаю. А вот это неожиданно. Мингхарди использовал воинский язык своей расы, явно рассчитывая на меня.  — Давай сюда. В ухе скрипнуло, и там ожил хрипловатый голос Рыжего Торговца:  — Сцинтианский дредноут получил приказ атаковать космопорт Паракаиса. На борту планетарное оружие. Выход на орбиту в два тринадцать по среднему времени. Я сорвала вокализатор и прикинула расстояние до посадочного «блина», где стоит «Сегоки». Погуляли, мы с тобой, обормот, офигеть как погуляли.  — Пора бежать, Синдзи.  — Что?  — Сцинтиане готовятся нанести удар по космопорту.  — Сцинтиане?! Я сорвалась с места, отбивая у обормота охоту болтать дальше. Отработанный годами таймер подхватил время и пошел считать очень примерные минуты до удара — и оставалось их до противного мало. Тишину санзоны взорвала далекая-далекая сирена, а значит, орбитальная группировка планеты уже получила первую порцию. А значит, времени даже еще меньше, чем предполагал Яуллис, и дыхания тоже все меньше, а за тучами уже что-то разгорается. Я бежала, привычно выстраивая приоритеты. Почему напали — потом. Почему мингхарди снизошел — и так ясно, но тоже потом. В задницу все «почему», все силы на бег, расчеты, и на то, чтобы вспомнить карту этих заброшенных трущоб. Сюда? Да, сюда — по обломкам, и пусть ниже скорость, но короче путь. Сверху полыхнуло, и я увидела, как пылающий кусок чего-то космического и явно бывшего неспешно пробивал себе дорогу сквозь тучи далеко по правую руку. Стояла невыносимая тишина, только гремела сирена, и, перекрывая ее, — пульс. Пока Синдзи держал темп, хоть и отставал. Пожалуй, даже слишком быстро отставал. Что, впрочем, не имело никакого значения, потому что в каком-то десятке километров впереди облака пробила фиолетовая искорка сейсмической капсулы. Ее перехватили зенитки, но упрямые небеса зажгли еще одну. И еще — чуть дальше. И — все. Дредноут нащупал тепловые сигналы батарей на поверхности, и тучи с землей соединили слепящие нити. Снаряды осадных «линеек» теряли до трети массы и сорок процентов скорости, но это вряд ли кого утешало на вздрогнувшей поверхности.  — На землю! К счастью, Синдзи уже лежал, когда грохот отряхнул ржавчину с истлевших построек — и сразу же пришла взрывная волна. Металл с ревом складывался, рвался, меня отбросило к стене, обормота шваркнуло рядом, а над головами у нас несся нескончаемый поток того, что и так подлежало сносу. После первого спазма земля больше не унималась. Синдзи встал на колено и, прищурившись, смотрел на космодром из-под ладони. В той стороне все пылало, там взлетали в воздух обломки огромных посадочных блинов, а с небес приходили все новые искры. Удар. И еще один. Сейсмические заряды вбивали себя в тело планеты, готовя выход магмы, а из-за туч приходили все новые нити кинетических ударов. Гребаные «линейки». Гребаные сейсмокапсулы. И я лишь сейчас увидела, что согнутая козырьком ладонь обормота горит серебристым огнем.  — Аска, пригнись! Я вжалась в землю и, только вывернув голову, увидела, как заходит на вираж «Сегоки». Сметая то, что устояло после взрывных волн и землетрясения, фрегат снижался, и его щиты горели: над этой улицей летела сплошная шрапнель. Воздух полыхал, и пламя опускалось все ниже — чуть ли не быстрее, чем «Сегоки». «Давай, птичка!» Черная тень содрогнулась — что-то ахнуло по кормовым щитам, а потом в брюхе открылся десантный люк, и я почувствовала, что лечу. «Боже, это просто поганая реклама луча-захвата!» Болтало немилосердно, зато осколки резво уходили в стороны от коридора смазанной гравитации. Я извернулась и посмотрела вниз. Вторым же проходом луч сцапал обормота, и теперь уже полет стал просто стремительным. Люк все рос, росла температура вокруг, я уже зажмурилась в надежде сохранить хотя бы глаза — и пришла прохлада. Я кубарем свалилась на палубу шлюза. Рядом что-то шлепнулось, вроде живое, и еще ни разу я не возвращалась так со свидания, и еще ни разу выпивка не выветривалась из головы так быстро, и я еще ни разу так не бежала в рубку своего корабля. Вот в рубку чужого — случалось.  — Нагиса, пошел отсюда! Щиты уже просили пощады — их не рассчитывали на длительный обстрел в атмосфере. Планетарные двигатели почти проседали, и вообще все было плохо, но Нагиса, как ни крути, молодец: он вручную удержал призванный капитаном корабль и поймал нас захватом. И потом скажу спасибо — желательно бы не на том свете.  — «Сегоки», порт синхронизации. Обеззвученный ВИ молча повиновался, и меня не стало. Став кораблем, я взвыла от боли — боли, сквозь которую надо выбираться. Выплывать, сдирая с себя кожу. И — разворот. Вокруг меня вздыбилась земля — я впрессовала в нее все, что еще не сгорело, да и то, что сгорело, — тоже впрессовала. Живот будто бы взрезало, когда включились основные двигатели, когда грохнул в голове пилотский, вбитый в подкорку инстинкт: «Нельзя!» Убиваемая планета содрогнулась еще раз. Подо мной сейчас испарялось все, там выкипала воронка, и это было куда хуже удара «линейки», но уже через долю секунды я начала набирать ускорение. И — пять. И — семь. И — восемь с половиной «же». Всю защиту я облаком собрала перед собой, потому что враг не мог не среагировать на мой старт. Старт на крейсерских двигателях. Залп. Уклонение — и сразу же девятнадцать «же». Я скрипнула зубами: дредноут нащупал меня слишком быстро, а альтиметр играл против меня. Слишком низко, слишком горячо и больно коже, слишком колючая атмосфера, это как плыть в песке, перемешанном с осколками стекла. Я разрывалась между своими системами, между своими органами, и всюду было пламя, и быстрый взлет только раздувал его. «Быстрее». Пустота — она рядом. Пусти меня. «Еще быстрее». Ну пожалуйста, а? Пусти меня. Я не оставлю живого места на сцинтианском корыте. Оно ляжет осколками на сожженную планету, оно будет неделями гореть в стратосфере, пока не отработают последние микрореакторы анти-тяготения. «Я убью его». Фрегат против дредноута? Да ладно, я вам и не такое покажу. Ты только меня выпусти, планета, я отомщу. «Я убью его». Ну почему линия Кармана так высоко, а?! В космос я вырвалась на вдохе. Из кожи вышли раскаленные иглы, мерцающее облако щитов забилось в нужном ритме, и болела только голова — там дрожал злой голос. «Я убью его». Разворот, компенсировать перегрузку. И — вот он. Почти стокилометровая туша дредноута висела, склонившись бортом над планетой, и атмосфера под ней кипела. Мерцающее облако обломков — бывшие станции орбитальной защиты. Облака поменьше — те, кто вырвался в космос. Сцинтианский корабль получил одну серьезную дырку, видную даже мне. А это означало, что огромная болванка прилетела сюда без прикрытия. А это значило, что, во-первых, он идиот, во-вторых, у меня есть шанс. «Расчет траектории для атаки. Орудие — линейный ускоритель». К дредноуту потянулись воображаемые линии, которые заканчивались взрывами фрегата. «Еще». Еще больше линий — больше взрывов. Или подкритические скорости на грани падения в изнанку. Или нерассчитываемые перегрузки. Или… «Еще». Я мимоходом уклонилась от выпущенной смарт-ракеты и отправила залп электромагнитной картечи ей на перехват. Заложить параболу и думать, думать…  — Аска, не надо. Это еще что? Женский голос, чужой голос в моей голове. Чужой в моей плоти? Кто?  — Аска, это неприемлемо. Туманность Шрайка полыхала прямо за дредноутом, я видела вспышки новых пусков его ракетных батарей, но прямо из бездны навстречу мне шел человек. Простой силуэт — без подробностей. «Это ее голос», — отупело подумала я. «Сбой синхронизации», — подумала я. «Я убью его», — подумала я. Силуэт одним рывком обрел плоть, вгоняясь в меня. Черные глаза, разодранный в крике рот — и я только и смогла, что закричать в ответ. *** Корабль трясло. Ложемент подо мной содрогался, но я могла только смотреть на уезжающий вверх пульт синхронизации. Я справилась: фрегат взлетел под обстрелом и вышел в космос. Я облажалась: мое безумие проникло в синхронизацию. Ручное управление? Поздно. Я поднялась. На центральном экране гасла строка, которой там быть не могло: «ATF-mode: deactivated». Нет. Черт, нет! Сигнал с обзорных локаторов вышел на все экраны, и я увидела поле боя со стороны. Подо мной кипела планета, у которой больше не было литосферы, — это дредноут успел. А вокруг кувыркались, весело сталкиваясь друг с другом и с моими щитами, потрясающе нереальные обломки крупного корабля, который в этом районе был только один. «Сегоки» с выключенными двигателями плыл среди этой каши. Радары будто бы взорвались, и всю рубку закрасило огнями: из изнанки вываливались фрегаты без опознавательных меток. Единое направление векторов выхода, слаженное построение — сквозь мглу в моей бедной голове бился какой-то тревожный сигнал, и я все же догадалась приблизить визуализацию. Пару секунд я рассматривала трехмерную модель сцинтианского «Ас’Саля», а потом активировала стелс-режим — на большее «Сегоки» пока не способен. Потом я села на пол и вжалась спиной в консоли управления. «Мне конец». Изнанка, сука, ты догнала меня — ну почему именно сейчас? Почему тебе понадобились мои мозги сейчас, когда я только-только захотела чего-то для себя? Не для дяди, не ради и не во имя, а — для себя? Да, я убила дредноут, я все смогла, все, как и раньше, все сама, но силуэт на фоне туманности, но голос там, где я должна быть один на один с космосом, чужой голос! Дверь рубки прыжком рванула в сторону, пропуская всю честную ораву, и пришлось спешно ущипнуть себя за ухо, потому что мне в глаз уже направили фонарик, прямо перед лицом что-то беззвучно говорили губы Майи, и вообще, кто убрал звук? Верните его, ну что вам стоит, а? Я чувствовала укол куда-то в предплечье, я поворачивала голову — медленно, как в воде, как в чертовом геле. Ибуки что-то говорит в сторону, Нагиса трется в углу — ничего не понимающий, настороженный, Синдзи протягивает руку к моему лицу, и что на его собственном лице — не понять. Вата в ушах и во рту, гель вокруг — я по макушку увязла в химии, которой здесь быть не может. Рей? Все лица разошлись в стороны, когда передо мной остался только алый взгляд, только тихий шепот прямо в мозгах. «Соберись». Что? Аянами протянула руки, и прежде чем я что-то поняла, ледяные пальцы коснулись моих ушей. Когда темнота в глазах начала рассеиваться, я поняла, что стою посреди рубки, опираясь на ложемент, меня поддерживают за плечо, а в горле саднит от вопля, а ушей я почти не чувствую.  — Аска, кто я? Быстро, быстро, отвечай!  — Ты тупая икающая сука, руки убери! Хватка на плече исчезла, и тот же голос сказал куда-то в сторону:  — В сознании.  — В-выйдите все. А, капитан. Да, пожалуй, всех лучше вон, потому что это с тобой я теперь как-то связана. Я наконец выпрямилась и нащупала уши: те были на месте, но очень холодные и словно бы слегка опухшие. Mein Gott, обморожение, это же надо. Синдзи смотрел на обзорные экраны, где медленно перестраивалась сцинтианская эскадра — хорошая ударная группа, мощная и растерянная, потому что ее лидер сейчас по частям крутился вокруг «Сегоки».  — Как ты это сделала?  — Я не знаю. Синдзи обернулся, а я только и смогла, что облокотиться на консоли. Да, капитан, все так. Нравится ответ? Нет? Принимай меня на свою сторону. Не знаю как, но делаю. Мозгов нет, но я самое лучшее оружие. Знаешь, я тебя понимаю теперь и ни капли не жалею, что пошла в поход за пятью годами памяти. А еще — извини. Я подхватила корабль, который как раз перед этим удачно показал тебе очередную красивую фигу. Ты же понимаешь, обормот, что я никогда не скажу тебе этого вслух? Все ты понимаешь, Синдзи.  — Что д-дальше?  — Выходим из стелса и прыгаем.  — Н-на прицеле у эскадры?  — Варианты? Он пожал плечами и пошел к двери. Обойдя ложемент с другой стороны.  — Стоять. Куда? Синдзи замер, но смотреть в мою сторону не стал. Наверное, если бы я впрямь ставила цель отомстить ему за «Нигоки», это была бы кульминация: красивая, напряженная, с добиванием каблуком по глотке.  — Т-ты лучший пилот, действуй. Ну, вот и все. Вот мы и нашли предел космическому терпению, да, обормот? Теперь надо просто дождаться, пока он выйдет прочь, и с этого мгновения главная здесь буду я. Не главный боевик, не главный торговец и стратег. Просто — главная. Вместо папы приходит мама. «Мама…» Я сцепила зубы. «Черт, мама».  — Синдзи, ложись и выводи нас отсюда. Он смотрел на меня почти от входа, и во взгляде была неожиданная для него обида. «Не нужна мне твоя подачка», — было у него в глазах. «Не глупи», — было у него в глазах. «Это же твоя мечта». Все так, Синдзи. Вот только… На экранах снова замерцала каша сигналов — чуть в стороне от сцинтианской эскадры.  — Синдзи, быстрее. Я потом все объясню. «Если смогу», — добавила я про себя. С подкреплением нападающие рискнут начать прочесывать местность куда лучше, чем сейчас. И им будет плевать на маленькие драмы в рубке.  — П-погоди… Обормот кинулся к приборам, и я увидела, что на экраны сыплется информация об опознанных маркерах. А значит это одно: новая ударная группировка — это флот Империи. Я подошла поближе как раз в тот момент, когда корабли прыснули в стороны, формируя кольцо, а уже в следующую секунду вакуум тяжело плеснул, выпуская из изнанки флагман.  — Синдзи… Включаем форсаж и быстро-быстро валим отсюда.  — Ч-что?  — Это «Голод». Когда война с баронианцами за рукав Ориона казалась неизбежной, Империя соорудила четыре ударные эскадры. Из нафталина спешно достали исторические аналогии, и за неимением лучшего пропаганда распиарила затертые имена: «Война», «Голод», «Мор», «Смерть». Одноименные дредноуты, возглавлявшие группировки, превосходили в классе все, что способно было уходить в изнанку, они могли ремонтировать свой эскорт, высаживать планетарный десант, столетиями рыскать по окраинам космоса, сжирая в своих реакторах планетоиды. Их силуэты и метки до сорокового знака знал каждый курсант, и если хоть одна из четырех эскадр покидала Альфу Гидры, это означало одно: война. Дредноут ощетинился вспышками маневровых двигателей, его группировка растягивалась в «трилистник», а я не могла понять, что здесь не так. Время? Нет, они прибыли не слишком быстро — в конце концов, Империя не зря кормит разведку, так что лоханки еще и опоздали поди. Я стояла, чувствуя своим плечом напряженное плечо Синдзи, и рылась в оглушенной памяти, а когда откопала то, что искала, была удивлена. Корпоративная география никогда не была моей любимой темой. Вот оно. Туманность Шрайка просто не было смысла защищать: когда Империя выкачала редкоземельные элементы и ценные газовые смеси, корпы Паракаиса в наглую принялись торговать с кем ни попадя. Слить неугодные корпы, растянуть силы противника и перещелкать их стелс-бомбардировщиками — вот краткое содержание тактики Империи. Хорошая война должна быть победоносной во всех смыслах. Да, умный войд-коммандер может много заработать на бирже перед локальным конфликтом.  — Т-там становится жарко. Ты т-точно хочешь… Я схожу с ума, мой идиот. И тоже боюсь этого корабля, так что пора быть честной с собой: я не готова. Давай. Подумаем потом, что здесь делает флот. Я кивнула.  — Х-хорошо. На обзорных экранах начался бой. Группировки обменялись торпедными ударами, корабли пришли в движение, уклоняясь от вспухающих сверхмассивных боеголовок, но дредноут пока молчал. Сцинтиане отходили, и я сцепила руки перед грудью: «Давай, скотина, „Выжигателем“ их. Ты за нас не волнуйся, мы уже уходим, мы здесь лишние, но я, черт, не хотела бы оставлять ублюдков так…» Смотри, Аска, ты еще совсем чуть-чуть Инквизитор — и не только на уровне навыков. Я опустила взгляд. По флагману попала смарт-ракета, раскрашивая его щиты, но «Голод» все не отвечал. Было в этом что-то невыносимое, что-то жуткое и страшное, а если не лезть в мистику, то объяснение было только одно: дредноут на полную мощность использовал подпространственную связь. На коммуникационной панели горел сигнал с позывными фрегата «Сегоки», и это был ответ, причем даже на те вопросы, которых я не додумалась задать. И нападение сцинтиан, и спешка «Голода» — у всего этого была одна настоящая цель.  — Синдзи, — позвала я. — Ты, случаем, не в курсе, стоишь ли ты войны?