Топот

С самого утра было ужасно сыро. Хибари медленно вдыхал насыщенный влагой воздух, приносящий с собой не свежесть, а удушье. Пахло влажным асфальтом и выхлопными газами. Тяжелый и теплый воздух словно обволакивал. Снаружи — обнимая кожу, увлажняя одежду и заставляя ее ближе прижиматься к телу. Изнутри — клубясь душной дымкой в легких. Весь день Хибари просидел в своей комнате, стараясь совершать как можно меньше движений и как можно реже дышать. Каждый вдох словно наполнял его чем-то лишним, чем-то новым. Чем-то, не покидающим его организм так, как это делал воздух. Как будто с каждым вдохом Кея становился все больше, все мягче и водянистее. К вечеру как будто стало свежеть, но об окончательном освобождении от липкой воздушной влаги думать было еще рано. Кея лениво рисовал черной ручкой маленькую птичку, следя чтобы рисунок располагался чуть пониже запястья, под манжетой. Так, чтобы не было заметно. Он одновременно и торопился, не желая быть застигнутым за этим занятием, и растягивал удовольствие, прорисовывая и глазки, и крошечные ноздри на клювике. Голос матери, раздавшийся из-за двери, заставил его вздрогнуть. — Кея, сбегай к бабушке. Он торопливо отдернул рукав, пряча запястье. — Да, мама, — прокричал он. Бабушка болела уже третий день. О названии или причинах ее недомогания Кея не задумывался. Ему было одиннадцать лет и вполне достаточно того факта, что бабушка почти не встает с постели. Обуваясь, Кея почувствовал мягкое прикосновение к своему затылку. Он увернулся от материной руки, пытавшейся потрепать его по волосам, подхватил протянутую ему корзинку с пирожками и стремительно выскочил за дверь. Там он попытался вдохнуть полной грудью, но едва не закашлялся — таким плотным и насыщенным оказался воздух. Хибари запрокинул голову, глядя на небо и прикидывая в уме, не слишком ли стемнело и можно ли будет рискнуть пойти короткой дорогой, через парк Намимори. Раздумывал он не долго. Оставаться на улице не хотелось ни единой лишней минуты, к тому же он уже был взрослым самостоятельным мужчиной одиннадцати лет, способным без страха пройти даже по заброшенному парку Намимори. Ну разумеется. Кея тряхнул головой и быстро зашагал в сторону парка. Перед самым входом он ненадолго замедлил шаги, в последний раз обдумывая все и окончательно утверждая план действий. Но мрачные ворота и пробивающаяся сквозь асфальт дорожек трава только укрепили его решимость. Густой парк принял в себя его маленькую фигурку беззвучно. Даже ветви не шелохнулись в тяжелом влажном воздухе. Ничего не изменилось, как будто в ворота никто не входил, не касался их ржавого, причудливо изогнутого узорами металла на удачу. Кея шел по главной аллее, пронизывающей парк насквозь. Он то следил за дорогой под своими ногами, то поглядывал на небо, почти скрытое густыми ветвями словно нависающих, склоняющихся деревьев. Казалось, что с каждым шагом живой зеленый тоннель становился все уже и ниже, деревья подступали все ближе, и Кея уже думал, что скоро ему придется ползти, царапая свои голые коленки о старый потрескавшийся асфальт. Услышав шуршание, Кея остановился. Он дышал тихо, медленно впуская и выпуская воздух через нос, не шевелясь, чтобы не пропустить ни звука. Шорох повторился, уже ближе. Он раздавался откуда-то из-за плотной лиственно-древесной стены тоннеля, напоминая неторопливые, взвешенные и уверенные шаги. Неожиданно Кее стало сложнее дышать. Кто-то шел в его сторону. Посреди заброшенного парка. Среди влажного темнеющего вечернего воздуха. Кея приоткрыл рот, готовый закричать, но не издал ни звука. Инстинкт и страх приказывали ему бежать, бежать немедленно, но его тело не двигалось с места. Он стоял и, почти не дыша, слушал размеренный шорох шагов, шелест потревоженной травы и листьев. Кея просто стоял. Стоял на месте. Он не мог пошевелиться, он не хотел шевелиться. Там, за плотной зеленой стеной из ветвей был кто-то. Сложно точно определить его расположение, может быть, прямо напротив Кеи, может быть, чуть в стороне. Из-за этой неопределенности казалось, что он был и там и там. Казалось, что вся зеленая стена надвигалась на Кею с тихим размеренным шелестом шагов. Он стоял неподвижно, глядя во все глаза. До тех пор, пока тот, за стеной, оставался невидимым, он казался вездесущим. Кея понимал, что нужно бежать, но ему казалось, что сперва он должен увидеть. Узнать, с кем он имеет дело, чтобы понять как. Как ему бежать, куда и имеет ли это вообще смысл. На короткое время в голове Кеи пронеслась мысль, что это, должно быть, просто загулявший пешеход. Просто человек, который прогуливался в парке и случайно сбился с тропинки. Он, может быть, вовсе и не обратит на Кею внимания, пройдет мимо по своим делам, радуясь, что наконец-то вышел на дорогу. Кея попытался представить себе незнакомца. Он непременно должен быть одет в длинный просторный плащ. Кея отчетливо видел его гладко выбритое лицо, темные живые глаза и добродушный широкий рот, который вытянется в облегченную улыбку, как только человек выберется из кустов на дорогу. Дышать стало легче. Кея неуверенно растянул в улыбке собственные губы, как бы подражая незнакомцу из своей фантазии. Он снова ощутил влажное тепло воздуха, о котором успел забыть, и почувствовал тяжелый запах листвы и сырой земли. Когда он был уже готов облегченно и почти расслабленно выдохнуть, когда воздух уже собрался в его легких, готовый вырваться, перестраивая ритм дыхания на более спокойный и глубокий, где-то там, за плотной стеной тоннеля из деревьев, протяжно скрипнула ветка. Кея вздрогнул. Образ улыбчивого незнакомца выпорхнул из его головы вместе с испуганным судорожным выдохом, и рассыпался в воздухе. Кея сделал крошечный шаг назад. Отшатнулся, коснувшись спиной ветки с противоположной стены тоннеля. Минуту назад до нее было несколько шагов и она никак не могла сейчас очутиться возле Кеи. Не могла. Не должна была. Он взглянул наверх. Неба почти не было видно среди мешанины тянущихся друг к другу веток. Сомнений не было. Тоннель сужался. Сужался прямо у него на глазах, поглощая Кею, скрывая его от остального мира, и пряча остальной мир от него. Кея всхлипнул и побежал. Треск в кустах нарастал, кто-то уже ломился сквозь ветви, не жалея сил — жалея время, торопливо и стремительно. Кея бежал вперед. Скоро ему пришлось нагнуть голову, и склонять ее все ниже, склоняться самому, стараясь не прислушиваться к шуму за своей спиной. Дробный топот, раздававшийся позади него, не прекращался ни на секунду. Если раньше Кея думал об одном преследователе, теперь ему казалось, что их, как минимум, трое. Он бежал вперед, согнувшись пополам и уже касаясь руками земли. Цеплялся одеждой за острые ветки, хлесткие листья били его по лицу. С каждой минутой он двигался все медленнее, темп его становился тише, дыхание — громче, страх — сильнее. Но топот позади... он не приближался. Он оставался на прежнем расстоянии, все такой же неумолимый, но и все такой же далекий. Кто бы ни преследовал Кею, он все еще был невидим. А когда Хибари, не выдержав гонки, остановился, дрожа от слабости и ужаса, топот прекратился. Его место заняло тихое, словно неуверенное, шарканье. Кея резко выдохнул и снова побежал, слыша за собой нарастающий гул содрогающейся от чужого бега земли. Наконец, края тоннеля сошлись окончательно. Перед Кеей была стена, колючая и непреодолимая. Он сидел рядом с ней, скорчившись и сжав руками колени. Всхлипывал, не переставая тер глаза, и не сводил взгляда с противоположного конца тоннеля. Предчувствуя, что еще мгновение, и он увидит своего преследователя. Он обхватил себя руками еще крепче, напрягся, сжимаясь в плотный испуганный комок. И потерял равновесие, заваливаясь навзничь, спиной вперед. Проламывая казавшуюся непреодолимой стену зеленого тоннеля и вываливаясь из его лиственной пасти на улицу, за пределы парка. Кея, опершись на локти, медленно отползал назад, наблюдая, как ветви кустов сходятся сами собой. Он так и не увидел того, кто так долго его преследовал. На всякий случай Хибари отполз еще немного назад, не сводя взгляда с кустов, на случай если им вдруг вздумается потянуться вслед за ним, слизнуть колючим языком обратно в свою зеленую пасть. Но парк был неподвижен, застыв в жарком влажном воздухе, словно завязнув в стоячей гнилой воде. Потом Кея медленно поднялся, оттряхнув колени и поморщившись от боли в двух симметричных ссадинах, где асфальт протер кожу, пытаясь добраться до красного мягкого мяса или даже глубже — до гладких костей Кеи. До самого дома своей бабушки он ни разу не повернулся к парку спиной.