Джон и Маргарет: дорога домой (сиквел романа "Север и Юг")

Маргарет перестала смотреть в окно и перевела взгляд на свои колени и на руку мистера Торнтона, сжимавшую ее руку. В это время другая его рука мягко взяла ее за подбородок и развернула ее лицо к Торнтону. Его пронзительные голубые глаза встретились с ее глазами, и у нее перехватило дыхание. Никогда раньше она не находилась от него так близко, а его глаза всегда были цвета темного, пасмурного индиго, что часто соответствовало его настроению. Но сейчас солнечный свет сделал светлее и мягче и его глаза, и все лицо. Маргарет знала, что он хорош собой, но теперь она видела, что он откровенно красив. Он заговорил тихо и вкрадчиво, и к такому необычайно мягкому и теплому звучанию его голоса ей надо было еще привыкнуть. Его большой палец погладил уголок ее полураскрытых губ. - О чем вы думаете? - Странно… но о ваших черных кожаных перчатках. Он удивленно посмотрел на нее. - О моих перчатках? Самое интересное, что я о них могу вспомнить, - это то, что когда-то я потерял пару таких. - Д-дело в том, что… вы их не потеряли… я хочу сказать, что они у меня! – он вопросительно посмотрел на нее, и она продолжала: - Вы забыли их у нас дома в тот день… - ее голос приобрел извиняющиеся интонации, - в тот день, когда я вам отказала. Торнтон глубоко вдохнул, не будучи готов к напоминанию о том болезненном поражении, но промолчал, и Маргарет пристыженно добавила: - Они все еще у меня. Я действительно собиралась их вернуть… поначалу… но они почему-то прижились на столике рядом с моей кроватью… - она опустила глаза, - Сама не знаю, почему я оставила их у себя, - она снова посмотрела на Торнтона и нерешительно произнесла: - В то время я была убеждена, что вы мне крайне неприятны. Уголок его губ дрогнул в усмешке. - Да вы и меня в этом убедили. - Но, Джон, я не хотела причинять вам боль. Мне… так хотелось бы взять назад некоторые слова и поступки тех двух дней. Она впервые назвала его по имени, и он почувствовал прилив теплой нежности. Торнтон знал, о чем она говорит, и коснулся ее предплечья, чтобы ободрить ее. - Нам обоим есть о чем сожалеть, Маргарет, - и без всякого перехода спросил: - Почему же вы оставили перчатки у себя? - Потому что, несмотря на мою убежденность в неприязни к вам, в глубине души я, должно быть, хотела сохранить какую-то частичку вас. Я не могу этого объяснить. А потом, с течением времени, это желание переросло в нечто совершенно иное. - Значит… вы уже тогда любили меня? - По-видимому, да… - Когда вы это поняли? - Вероятно, в тот момент, когда передавала вам книгу Платона и осознала, что больше вас не увижу, - Маргарет неосознанно содрогнулась от воспоминания и продолжала: - Покидая вас, я вдруг ощутила острую, непередаваемую боль. Я не была привычна к таким чувствам. Поэтому я не сразу их распознала, - на ее лице отразилось страдание, - Боль никак не проходила, и через две недели после приезда в Лондон я вдруг все поняла. Я оплакивала не только отца. Я оплакивала потерю любимого человека. Это признание глубоко потрясло Торнтона, и он крепко обнял ее и прижал к себе, глубоко и тяжело вздохнув. Она не могла знать, что в тот день их последняя встреча стала болью и для него. Он с содроганием вспомнил, как смотрел ей вслед, пока она садилась в экипаж, и как страстно он желал, чтобы она оглянулась, увидела его, дала бы ему искру надежды на то, что он ей хоть немного небезразличен. Он поклялся себе, что если она оглянется, он поедет за ней в Лондон и предоставит провидению решать его судьбу и судьбу фабрики. Но этого не произошло, она не оглянулась, и экипаж медленно скрылся за снегопадом, оставив его совершенно опустошенным – ему казалось, что какая-то часть его в тот день умерла. А теперь он знал, что Маргарет испытывала те же чувства. Она отстранилась от него и произнесла: - Однажды ваша мать обвинила меня в том, что я совсем не знаю человека, которому я отказала, и она была права. Это принесло мне страдания, - она подняла руку и коснулась его колючей щеки, покачала головой и продолжала: - Получить второй шанс казалось мне невероятным, но если бог оказал мне такую милость, я больше не сделаю ошибки, - она посмотрела ему в глаза, - Вот почему я села в этот поезд. - Так вы принимаете мое предложение? Она еле заметно улыбнулась. - Мистер Торнтон, мне кажется, что вы уже знаете ответ на этот вопрос, но если вы хотели бы услышать его от меня - спросите еще раз. Он порывисто взял ее лицо в свои ладони и пристально посмотрел в ее прекрасные карие глаза. - Я должен услышать это от вас, - он перевел взгляд на ее губы, - Маргарет Хейл, согласны ли вы стать моей женой? - Да, мистер Торнтон, - просто ответила она. Ее ответ был немедленно вознагражден горячим поцелуем. На этот раз он не сдерживался, а положил руку на ее затылок и обхватил другой рукой ее талию, притягивая ее ближе к себе, завладевая ее чувствами настолько, что она задрожала. Наконец он оторвался от нее и взял ее за плечи. Она увидела, как его глаза лихорадочно блуждают по ее лицу, телу, а потом вдруг поняла, что в них стоят слезы. - Вы действительно здесь, наяву? – он снова крепко обнял ее. – Прошу вас, не исчезайте, подобно снам. Маргарет ответила на объятие. - Я могла бы попросить у вас того же, Джон, - прошептала она, помня о тающем призраке, и вдруг подалась вперед и коснулась губами его шеи сбоку. – Это доказывает мою реальность? Она ощутила, как ее смелое движение заставило его вздрогнуть. Он еле слышно прошептал ее имя, продолжая сжимать ее в объятиях. Вдруг она вспомнила о Фредерике. Неохотно высвободилась из рук Торнтона и посмотрела ему в глаза. - Джон, я должна объяснить вам, что произошло той ночью на вокзале… Тот мужчина… - Ваш брат? - Вы знаете о Фредерике? Но откуда… - Хиггинс спрашивал меня о вас в последний день на фабрике и сказал, что вы могли уехать в Испанию к брату. Он упомянул о его неладах с законом и о его приезде в Милтон, когда ваша мать была при смерти. Я сразу понял, что той ночью с вами был ваш брат. - Когда меня расспрашивали о смерти того человека… - Леонардса. - Да, и вы знали, что я лгала, и тем не менее… - … и тем не менее, я продолжал вас любить, - закончил он, приподняв бровь. - А между тем вы уверяли меня в обратном, - прошептала она, все еще слыша его жестокие слова: «Надеюсь, вы понимаете, что глупое увлечение вами с моей стороны кануло в небытие. Мой взгляд обращен в будущее». Торнтон знал, о чем она говорит, и ощутил стыд за свои слова. - Я был несдержан, Маргарет. Ведь в ваших объятиях был он, а не я. – Он поднес ее руку к губам и нежно поцеловал ее. – Моя злость и ревность были направлены на него. А ваш образ преследовал меня день и ночь, и мне хотелось вырвать вас из сердца и памяти. - Я не заслуживала этого. Мне следовало довериться вам и все объяснить. - У вас не было причин доверять мне! – с жаром произнес он, хватая ее за плечи. – Вы не сделали ничего дурного! Я позволил себе осудить вас и читать вам нотации, тогда как я не имел на это никакого права. Вам не в чем себя упрекнуть, и я не позволю вам этого. Вы вели себя как преданная и любящая сестра, защищающая брата. Он выпустил ее плечи и отвернулся. Это не встревожило Маргарет – она знала, что он был зол прежде всего на себя. Потом он издал глубокий вздох сожаления и снова взял ее за руку, как бы молчаливо прося прощения. Еще несколько секунд прошло в неловком молчании. Она подумала, что, возможно, он оценивает участие Фредерика в смерти того человека. Разумеется, Торнтон не стал бы задавать ей никаких вопросов об обстоятельствах его гибели. Но ей хотелось рассказать ему все, и она начала говорить о невзгодах, выпавших на долю ее брата, о его приезде к умирающей матери, о перебранке с Леонардсом и о том, что Фредерик не имел никакого отношения к гибели последнего. Торнтон явно испытал облегчение от этого сообщения и поблагодарил ее за то, что она доверила ему столь подробную историю своего брата. - Джон, прошу вас, позвольте мне сказать то, что я хотела сказать уже очень давно, - Из ее глаз полились слезы, и она сжала его руку, - Спасибо! Вы не только защитили меня, покрывая мой обман, но вы спасли и моего брата. Ему удалось скрыться. Мы будем вам за это вечно благодарны. Он достал из кармана носовой платок и вытер ее слезы. - Мэгги, - прошептал он. – Не благодарите меня. Мне стыдно за то, как я с вами обращался после того вечера. Я не хотел вас слушать и был твердо намерен сохранять безразличие. Простите меня за то, что я не верил… До этого имя «Мэгги» ей не нравилось, но то, как его произносил Джон, было равнозначно нежному поцелую. - Да, Джон, я с радостью прощаю вас, - перебила она и добавила с ноткой озорства, - Если вы простите меня за то, что не вернула ваши перчатки. И тут она впервые с изумлением увидела, как любимый ею мужчина вдруг улыбнулся широко и открыто, без тени сомнения, и его улыбка заставила ее ахнуть. Поразительно, но до сего времени ей больше всего доводилось видеть на его лице хмурое, неодобрительное или стоическое выражение. В глубине души она знала, что эти выражения не отражают всей души Джона Торнтона – и все же полюбила его, несмотря на это. Она хотела было сказать ему об этом, но он заговорил первым: - Перчатки принадлежат вам… - он улыбнулся, - как и мое сердце. Она улыбнулась и взяла его за руку. - Боюсь, перчатки лучше подойдут этим рукам, и их будет лучше вернуть, но вот что до вашего сердца – я буду рада бережно хранить его рядом со своим. - Он поцеловал ей руку, а она продолжала: - Да, Джон, и я очень рада была наконец увидеть, что у вас есть зубы, и притом не больные. Еще немного – и я дерзко пожелаю чаще видеть вашу прекрасную улыбку. - Торнтон рассмеялся, и прежде чем он успел что-то ответить, она мягко поддразнила его: - Да вы и смеяться можете! Я в крайнем восхищении. Отсмеявшись, Джон положил руку ей на затылок, притянул ее поближе и прошептал: - Вы узнали мою тайну, и я вынужден просить вас никому ее не открывать, ведь это безвозвратно испортит мою репутацию строгого и бескомпромиссного хозяина. Я могу на вас рассчитывать? Маргарет кивнула. - Одно условие: вы больше не должны скрывать эту тайну от меня. - Это будет несложно, ведь вы практически единственная причина, по которой я способен улыбаться. Для меня также было облегчением узнать, что вы считаете прекрасной хотя бы одну мою черту и я не выгляжу для вас страшным чудовищем. - Я всегда считала, что вы хороши собою, Джон Торнтон, даже при вашей внешней суровости. Вы, вероятно, удивитесь, но я завидовала тому вниманию, что вы оказывали мисс Латимер. - Вы… ревновали? - Да, в особенности на свадьбе Фэнни. - Даже тогда! - В это так сложно поверить? - Тогда было бы сложно, но сейчас… - он снова поцеловал ее, затем чуть отстранился и прошептал: - … я уверовал.