His dark world

      Лязг железа разрезал напряженную тишину во дворце. Десять стражников, лучших стражников, вели преступника к Одину. Они не останавливались, не выражали никаких эмоций. Однако и узник не был расстроен или, по крайней мере не выдавал своих эмоций. Он казался таким же величественным и гордым, как и до падения. Таким, каким и должен быть принц Асгарда.       Но вот стражники отворили тяжелые двери перед бывшим принцем, и ввели его в огромное помещение. Тронный зал сверкал и переливался. А в самом конце, на сияющем золотом троне восседал сам Один Всеотец. Одним только глазом мог следить он за приближающемся к нему заключенному. По правую руку от него нервно заламывала пальцы его супруга, Фригга. В голубом платье она бы выглядела поистине прекрасно, если бы не взволнованные и грустные глаза. Они выражали всю боль, отчаяние, которое испытывала в этот момент асинья. Наконец, она не выдержала и позвала пленника по имени. Тот лишь криво улыбнулся и обернулся к ней.       — Здравствуй, мама. Ты гордишься мной?       — Не надо, будет только хуже.       — Куда уж хуже?       Одину явно не понравился этот короткий диалог матери с сыном. Он прервал его и заставил трикстера вернутся к созерцанию величественного трона.       — Довольно! Я сам поговорю с пленником.       Фригга быстро развернулась и скрылась за многочисленными колоннами дворца, а Лафейсон мог только проводить ее взглядом. Затем он сделал два шага вперед, тем самым заставив стражников идти за ним. Эффектно ударив одной кандалой о другую, он остановился и посмотрел на Одина. Пленник ухмыльнулся.       — Никак не возьму в толк, из-за чего весь сыр-бор?       — Ты нисколько не раскаиваешься в содеяном? Где ты, там всюду война, разруха и смерть.       — Я отправился в Мидгард дабы править людьми как милосердный бог. Такой же, как ты.       — Мы не боги. Мы рождаемся, живем, умираем. Так же, как и люди.       — Плюс-минус пять тысяч лет.       — И все это из-за притязаний на заветный трон.       — Я рожден, чтобы править!       — Ты был рожден, чтобы умереть. Тихо сгинуть на ледяных скалах в Йотунхейме. Не прояви я жалость, никто бы ни когда не узнал о тебе.       — Если меня казнят, то прошу, отец, не надо прелюдий. Я большой поклонник твоих нравоучений, но ты не убедителен.       — То, что ты все еще жив заслуга Фригги, и ее ты больше никогда не увидишь. Остаток дней проведешь в темнице.       Эмоции тут же вскипели в и так не особо спокойной голове трикстера. Под возглявлением жгучей ненависти и зависти, Лафейсон собирался высказать все, что он думает. Эти две невероятно сильные эмоции зародились в нем еще в детстве, и продолжают господствовать до сих пор. Они родились в детском невинном сердце в тот самый момент, когда Локи впервые понял, что хуже Тора. Тор — великий бог молний и грома, герой. Глубоко сидящая внутри ненависть к старшему брату пробудилась. И Лофт был не против ее выплеснуть.       — А что Тор? Отправишь меня гнить, а на него корону наденешь?       — Тор устранит принесенный тобой ущерб, установит порядок в девяти мирах, а потом да, взойдет на трон.       Стража дернула трикстера за цепи и ему пришлось последовать за ними. Такой гордый, независимый, теперь его запрут в темнице. От одной мысли о вечном заточении в четырех стенах, в узнике просыпалось отчаяние. Его просто оставят гнить там, забудут. Все забудут. И Тор, и Один, и Фригга, и даже она. Хотя нет, она умрет быстрее, чем забудет его. Она же смертная.