Вырванные страницы

Запись… ХХХХХХ-ХХ17-№Х345. Кодовое название: Таинство №X4Х. Раздел: Новая эпоха.

      …Дрова весело трещали, а огонь ярко горел в эту звёздную ночь. Со стороны казалось, что он почти достигал неба, такого далёкого и одновременно — безумно близкого. Облака отступили, открывая вид на величественные звёзды. Такой же потрясающий вид на их часть Млечного Пути Мамору мог припомнить только во времена Серебряного Тысячелетия. Правда, положение звёзд тогда было другим. Если бы Нефрит — настоящий, тот самый Лорд Звёзд, которого принц Эндимион звал своим другом — увидел это, то пришёл бы в ужас. Подумать только, ни одного знакомого созвездия! Как же ему гадать?.. Но Неф был таким же живым, как Мамору — принцем давно мёртвой Терры.       — О чём задумался? — спросила сидящая неподалёку Харука. Мелко дрожа, она грела руки у огня, впервые на памяти Мамору проклиная свою любовь к быстрой езде. На ней была тонкая куртка, которая никак не грела, когда Тено быстро неслась на их общий сбор. Ну как сбор — несанкционированный пикник в лесу при храме Мэйдзи*. Почувствуй себя живым, как говорила Минако. Но весь прикол в том, что и лес-то был искусственным. Ятен считал это иронией, но молчал. Однако скепсис на его лице говорил обо всём.       — Да так, — отмахнулся Мамору и снова пошевелил длинной палкой дрова в костре. Золотистый пепел взмыл вверх с дуновением ветра, и Харука расчихалась.       — Не будь лапшой, — жизнерадостно пожелал ей Сейя, негромко бренча на гитаре, на что Тено только чихнула. Коу отчаянно старался настроить музыкальный инструмент, но он не поддавался. — Мамору, у тебя странная какая-то гитара. Не настраиваемая, — он снова повертел колки. Струны только что-то жалобно пропищали. Сейя расстроился, но упорно продолжал возиться над инструментом: — Надо было мне свою принести.       — Я давно её не трогал, — отозвался Мамору, — возможно, её уже пора на свалку отправлять.       — Ну уж нет! Я попытаюсь её спасти, — Сейя трепетно относился к музыке и любым её проявлениям, даже в виде гитар и прочей аппаратуры, а потому не мог спокойно смотреть, как они погибали, — тем более у нас тут нет запасной.       — Я же хотела как лучше, — расстроилась со своего места Минако, которая и была организатором их ночных «посиделок». Братья Коу присоединились к ним внезапно, как сказал вечно радостный Сейя: «Мы просто мимо пролетали, видим — огонь. Дай, думаем, запорхнём». А потом сама же Айно предложила спеть, да вот беда — никто не имел в наличии гитары или какой-нибудь захудалой губной гармошки. Только Мамору с самым невозмутимым видом вытащил из подпространства старенький инструмент, сказав, что забыл её выбросить после генеральной уборки. Когда она была — в прошлом месяце или прошлой эпохе — Чиба не распространялся и загадочно молчал. А Сейя активно принялся за воскрешение гитары.       — Готово! — засиял он спустя полчаса, когда почти все подтянулись к костру. Усаги и Мако маячили где-то вдалеке, расстилая пледы и разбирая привезённую на машине Мамору еду. — Чего сыграть вам, господа и дамы? — Сейя поудобнее перехватил гитару и оглядел присутствующих.       — Ты достал уже своим пением, — хмыкнула Харука и наконец уселась на брёвнышко, — пусть Чиба споёт, — сощурившись, она глянула на Мамору, который сидел, облокотившись одним локтём о колено, и невозмутимо смотрел на искры пламени.       — Так он же петь не умеет, — Сейя тоже взглянул на него, — или умеет? Мамору?       — Не умею, — отозвался парень и, отложив ветку в сторону, размял плечи. Затем взглянул на спорщиков. Синие глаза его в дрожащем свете огня казались совсем чёрными, а на дне их как будто бы плясали черти. Мамору явно что-то не договаривал и не особо стремился распространяться о каких-либо событиях своей биографии, — да и не хочу.       — Врёт он, — неожиданно фыркнула Харука, словно разгадала его тайну, и повернулась к Сейе, — иначе зачем ему спонадобилась гитара.       — И правда что. Чего тогда петь не хочешь? — Сейя оглядел присутствующих: — А вы что на это скажете?       Ятен безразлично пожал плечами, мол, хоть лезгинку тут танцуйте, я не против. Сейлор воительницы — сейчас, конечно же, обычные девчонки — закивали, соглашаясь на песнопения. А Харука только хмыкнула, припоминая неординарного принца Эндимиона, который мог удивить любого. Даже тех, кто, казалось бы, отлично знал его — сколько бы они ни были знакомы, Хранитель Терры мог поразить любого из Ши Тенноу, не говоря уж о принцессах Солнечной системы.       — Ну что ж, — когда гитара оказалась в его руках, Мамору медленно провёл по струнам, и те радостно откликнулись бывшему принцу, — я вас предупреждал, — он бросил быстрый взор на окружающих. — Немного импровизации сегодня, я думаю, не помешает, — усмехнулся Мамору и начал наигрывать незамысловатую мелодию. — В скитаньях и сраженьях мы уже который год. За древним артефактом мы опять идем в поход. Для группы приключенцев преград серьёзных нет. С землей ровняет города неистовый квартет...       В прошлой жизни Эндимион и Повелители Стихий были не разлей вода. Сплочённые воины, закалённые огнём и мечом, они, конечно же, не сразу стали таковыми. Только пройдя сквозь медные трубы и доверившись Эндимиону, Лорды — а тогда ещё простые террианцы — притёрлись друг к другу, как шестерёнки в часовом механизме. Новые работают туго, с надрывом. Старые — мерно двигают время вперёд. Вместе, все они, были в самом деле двигателем Терры — её часовым механизмом. Плохо то правительство, из-за которого стоит развитие, чьи новые или слишком древние «пазлы» работают не так, как надо или хотелось бы. И… Эндимиону-Мамору в этой, новой жизни, их, настоящих Ши Тенноу, не жалких призраков в услужении Берилл… действительно не хватало. Но он научился обходиться без них. Иногда нет-нет, да ёкнет, правда, сердце. И вздрогнет печальная память…       Весёлый геймерский «Неистовый квартет» резал по сердцу, подсовывая обрывки воспоминаний, когда они плечом к плечу, город за городом методично освобождали Терру от плена всевозможных захватчиков. Мамору закрыл глаза, но память продолжала полыхать перед внутренним взором. И чем быстрее он пел, тем ярче и отчётливее вспыхивали куски давно забытых воспоминаний. Встревоженные, они роем набросились на Мамору, но тот только горько усмехался и продолжал петь.       Последние аккорды яростно взорвались окончанием песни. Мамору тихо выдохнул и открыл глаза, оглядывая присутствующих. Те замерли и, казалось, не дышали. На поляну опустилась тишина, и только костёр продолжал трещать, да редкие сверчки стрекотали свои незамысловатые мелодии.       — Мамо-чан, опять ты всех пугаешь? — на плечо легла ладонь, и он поднял голову, чтобы взглянуть на пришедшую. Усаги улыбнулась ему и присела рядом, поправляя смявшуюся юбку.       — Я не пугаю, — беззаботно отозвался юноша, возвращая Сейе гитару. Тот рассеяно взял её в руки и принялся от нечего делать — или по старой привычке — бренчать на струнах, — они просили — и я спел.       — Ты скучаешь? — негромко спросила Усаги, переходя с темы на тему. Немного резко, но Мамору, давно привыкший к подобному, улыбнулся и, взяв её за руку, мягко поцеловал раскрытую ладонь. Улыбка его отдавала горькой печалью.       — У меня есть ты. А большего мне и не надо.       — Пойдём, — Усаги встала и потянула его за собой. Завороженный, Мамору последовал за ней.       — Спой, что ли, чего-нибудь, — Харука снова присела перед костром, протягивая к огню руки. Почему-то она всё никак не могла согреться. Сейя только хмыкнул на это её заявление:       — Я ж достал своим пением.       — У меня настроение переменчивое, как ветер, — пожала плечами Тено и, обернувшись на Коу, внезапно улыбнулась: — И сейчас я хочу песню.       — Ветренная ты наша, — добродушно фыркнул Сейя, но мелодию стал наигрывать, исподлобья поглядывая на начавшую кружить под аккорды пару.       Глубоко вдохнув, парень запел: — Я ночью видел странный сон, я был любовью ослеплён, Я видел там поля из роз и сотни звёзд. Я видел там хрустальный сад, где золотом блестит фасад, Где время ходит только вспять и сутки спят…       То была песня о таинственном сне и любви, которая существует лишь в сказках. Но Мамору, обнимая свою Усако, считал, что если ты и в самом деле кого-то очень сильно любишь — разве это может быть вымыслом? Когда держишь её руку и ласкаешь нежную талию сквозь тонкую ткань летнего лёгкого платья. Когда она прижимается крепко-крепко, всем своим соблазнительным существом, и крышу медленно начинает сносить.       Обнимая его за шею, Усаги улыбалась, а в глазах её отражались звёзды. Завороженный её простой красотой, Мамору потянулся к ней и накрыл девичьи губы своими. Медленно, тягуче двигаясь в такт песне, они целовались, позабыв обо всём на свете. О друзьях, что сидели совсем неподалёку и негромко покашливали. О правилах и запретах, что устанавливали нормы морали. Любовь — она не нуждается в объяснениях.       Песня медленно затухала, а они всё ещё танцевали. Лунный диск над головами освещал их силуэты, и в памяти то и дело вспыхивали моменты прошлого. Но все их старательно гнали прочь, ибо ныне было — настоящее, а Серебряное Тысячелетие кануло в Лету. Иногда в самом деле не стоит забывать о времени, нужно находиться здесь и сейчас. Можно делать всё, что душе угодно: греться у костра или жевать бутерброды, в раздумьях водить по струнам гитары или танцевать и целоваться всю ночь напролёт. Можно делать всё и наслаждаться мирной жизнью, которую вырвали из череды сражений. Ибо это лишь передышка. И многие догадывались, глядя на грусть в глазах улыбающейся Сецуны. То в будущем, а сейчас — настоящее. И Мамору, обнимая свою девочку, чувствовал себя самым счастливым человеком на планете. Ибо его любила такая потрясающая девушка, как его ненаглядная Оданго…