Спокойствие души.

      Вскоре гость покинул нашу страну, вернувшись в свои угодья для того, чтобы гонять и шпынять Саске. Это я его попросила сделать, ибо не надо меня игнорировать. По рассказу Орочимару, Саске получает каждое мое сообщение и специально не отвечает, гипнотизируя картонку с запиской своим шаринганом. Вот теперь он будет бегать по полигонам, а не игнорировать меня, вот!       Как оказалось, сам Саннин был тут уже несколько дней, и за это время его успели предупредить, что вскоре тут будут люди из других стран, и что ему светиться тут ну вообще никак нельзя. Не комильфо.       Чуть позже Роб полностью рассказал мне всю историю посягательства на мою власть в этой стране. Главы просто в один момент одновременно в зале Совета заявили о том, что Великая больше не может править, мол ее время истекло, и если не сегодня, то завтра она выйдет за рамки разумного в своем истерическом состоянии. Исходя из этого, я могла натворить много дел, плохих и хороших, в зависимости от того, что мне придет в голову в этот момент. Раздать народу все деньги из казны и подкрепить это своей печатью? Казнить всех, кто находится в этой башне просто потому, что мне так захотелось? Вот и я была в культурном шоке, когда услышала подобное. Но в их словах была доля правды. К ним кто-то прислушался, кто-то нет… Началась драка. За теми двумя главами стоял небольшой отряд из армии страны. Эти солдаты были введены в заблуждение, а кто-то шел в атаку по своей воле. Всех, кто не хотел бы принимать сторону Глав, решили убить. Не погиб никто из тех, кто собирался оставаться на моей стороне. Может, они просто не успели ничего ответить узурпаторам, а может всего-навсего замешкались и не дали свой ответ сразу. В тот момент, когда отряд солдат вошел в зал Совета, свет, появившийся в помещении совершенно внезапно, ослепил всех присутствующих, а потом так же быстро пропал, оставив после себя тлеющий потолок. На поверхности потолка был выжжен лик Джашина, или, по крайней мере то, как его изображали местные люди. Голова-солнышко и яростные глаза, горящие оранжевым огоньком угля. В общем, это назвали пришествием Хранителя Клана. Главы его разгневали, собственно, если к ним присягнуть, то это все равно что просто взять и направить против себя волю божию. Ну, волю Джашыча.       В итоге, во время сопротивления, узурпаторы потеряли нескольких солдат из своего маленького отряда, а потом их повязали старшие офицеры армии. С Главами было сложнее: все-таки на этом посту сидели не простые мужички, а довольно сильные. Но их все равно взяли, ведь вернулся Роб. И Роб их уговорил не сопротивляться. Уговорил хорошечно, придавил Ки, подключил глазёнки и Главы-неудавшиеся-узурпаторы сейчас сидят под островом в тюремных камерах. Мой секретарь оказался с ними связан в том смысле, что сливал им информацию обо мне, ведь о моем состоянии Главы узнали только из-за секретаря. Ирьенины молчали, и вообще, народ здесь не сразу узнал, что я вернулась в страну. Ну, а теперь же…       Теперь практически вся столица в курсе того, что с их Великой что-то там не так, начинаются тихие приукрашивания слухов. Там недалеко и до народного волнения. Волнения, негодования, подозрения, восстания… да много чего. И все это из-за моего состояния, которое Итачи описал, как глубокая депрессия на фоне нервного срыва из-за того самого грандиозного плана, которому я следую годами. Это он мне сказал в тот момент, когда мы снова встретились, буквально через несколько часов после Совета и моего разговора с Орочимару.       В моей комнате стало намного уютнее, даже не могу с этим поспорить. Помещение итак было довольно просторным, ведь стены здесь были из деревянных карнизов с щелями между балок, что создавало больше пространства. Теперь эти карнизы держали на себе горшочки с цветами, чьи ростки свисали вниз, создавая картину вертикального сада. А еще новый белый тюль. Нотка свежести здесь вписывается как нельзя кстати. Первое время я осматривала свое жилище с новой стороны. Понравилось. Пришла мысль, что депрессовать иногда полезно, можно было бы и повторить… но мысль также быстро пропала, как и появилась после слов Итачи о том, что меня в течение этого месяца один раз не было в стране. Вообще. Нигде никто меня не видел, но панику разводить не стали. Они не знают, где я была сутки, а я не знаю тем более. — Слушай, — аккуратно начала я, — как много я тебе рассказала, когда была… невменяема?       Он поставил чашку чая на низенький столик, подложив красивую подставку, вырезанную из дощечки и украшенную узорами. Мы были в беседке на территории резиденции, откуда было видно туманную даль Шизуичи. Здесь было приятно сидеть на мягких подушечках, накрываться легким покрывалом и просто созерцать. И здесь же было лучше всего проводить беседы, не требующие вмешательства посторонних. Сюда нельзя подойти нецеленаправленно. Любой человек в радиусе ста метров мог расцениваться как посыльный с информацией, или же наоборот, вражеский сборщик интересных фактов. — То, что ты рассказывала, вероятно, не должно было долететь до чужих ушей. Этого и не произошло. В промежутках между твоими ностальгическими воспоминаниями о Конохе и недавнем путешествии в прошлое мелькали другие интересные слова. Не об этом мире, как я понял. — Ох, нет. Нет-нет-нет, ты хочешь сказать, что я говорила о себе, как о… — Ирине. Восемнадцатилетней Ире, которая любит есть молочный шоколад, собиралась поступить в медицинский институт, судорожно готовилась к ЕГЭ и решила написать фанфик об этом мире. — Господи… я много об этом говорила, да? Похоже, что и довольно часто. Ты сейчас говоришь об этом, как о должном. — Если говорить кратко, то я в курсе того, кто ты, откуда, как попала… в наш мир. Как выяснилось, даже без моих вопросов ты говорила больше нужного и ответила на все, о чем бы я мог спросить. — Итачи, я твоя должница. И, наверное, до конца жизни. — Хм…       Он ответил в Учиховском стиле и снова отпил чай. — Итачи, я хочу повозиться со своими мозгами. Не мог бы ты сейчас покараулить? — Уверена, что сейчас подходящее для этого время? Ты не сможешь нормально контролировать процесс, если найдешь что-то опасное. — Мне нужно узнать все от своего тела. Все, что произошло. — Тогда действуй.       И я стала действовать.       Закрыв глаза, отстранившись от мира, я стала медитировать. Провалившись к себе в подсознание, я нашла в большом бескрайнем поле сочной травы булыжник с одной плоской и гладкой стороной. Булыжник сомнений и провалов.       На гладкой поверхности огромного камня отразилась я, а затем, мое отражение положило руку с той стороны на поверхность камня. Эта отполированная поверхность напомнила мне гранитную плиту. Такую, какую делают на надгробия. Из-за этого холод от прикосновения с поверхностью булыжника был колючим и более страшным, чем мог показаться. Я соединила ладонь со своим отражением, и мы вернулись к тому моменту, когда я на сутки пропала из своей страны.       Шесть часов из них я добиралась пешком, а точнее бегом, до границы Страны Огня. Там некоторое время шастала в лесу, а потом…       Нашла то дерево. Огромное дерево среди развалин, покрытое слоем угля и сажи. То дерево, на ветвях которого висят деревянные, так же обугленные взрывом, плоды, на поверхности которых были отражены лица и эмоции людей. Людей, что стали частью ствола этого древа. Тех, кого я убила, когда мстила за смерть Хаку и Забузы.       А потом оно исчезло с лица земли. Более его никто не увидит. Наверное те шиноби, что кружили некоторое время вокруг этого явления, искренне недоумевали о том, как оно могло появиться. Из-за каких событий? Во имя чего было создано столь устрашающее напоминание? А теперь, не без моего участия, в этих руинах остался лишь пустырь. Надеюсь, что никто не заметил моей скромной персоны, нежелающей разговаривать.       Наверное, когда я была в невменяемом состоянии, что-то само собой решилось. Что-то отпустило меня. Я чувствовала, что с чем-то давящим было покончено. От него осталось лишь чувство неполноты картины. Я переместилась в воспоминаниях.       Опушка леса, край скалы, две могилы, два дерева, три бутылки крепкого и настоящего алкоголя, неисчисляемое количество розовых лепестков. Я, сидящая перед ними. В пиале настоящий алкоголь. Видимо, напиться тогда нужно было основательно. Опустошалась одна бутылка, за ней вторая. Перед тем, как открыть третью, я задержалась. А потом, взяв сенбон, подошла к плите Забузы. И начала что-то там царапать. В этот момент от самой себя стало противно, вандализм, в пьяном состоянии, на могиле своих дорогих товарищей и друзей!..       Если бы в подсознании можно было плакать, я бы расплакалась, читая то, что наскребла моя рука в пьяном состоянии… На поляне, где багровые цветки, Не знала я, не знал и ты, Что под тенью древа ты уснешь, Что не встретишь больше ночь. Не встретишь ни заката, ни рассвета, Не услышишь пенья птиц и воя ветра. Верный меч лежит с тобой рядом, Да опутает тебя покойная прохлада… Больно горло сжалось, крик сорваться не успел. Как могла — держалась, а очнулась у багровых тел. Где ты теперь? Как просить прощенья? Что с тобой не умерла, что не следовала тенью?.. Время шло, и вдруг понятно стало, Все мгновенья, что была с тобой, Вся радость и воспоминанья — пало! И меня покроет серой пыли слой. Не люблю багровые цветы. Я помню, как ты закрыл глаза, Как потерял свои мечты. А я закрыла сердце. Навсегда.       Это писалось коряво. Тяжко. С душевной раной, которую с каждым царапаньем сенбона разрывало сильнее. Казалось, что больше ворошить это не стоит. Итак, я поняла, отчего так поступила. Стало страшно. Сначала подумалось — пьяный бред, а потом до меня дошло то, что не доходило в трезвую голову, ведь только на пьяную так и можно было подумать. А ведь мысль до того бредовая, что невольно в нее веришь. Знаете, это как обжигающий холод льда. Кажется, что горячо, но на самом деле руки леденеют, и также работает с жаром. Такой горячий кипяток, что сначала, кажется ледяным. Так и здесь. Казалось, что это такая крепкая товарищеская связь, что оказалась другим, более высоким чувством.       Не хотелось уходить из этого воспоминания. Вот никак. Вот бы снова и снова мотать этот отрывок, где я осознаю истину!       Вернуть бы все назад. Вернуться и сказать, хоть бы в шутку! Хотя бы в шутку спросить у него…       «Как бы ты видел наше будущее?»

***

      В Сунагакуре Шикамару планировал прояснить ситуацию, надеялся, что Мёби сможет вернуться к началу третьего этапа. Но ее не было. Дети из Шизуичи заняли первые места. Все первые места. Это шокировало тех, кто наблюдал за спаррингами на арене. Эти дети ловко использовали фуиндзютсу, к чему никто из их противников не был готов. Они взяли верх над всеми противниками, а между собой решали победу глупой игрой в камень-ножницы-бумагу.       Из Сунагакуре Шикамару возвращался в неком недовольстве.       В Конохе же он предстал перед Хокаге. — Как все прошло? — спросила Тсунаде, сидя в кресле за рабочим столом. В кабинете как всегда было много бумаг и свитков, дел в последнее время было невпроворот. В помещении также находилась верная помощница Хокаге — Шизуне, на руках которой сидела свинка. — Это было неожиданно, — медленно начал свой отчет Шикамару. Как же он этого не любил! — Дети из Шизуичи отделали всех своих противников практически играючи. — Об этом я знаю. Как прошло с представителями Шизуичи? Заметили что-нибудь? — У меня есть некоторые подозрения. Но они ворошат прошлое, нужно убедить в их правдивости… — Шикамару. — Да, Хокаге? — Выкладывай все, как есть, — жестко припечатала женщина, сжимая кулаки. — Я подозреваю, что та Мёби Мелисс на самом деле наша знакомая Мелисс Рейка.       Некоторое время Тсунаде молча гипнотизировала взглядом Шикамару, а затем махнула рукой, чтобы тот продолжил. — Анализировав характер прежней Мелисс, я сделал определенные выводы. Я предположил, что она могла бы сделать все, чтобы ее не узнали. — И даже изменить себя до неузнаваемости… — В том числе и тело, — на этом моменте Шикамару пришлось отвернуть голову в сторону, так как его слова были немного неоднозначными. — Я тебя поняла, Нара. И насколько ты уверен в том, что это она? — с неким раздражением спросила Тсунаде. — На 88,35%. Есть некоторые сомнения. — Например? — Никто не отменял того факта, что она может быть на самом деле мертва, и что Наруто с Джирайей видели лишь ту, что очень на нее похожа, возможно, это могла быть девушка из ее клана. Как оказалось, он вполне себе не вымер и существует на отдельном острове. — Она не может быть мертва, Шикамару. Я знаю наверняка, что она жива. — Источник? — слегка удивленно спросил парень, кладя руку за шею. — Бывший заказчик одной из миссий встретился с ней. Изначально, он не признал в той, кого увидел, Рейку. Но позже из-за определенных обстоятельств она случайно раскрылась. Парень сказал, что она не несла враждебных намерений, что точно описывает Рейку. — Тогда я уверен в своих доводах на 95%. — Куда еще пять процентов? Хотя, можешь не отвечать. И так знаю. Основательница. — Основательница. Нам известно об этом немного, и большая часть лишь то, что она могла пробудиться в Рейке и поглотить ее сознание. — Тогда почему ты настолько уверен в том, что это все-таки разум Рейки? — Все до банального просто, — с улыбкой ответил Шикамару. — Я знаю её. — Вы, Нара, всегда все знаете, — Тсунаде тоже улыбнулась, откидываясь на кресле, — и мы тоже знаем. Чересчур уж хорошо Основательница заботится об Университете Психологии. — Да. Чересчур.       Коноха в этот день раскрыла небольшой секрет, который знают лишь две женщины, паренёк и свинка. И больше никто его не узнает.       Небо затягивалось тучами, солнце полностью исчезло. На поле зеленой травы опустилась тень, лишая растения своего сочного зеленого цвета, который рябил в глазах из-за яркости.       Его карточка молчала уже несколько недель, и ему становилось неспокойно. Хотелось уже поскорее закончить эту миссию, прикончить Орочимару, что он сделает с неким удовольствием, а затем начать играть на публику в Акацуки. Саске не терпелось вернуться обратно, в Шизуичи, к брату и к ней. — Хватить гипнотизировать картонку, — прошелестел голос Змея за спиной, и парню пришлось уклоняться от катаны, рассекающей воздух с громким свистом. — Что ты делаешь? — спросил Учиха, приземляясь на траву и доставая свой меч. Точнее, ее меч. Тот, что она отдала в самом начале миссии, как что-то ценное. — Тренирую своего ученика. Или ты хочешь отстать от своего друга-джинчуурики. Хочу тебе напомнить, что эта его способность придает ему куда больше сил, чем твой шаринган. — С каких это пор в тебе проснулся дух наставничества? — Ку-ку-ку, не нужно столь громких слов. Я просто в настроении, — проговорил мужчина, делая выпад и активируя технику. Обмен ударами, хлесткий свист мечей, рокот молнии, разошлись. — Она совсем плоха была в последний месяц. — О чем ты? — Она не помнит эти дни вообще. Ку-ку-ку, кто же смог ее так довести? — Орочимару рывком оказался рядом с удивленным Учихой, который замешкался и не сразу блокировал удар, из-за чего импульс от атаки отбросил его в одинокий валун.       Саске резво выбрался из куска разлетевшегося камня и рванул в атаку. Ему казалось, то Орочимару специально его подначивает, чтобы он бился всерьез, в полную силу, а потому он не сразу придал значение словам Змеиного саннина, а просто тренировался. Аккуратно, без Мангёке, просчитывая движения мужчины наперед.       Они бились так, что казалось, будто бы были одного уровня. Без масштабных техник и разных секретов это было так, но стоило им начать их использовать, то ход сражение непременно накренился в сторону одного из них. В сторону Саске? Новое поколение, новые техники, сильное додзютсу на приличном уровне, причем, с уже проведенной пересадкой глаз с его братом. Вечный Мангёке, без грядущей потери зрения. Не такой опытный, молодняк, всего-то шестнадцать лет, но уже зарекомендованный, как хороший ниндзя. Или же в сторону Орочимару? Старая школа, за спиной не одно и не два убийства, прошедший через войну. Сотни техник разных направленностей, идеальное знание тела человека, и его сила, оправданная всем миром, крепкое звание Санина, заработанное при Втором Хокаге. Так сразу и не скажешь, кто взял бы верх. В иной реальности Орочимару был слаб, прикован к постели, но здесь он не так уж и немощен. Его руки могут работать так, как работали раньше. — Неужели ты совсем не беспокоишься, Сас-ске-кун? — Она… — Саске запнулся, нерешительно принимая атаку Змея. — Неужели прошлый раз тебя ничему не научил? — с наигранным удивлением говорил Орочимару, проделывая рассекающую атаку мечом. — Не думал, что ты так плохо перехватываешь опыт из своих ошибок. Уверен, ты хотел сказать, что она сильная, что она справится с этим всем даже в одиночку. — Там у нее есть те, на кого она может положиться. — И, тем не менее, это случилось. Как будешь оправдываться? — Ты можешь сказать точнее, что произошло?       Они остановили сражение. — У нее случилась депрессия на фоне нервного напряжения. А тут еще и ты со своим игнорированием сообщений, — уже серьезно ответил мужчина, убирая меч. Орочимару взглядом впился в лицо Учихи, из-за чего тот почувствовал себя… глупо. — С чего бы тебе вообще беспокоиться? — парень не прекращал попыток понять смысл действий Орочимару. — Хе-хе, мое беспокойство оправдано моими же целями.       Мужчина улыбнулся и, повернувшись спиной к собеседнику, пошел по сочной траве в сторону убежища. Саске хотел что-то крикнуть ему, чтобы тот остановился и они продолжили разговор, но он не нашел, что сказать. Больше не о чем было говорить. Через некоторое время на поляне появились будущие члены команды Саске, Карин, Джуго и Суйгетсу, которых, как они сказали, Орочимару попросил сразиться с Учихой. Парня сильно удивило то, что Санин попросил их. Попросил!       У Саске в тот день не было возможности что-либо написать на связующей картонке.       В темном убежище было мрачно, единственным освещением здесь были небольшие факелы на стенах, но и с ними отдаленные участки были съедены темнотой. В длинном коридоре раздавались одиночные шаги, отдававшие в пустом помещении эхом. Шаги можно было бы услышать с далекого расстояния, причем, казалось бы, что идущий был близко, в ближайшем темном участке пути.       Раздался звук еще одного идущего человека, но его поступь была мягче, издержка привычки появляться совершенно неожиданно. Вот, и в этот момент Кабуто не ожидал, что его господин появится перед ним так быстро. Якуши заметил лишь открывшиеся желтоватые глаза, слегка светившиеся во мраке. Раньше бы он вздрогнул, слегка испугавшись. Раньше это вызвало бы у господина легкую ухмылку, едва заметную. Сейчас же он просто остановился, приветствуя вернувшегося Орочимару. — Здравствуйте, Орочимару-сама. — Здравствуй, Кабуто.       Тишина, которую хотел прервать Якуши, казалась тягучей. Его давно мучил вопрос, на который было трудно найти вопрос. — Спрашивай, Кабуто-кун, — тихо произнес мужчина, идя дальше. Его подопечный пристроился сзади, формулируя свои слова. — Орочимару-сама, почему вы безоговорочно соглашаетесь на условия, что вам ставит Рейка-сан? — ставить уважительный суффикс человеку, не зная, для чего, было для Кабуто неприятно. За что ему уважать ее? Но, пока что, парню хватало того, что сам Орочимару обращается к ней с этим суффиксом. Якуши не хотел разочаровать господина. — Ку-ку-ку, ты, верно, не понимаешь, зачем все эти пасы, да?       Кабуто промолчал. Орочимару не говорил ему причин, по которым они вернулись в убежище после зачистки. Да что там говорить, Якуши искренне недоумевал о тех причинах, которые заставили Орочимару отступить тогда и согласиться на условия Мелисс. Зачем господин уничтожил все свои эксперименты и опыты, а также их плоды, будь то хороший или плохой исход?       Тогда, встретившись перед отправлением на тот остров, Кабуто не знал и того, почему Рейке было дозволено снять Джуин с тех, кто пережил его вживление. И ведь сняла все без побочных эффектов, что раздражало парня. Он хотел вернуть тот момент, когда Орочимару стал потакать капризам той девчонки. — Все образуется, Кабуто. Я не делаю чего-либо без собственной выгоды, ты же знаешь. Просто подожди. — Да, господин, — ответил парень, остановившись и поклонившись Орочимару, который этого не видел. Якуши понимал, что его господин и без взгляда знал, что он сделал.       У Кабуто все еще много вопросов к своему господину, но тот не желал отвечать на них здесь и сейчас. Парень не знал, получит ли он эти ответы вообще.       Он ступил на затемненную часть коридора, идя в прежнем направлении, к лаборатории. Шаги снова стали одинокими. Поступь была равномерной, медленной. Вскоре она прекратилась, а за ней послышался скрежет, какой бывает от передвижения тяжелого камня по полу, снова шаги, и снова скрежет, окончившийся глухим стуком. В следующем освещенном участке силуэта Кабуто не появилось.       В это время в беседке начиналось что-то еще. — Итачи, скажи, я всегда была такой дурой?       Парень, только сейчас заметивший возвращение Рейки к реальности, опасливо поставил чашку на блюдце. — С чего ты так решила? — Я точно идиотка, — старший Учиха заметил покрасневшие глаза девушки. На мгновение он запаниковал — неужели снова?! — но быстро взял себя в руки. И Рейку тоже. — Эй, ты, что это делаешь?.. Итачи? Ты хочешь меня сбросить, потому что я дура?       Парень молча ее нес на руках в комнату. Там усадил в то самое кресло, ловко закутав в одеяло, налил чай, который быстро оказался в руках девушки, а сам сел в другое кресло, приготовившись.       Девушка смотрела на это широко открытыми глазами. Они молчали. Итачи ждал продолжения новой волны паники или истерики — все для усмирения было рядом. Мягкая подушечка, теплое одеяло, уютная обстановка и вкусность в руках. Это должно было смягчить ее состояние. Ему казалось, что это прошло уже, и не вернется, но, видимо, он ошибся. — Чего ждем? — спросила она. — Ты как себя чувствуешь? — Я чувствую себя идиоткой. Но мне уютно, спасибо, только для чего все это? — она отпила из чашечки.       Итачи почувствовал себя неловко. Он прикрыл рукой лицо, медленно выдохнув и взвесив все произошедшее. — Жесть, это что, я вас так натаскала утешать мои припадки?       Парень промолчал, проведя рукой по лицу. Он глубже сел в кресло, буквально сползая ниже. Обошлось. — Звиздец, конечно, но мне даже нравится. Хе-хе. — Иначе было слишком опасно, — ответил Учиха. Ему не было смешно. Вот вообще. — Да? — Разве ты не смотрела свои воспоминания? — Я смотрела лишь то, как я отлучалась от вас. Было что-то еще, помимо сказанного?       Он даже не знал, как и сказать ей. И стоит ли вообще говорить.       Девушка заметила мыслительный процесс на лице друга и стала серьезней. Итачи бы не стал так быстро реагировать на мелочи, так? Чашка с чаем поставлена на столик. — Итачи, рассказывай. Что еще происходило? — Заверни левый рукав. — Хорошо, — она подвернула ткань одежды, смотря на светлую кожу. — И что? — Не замечаешь? Они стали, наверное, еще светлее…       Взгляд Рейки остекленел. Она неуверенно прошла пальцем по продольной ниточке оставшегося шрама. Тонкого настолько, что он был еще заметен, но достаточно длинного. Вдоль всего предплечья. — Я тогда отлучился, ты попросила оставить тебя. Это было около трех недель назад. Я подумал, что ты пойдешь спать, и, наконец, придешь в себя. Посуду забрал, ничего бьющегося и опасного в комнате быть не должно было. Но, через полчаса, когда я зашел проверить, то не обнаружил тебя в постели или за столом. Ни в кабинете, ни в других частях твоего дома. Я постучал в ванную, и ответа не было, но там ощущался железный запах крови. Когда я вошел, то ты вся была в ней, лежала без сознания, а рука располосована перьевой ручкой. — Даже не знаю, что и сказать. Наверное, стоит сказать «спасибо», но этого будет недостаточно. Я перед тобой в кровном долгу. — Нет. Мы квиты. По крайней мере, будем квиты. Ты сделала для меня с братом достаточно, чтобы оплатить подобный долг.       Мелисс чувствовала себя неуютно. Она не могла вот так просто принять то, что услышала. Попытка самоубийства, которое не удалось лишь из-за ответственности Итачи. В чашку плеснулось крепительное и сразу залпом выпилось девушкой, Учиха не успел и глазом моргнуть. — Для лучшей работы мозга, — сказала Рейка, убирая бутылку обратно в печать, что облегчило взволнованное состояние Итачи. — Нет, я, конечно, знала, что идиотка, дура, кретинка и все такое, но что блять? Самоубийство?! Да что мне такое в голову ударило, что я пошла вскрываться?! — Рейка вылезла из уютного и насиженного места, принимаясь ходить кругами по комнате. — Я что, на тот момент имела сорок седьмую хромосому?! Синдром тринадцатилетки?! — Что за синдром? — Не волнуйся, это условность из моего мира. Но черт! Я жестко негодую!!! Итачи! — Что? — спокойно отозвался парень, которого отпустило после того, как Рейка резко ожила. — Надо выпить! В одиночку — это алкоголизм, а в компании лишь условность, пошли! — Нет, спасибо, я потерплю как-нибудь. — Хотя и то верно. Не время, кажется, пить. Тут под боком восстание Глав и все такое. — И война. — И война, — кивнула я. — Она, конечно, еще не скоро, но уже надо готовиться. Блин, я же уже давно к этому готовлюсь… Ааа! Мне срочно надо чем-то заняться! Не хочу думать ни о чем! — Документы? — Точно! — молниеносно подтвердила девушка. — Вот прям сейчас и пойду ими заниматься!       Мелисс скрылась за поворотом в кабинет и сразу вернулась. — Что такое? — Бумаг нет. Минато-сан все разобрал до моего прихода. — Что, вообще ничего нет? — удивился Итачи и подался вперед. — Ага. Я в шоке, такое случается редко. Новые принесут по окончанию Совета Глав, когда те предпримут новые меры. Но, пока их напишут и заверят, пока дойдут до меня, уже будет вечер. — Тогда судейство над предателями? — Назначено на завтра, в восемь утра. — Хобби? — Сейчас не напишу. Не ручкой, тем более не перьевой. И карандашом тоже. Вообще, какого черта вся канцелярия такая смертоносная?! Один карандашами убивает, а я об ручку чуть не убилась! — Кто так владеет карандашами? — Киллер Би, Восьмихвостый джинчуурики. Видела его в Суне. — Тогда даже не знаю, что предложить… — Может биться? Хотя, с кем? Нынче достойных врагов трудно найти, а с тобой как-то не хочется. Ты слишком хороший. — В смысле? — Просто хороший, не бери в голову. Это примочки, оставшиеся после моего мира. — Кстати, о твоем мире. Ты как-то во время депрессии сожалела, что ты читала какие-то слеш-фанфики. Пояснишь?       Рейка слегка замешкалась, не ожидав такого вопроса, но и не ответить она не могла. С небольшим румянцем на щеках, ей пришлось подбирать слова… — Эм, ну… смотри… в моем мире слеш, яой и сенен-ай — это романтические или сексуальные отношения между мужчинами. Отношений однополых, мальчишеских. Сенен-ай более мягкая форма отношений, слеш и яой доходят до постели… а там уж как работает фантазия автора… стоп. Стоп! Не злись! ДА КТО Ж ЗНАЛ, ЧТО ВЫ СУЩЕСТВУЕТЕ, И ЧТО МНЕ ПРИДЕТСЯ ОПРАВДЫВАТЬСЯ ЗА СВОИ ПОДРОСТКОВЫЕ ЗАСКОКИ?! — кричала девушка, уклоняясь от атаки Учихи.       У них день прошел насыщенно, с несколькими ушибами и синяками, даже пару порезов и ожогов заработали. Наверное, мироздание решило, что этот день не должен быть спокойным для этих людей. Многое произошло, и все это останется лишь в одном дне, в двадцати четырех часах. А потом наступит завтра. И завтра принесет новые открытия.

***

      Случилось то, что должно было давно случиться. Спустя несколько недель были выловлены предатели, что работали вместе с Главами. Пришлось штурмовать полный состав рабочих в резиденции и в самой башне, где резиденция и находилась. По решению суда они отбывают разное количество лет, затем ссылаются из страны с невозможностью возвращения на ее территорию. Мы решили вопрос замены Глав быстро, благо, образованных и понимающих людей было достаточно, что не могло не радовать меня.       За все это время были проведены переговоры между самыми разными странами, но особо разговорчивыми были Пять Великих Стран, их послы гонялись туда и обратно, не переставая доносить сообщения. Мне, как Даймё, пришлось разговаривать с ними из-за ширмы. Ну, знаете такое подобие жалюзи, которое позволяло видеть лишь мой силуэт, но даже в этом случае традиции требовали официального вида. Хаори, прическа, легкий макияж, веер с гербом, и все прочее. Это так бесило! И ведь красиво, и все-все-все, но никто этого не видит, кроме меня самой в зеркале и пары работников! Но, зато, когда шел разговор между Скрытыми Деревнями, я могла не мучиться переодеваниями и жесткими соблюдениями этикета.       Но, будь то Каге или Даймё, все говорили одно и то же. Много времени шло на установку цены на оптовые скупки продовольствия и лекарств. Мы могли предложить очень многое, и все было нужным. Способ выращивания овощей, фруктов и зерновых у нас был уникальный, позволял собирать по два-три урожая в год, что давало возможность расширенной торговли с другими странами. Прежде всего, Страна Ветра. Пустыня, где сложно что-либо вырастить, и вдруг у них прям под боком появилась золотая жила, из которой можно вытянуть не только сами продукты, но и выпросить мастеров для строительства на территории страны башен с такими же условиями. Уникальными. Я, конечно, не была жадной на продукты, в эту страну они уходили даже дешевле, но вот технику выращивания не под каким предлогом не отдавала. Первое время Дайме настаивал, даже вместе с Каге Сунагакуре, Гаарой, но и тут я, скрипя сердцем, отказывала. Гаарочка, милый, я вам эту штуку не отдам. Пока что не отдам. Потом, вы еще ею наиграетесь.       Вторым вопросом в обсуждении было наше мировое положение. Естественно, за очень короткий промежуток, буквально за месяц-полтора, мы смогли выбиться далеко вперед. Торговля налажена во многих государствах, наши люди постепенно создали торговый путь, окрещенный Торговым Кольцом. Это Кольцо охватывало практически все страны. Суть заключалась в бродячем способе торговли. Торговцам по свиткам передавали провизию и товар, который они сбывали в странах. От набегов преступников они могли защититься своими силами хотя бы потому, что в нашей стране практически каждый является ниндзя, а в группе один или двое из торговцев обязательно будет уровнем повыше, чем остальные, чтоб наверняка. Затем опять же, наши прорывы в медицине. Практически каждая страна приглашала или же намекала на приглашение к проведению мероприятия по обмену опытом. Несомненно, мы устраивали экскурсии по госпиталю, рассказывали про оборудование, с помощью которого и обычный человек сможет стать первоклассным медиком, и это тронуло послов. Очень тронуло. Оборудование закупалось сотнями наборов, а к ним требовались специальные консультации, которые люди могли получить от наших мастеров.       В общем, мы очень резко стали вклиниваться в Пятерку лучших, что эту Пятерку настораживало. И поэтому мне приходилось успокаивать и намекать на то, что я не собираюсь вклиниваться в их ряды, это говорилось Пятерке Стран, а вот с Каге… тут я не говорила однозначно. Кто знает, как все обернется?..       В общем, наша страна принимала сотни прибывающих туристов, которым приходилось довольно трудно первое время. Шок на их лицах неописуем. Конечно, я бы тоже прифигела, если бы увидела километровые башни, что для местных были обыденностью. Думается мне, что туда подниматься будут не все, хотя, кто их знает, да?       В это время все в резиденции крутились словно белки в колесе. В одном большом колесе! Бумаги и документы мелькали перед глазами так быстро, то информация от прочитанного воспринималась не сразу, мне пришлось даже подключить додзютсу для этого дела. Кто б узнал, что я трачу свою чакру для чтения документов — стали бы причитать.       Крашенные волосы были острижены, и вновь отращены. Удобно было вот так запросто менять прическу, но наводить на голове порядок… это да, существенный минус длины во весь рост. Жесть, как Рапунцель с этим справлялась?! А если бы они были еще и кучерявыми? Я бы, наверное, ломала по три расчески за день. — Мне кажется, что это не лучший способ отдохнуть. — А мне кажется, что наоборот. — Ты не учишься на своих ошибках? — Ой, да ладно. Это были психи на фоне накопившегося стресса. Истерика, которую мне надо было устраивать почаще и в одиночестве, чтобы однажды она не вылилась в то, что случилось несколько месяцев назад. — И все же, Коноха сейчас не то место, где тебе следовало бы оказаться. — Эх, а я скучаю по ней, — я закрепила виток косы на голове и опустила оставшийся хвост вниз, так что, теперь он был мне лишь по пояс. — Не сомневаюсь, — ответил Минато, просматривая бумаги. Отныне он считается моим секретарем. Ему уж я доверяю в этих делах так, как только могу доверять человеку. — Я тоже по ней скучаю. — Простите. Осталось около полугода, честно. — Я понимаю. Чия считает дни в календаре до встречи с братом. — Не удивлюсь, если вы мысленно вторите её действиям. — Это так, — заметил он. — Но, что-то мне подсказывает, что встреча будет не из легких. Если я правильно помню, то на случай разрыва печати больше положенного, моя чакра в Наруто должна остановить его. Не знаю, было это или нет, но в случае срыва будет неудобно. — Вы оставили там частичку, которая не знает настоящего. Она считает, что вы погибли. И это раскроется Наруто. Непременно, это будет трогательный момент, но очень драматичный. — Да. Именно так. Что слышно от Саске-куна? — А, о нем все слышно глухо. Орочимару-сан гоняет его взад и вшило. — У, не стоит так выражаться юной леди. — У, простите за бестактность, сэр. Я имела в виду, что многоуважаемый Орочимару-сан обеспечивает круглосуточную занятость моего товарища, так что он, верно, проворачивает в уме весьма неприличные выражения. Я б материла его, наверное, на всю Скрытую Деревню. — Не сомневаюсь.       Я закончила вплетать в прическу ленточки, а затем прошлась ладонями по платью, поправляя его. Ух, платье! Обычное, светло-голубого цвета с белым поясом на талии. — Сойдет? — Для притворства племянницей богатого торговца — вполне. — Отлично. Спасибо вам за подмену, без вас как без рук, ей Богу! — А то, как же. Но что делать с прямым включением по камерам с Даймё? Предлагаешь мне притвориться девушкой? — Мне кажется, у вас очень тонкие черты лица и самая лучшая техника перевоплощения в стране… — Спасибо, конечно, но жена не поймет этого порыва. — Представляю ее реакцию, жуткое зрелище.       Я надела шляпу с широкими краями и поправляла ее, чтобы все выглядело гармоничнее. — Так ты вернешься к прямому включению? — Возможно. Не знаю. Мне лень.       Минато от удивления замер на половине росписи в документе, подняв широко раскрытые глаза на мою скромную персону. — Ты точно Мелисс? — Вы сомневаетесь? — Теперь — да. Разве лень в вас не вымерла? Мне казалось, что трудоголизм искоренил само понятие лени из вашего словарного запаса. — Какие красивые слова о том, что мы зависимы от работы, — хмыкнула я, снимая шляпу. Что-то она мне не нравилась. — Правда есть правда. Твой приступ лени сродни грозе в ясном небе. — Минато-сан, вы не хотите стать поэтом? У вас отлично получается складывать слова в красивые речи. — Странно, я как раз обдумывал об этом хобби, как об увлечении в старости. — Предлагаю начать с природы, с чистого искусства, без отражения негативной стороны этого мира. — Интересный подход к созданию стихотворений. — Почему не проза или поэма? — До чего дойду в будущем, то и будет. Тебе пора. — Да, пора уже, до встречи! И, да, совет на будущее. Будьте аккуратны с применением моего обличия, грудь нынче слишком перевешивает вперед…       Я покинула Четвертого, покрывшегося легким румянцем, и вышла из резиденции. Торговый караван, движущийся по Кольцу в сторону Конохи, был в половине дня пути до точки назначения. На себя я нанесла печать невидимости, а затем, с активированным додзютсу, рванула вперед, напрямую летя к каравану. Тамошний ведущий знает про мое присоединение к путешествию, так что проблем быть не должно.       Присоединилась я к ним просто выйдя из кустов. Ведущий караваном заметил меня и улыбнулся. — Отлично выглядишь, Рена. — Спасибо, дядя, — откликнулась я на свое имя в этом отпуске, — вы тоже весьма статно смотритесь в этой одежде, особенно на фоне леса и скалы под боком. — Льстишь, да? — Не без этого, но вы и вправду выглядите грозно и внушающе.       Караван был небольшим, составлял в себе лишь четыре повозки, в двух из которых могли ехать люди, а в других были свитки с взвешенным товаром на продажу. Мы везли ткань, фрукты и ягоды. Второе в Конохе встречается реже, чем вы могли бы представить, да и стоят они дороже, чем те же зерновые и овощи.       Я пристроилась сразу за дядей, присев на выступающую ступень первой повозки. Дядя был крупным человеком, широк в плечах, да и в массе великоват. Густые усы над верхней губой, волевой нос, заметные щеки. Глаза были глубоко посажены, и было ощущение, что он хмурится, но это было на самом деле не так. Дрог был одним из тех Мелисс, что имели не очень длинные волосы, они были не ниже ушей. Для мужчины это было спасением от банальных забот за гривой. Некоторым парням не повезло — длина их волос достигала и пояса и пят. На фоне простых смертных они смотрелись так, словно бы эльфы сошли со страниц Толкина. Но бывали и другие сочетания. Представьте, что у мужика прям такие бандитские черты лица. Крупный лоб, шрамы, там, еще чего-нибудь. И на фоне такого сурового лица выделяется идеально ухоженная и гладкая грива длинных волос, заплетенных в косу.       Знаю одно, у местных точно произошел разлом шаблона, когда наши парни щеголяли с такими прическами, которые в этом обществе, как бы, женские. До жути девчачьи!       Мы медленно приближались к воротам Конохагакуре. Вместе с караваном я шла с утра, так то через несколько часов я взяла на себя обязанность раздать паёк нашим товарищам в этом путешествии. В паёк включались онигири, бамбуковая фляжка с теплым чаем и разные десерты. Неплохо для пайка, я б такие пайки брала на задания. О!.. задания! Как давно я не выполняла их и не получала родненькую наличку. Так-то где-то существует мой счет, на который я складывала денежки после заданий из Гильдий, когда работала ирьенином. Кажется, я еще какому-то Даймё помогала вылечить то ли супругу, то ли любовницу… без понятия, память как отшибло. Ах, нет, я точно помню, как заставляла солдат молиться на пенёк, чтобы оттуда выросло новое дерево. Аха-ха-ха, было забавно.       На лице показалась улыбка. Я пыталась ее убрать, даже прибегая к пальцам рук, но что-то она не хотела уходить. Это, наверное, выглядело странно — ни с того, ни с сего разулыбалась. Но, кажется, на это никто не обратил внимания, и я дала волю эмоции.       Вскоре деревья стали толще и выше, чем до этого. Стало легко замечать ветки, растущие под прямым углом, они идеально пригождались для погони или же отступления. А еще кора этих деревьев была более рельефной, по ней подошва сандалий не скользила и имела хорошее сцепление. Ностальгия… почему я все чаще и чаще пользовалась услугами перемещения от Природы? Так путешествовать, кажется, намного душевнее, хоть и дольше. А если есть еще и хорошая компания, так вообще путешествие превращается в одно удовольствие, конечно, не без помощи запечатанных вещей, приносящих больший уют и приятную атмосферу.       В полдень мы сошли с главной дороги до селения и спустились к реке, чтобы напоить быков и отдохнуть от пути. Двое девушек с моим участием сварганили обед, накрыли на стол, а мужчины позаботились в это время об обстановке столиков и подушек, а также отпрягли и оставили скот около воды, поставив рядом кормушки.       Сытный суп разморил меня, а журчание воды и подавно. Решив, что дрема должна быть полезна, я устроилась около реки на сухом берегу и стала медитировать. Кажется, мне давно следовало это сделать, да все как-то было некогда. До нервного срыва я вообще медитировала отрывками, или же вообще опускала это дело. Думала, что уже намедитировалась на десяток лет вперед, а оказалось, что от недостатка этой практики я потихоньку становлюсь нервознее. Нужно это исправлять и серьезно браться за свое духовное спокойствие.       Сверкнул барьер радиусом до двух метров вокруг меня, отчего медитация была мгновенно прервана. Голубоватый оттенок, и письмена на земле дали понять, что это звуконепроницаемый купол. Я насторожилась и приготовилась к атаке, однако, вместо этого в короткой золотистой вспышке появился старый знакомый. Он поправил протектор шиноби Листа на шее, прошелся по черной жилетке, под которой виднелась белая рубашка. Как всегда, его любимые штаны и цепочка с часами. — В кои-то веки ты перестала так сильно кричать. Правда, уши рядом с тобой до сих пор закладывает. — Джашин… — Что, не рада видеть старого доброго Боженьку? Я расстроен, — он обиженно надул щеку и сложил руки перед собой. Я улыбнулась. Он не изменился, все такой же причудливый и с ребяческими заскоками. — Не забывай, я и мысли читать умею со своими заскоками. — Прости. И, да, привет. Я даже соскучилась по тебе. — Хм, мне тогда показалось, или ты несколько раз посылала мне угрожающие мысли? — Возможно, не показалось, — я ухмыльнулась, а потом расслабилась, поняв, что это был не враг.       Некоторое время висела тишина. Было видно по его карим глазам, то в голове вертится вопрос о моем состоянии, но и ответ он уже знает. И он не настолько утешительный. — Ты говоришь, что уши все еще закладывает. С чем сравнишь крик моей души? — Ну, трудно подобрать сравнение настолько точное, чтобы твой маленький человеческий разум понял суть… — Я, вроде как, умная. Постараюсь уловить суть посыла Божьего, — я шуточно подняла руки к небу и состроила блаженное лицо. — Ну, как знаешь. Душа обычного человека практически не несет с собой никакого звука, она спокойна, уравновешенна. Если у человека есть стресс или легкие переживания — душа начинает колебаться. А звук… — А звук есть колебание, — закончила я слова Джашина. Тот кивнул. — Даже при сильном стрессе душа колеблется в одном ритме, что может создать, разве что, легкий гул. — Как гул от проводов во время сильного ветра? — Как гул от проводов, да. Но у тебя все сложнее. Сама додумаешься, почему? — Почему?..       Я стала перебирать варианты. Что могло быть с моей душой не так, как с другими, кроме переселения. Вариант путешествия в другой мир Боженька откинул, как не совсем верный. — Разделение души… — Оно самое. Когда ты пришла ко мне со словами, что выучила технику клана Яманака, еще в прошлом, чтобы разорвать душу и половиной быть тут, а половиной быть там. — Что-то пошло не так? Все-таки я не из их клана, возможно чисто из-за отсутствия их Кеккей-Генкая я в нестабильном состоянии. — Не совсем так, — сказал Джашин, витая в пространстве вокруг меня. — С переносом той половинки души в твой настоящий мир все прошло хорошо, даже лучше, чем я ожидал. Сама техника тоже была выполнена на уровне, что удивило не меньше самого переноса. Но не может быть дыма без огня, и наоборот. Я подозреваю, что твоя душа неравномерно разделила твои физическую и духовную половины. Духовная превышает в той, другой половине физическую составляющую души. В итоге, твоя половина больше подвержена моральным терзанием самой себя. — И как это связано с колебаниями и криком? — У обычного человека все находится в гармонии. Даже если духовная составляющая больше, то это, по сути, делает человека лишь более спокойным. А у тебя духовная меньше. Из-за этого физическая часть тянет душу в свою сторону сильнее, чем духовная составляющая. — Неравные колебания. Не могу себе представить, какой ансамбль ты слышал и слышишь до сих пор. — Он ужасен, — собеседник скривился, прочищая пальцем ухо. — Даже у высших существ может болеть голова. До этого я даже и не думал о том, что такое возможно. — Ну, извините. — Извиняю, хах. Ладно, ты тут приводи свою душонку в порядок, я снова ухожу. Уж больно ты громкая!       И он исчез, не услышав моих прощальных слов. Я получила весьма и весьма дельную информацию на счет составляющей человеческой души от самого Бога. Познавательно. Я запишу.       Распечатав записную книжку и ручку, на сей раз шариковую (а то вдруг словлю психологический Вьетнамский флешбек), я быстро и коротко записала все услышанное, а потом сделала пару примечаний.       Если смена обстановки и медитации помогают мне замедлять или же более-менее как-то хорошо влиять на свою душу, то мне следует делать это почаще. Надо урезать себе лимит передвижений с помощью Природы или полетов. Посетить больше мест, разбогатеть духовно. М-да, когда я в последний раз читала не документ, а интересную для меня книжку? А когда я в последний раз рисовала? А? А? А?!       Не надо так. Трудоголизм Мелисс сведет меня в могилу.       Все-таки я словила Вьетнамский флешбек с перьевой ручкой и передернулась. Не надо мне таких сюрпризов среди бела дня! — Рена, ты не испачкаешься? — поинтересовался дядя. — Нет, все в порядке. Мы скоро поедем дальше? — Через полчаса, пока упряжем быков и соберемся. А то все куда-то разбрелись, черт не сыщет! — Хорошо.       В условленное время все вернулись к лагерю, собрали вещи и двинулись дальше, поднимаясь к главной дороге до Конохагакуре. Больше мы не делали длительных привалов до самого вечера.       Вместо костра были развешаны походные светильники на основе фуиндзютсу, а также, с помощью тех же печатей мы создали теплое и уютное место недалеко от дороги, где раскинулась небольшая полянка. Были распакованы спальники, кто-то даже достал струнный музыкальный инструмент, а кто-то небольшие барабаны, а у одной из девушек в руках оказался бубен. Костер все-таки разожгли, но не для согрева. — Сегодня Крайдан? — удивленно шепотом спросила я у мужчины, сидевшего по правую руку от меня. Это был простой рабочий мужичок, разве что, с густой бородой и густой копной мелких косичек. Увата, как звали моего соседа, кивнул. — Ты потерялась в календаре? — Если честно, то я не принимала участие в праздновании. Было как-то не до этого. — Плохо, — проговорил он, хмурясь, — все девушки от шестнадцати, свободные от замужества, танцуют у костра Данрайный танец. — Я его видела, он красивый, но сама совершенно не знаю движений. — Фаира, вроде, хорошо с ним знакома. Она тебя быстро научит. Поди к ней быстрее, пока они не начали без тебя.       Крайдан — наш клановый танец, произошедший от обычных жителей. Это похоже на нашу Масленицу, как танцуют вокруг костра и желают урожайного года. Сейчас его в стране празднуют более цивилизованно, но многие все равно выбирают старые традиции, идут в лес и жгут костер, рядом с которым молодые девушки танцуют. Не знаю, почему нельзя танцевать замужним или сватанным, но, видимо, были причины. Не хотелось оставаться в стороне, тем более, что за правитель, который не знает традиций? — Фаира? — М? Что случилось? — Научите меня танцевать Данрайн. Я не умею, но не хочется пропускать это. — О, вот в чем дело. Это просто, пойдем в сторонку.       Мы отошли чуть глубже в лес, но все еще в зоне освещения фонариков. Она мне показывала базовые движения, которые буду показывать я, сама Фаира и еще одна девушка. Четвертая была счастливой матерью прекрасного сына и супругой Уваты.       Как оказалось, вся суть танца была в круговом хождении с определенной перестановкой ног, а также в наклонах, при которых надо буквально касаться земли. Общая солянка моих усердий были оценены Фаирой, как выше ожидаемого. Наверное, благодаря развитой гибкости я могла двигаться плавно и легко.       Сам танец под звуки музыкальных инструментов был… не знаю, как описать. Не сказала бы, что чувствовала единение с Природой или связь с Вселенной. Просто расслабляющее и веселое времяпровождение, которое запомнилось яркими языками пламени, сверканием разноцветных лент в прическах девушек, звучанием струн и временем для осмысления своих дум. Мыслить о том, о чем ты мыслишь. Масло масляное, но мне даже понравилось так думать.       Утром пробуждение было приятным и легким. Уже спустя почти сутки я не жалела о том, что отправилась сюда в импровизированный отпуск, свалив на Минато кучу документов, собраний и Советов Глав. Сейчас впервые за долгое время я хотела сесть и начать писать. Писать о чем-нибудь незамысловатом. Чем-то таком, что лишь еще сильнее успокаивало бы меня. Чистое искусство Фета и Тютчева сейчас бы пригодилось. Зря я, наверное, не любила литературу в школе, не читала биографии авторов и просто заучивала стихи, предпочитая, в то время, читать фанфики с очередной МС. Во время поездки в голову так и лезли какие-то строчки, которые я не смогла нормально срифмовать и сложить в цельные четверостишья, но, для наглядности, я все записывала в книжечку. На месте разберемся.       Через два часа хода с караваном вдали стали виднеться две фигуры, которые были мелкими на фоне огромных Восточных ворот Конохи, видневшихся с такого большого расстояния довольно отчетливо даже для простого человека, владеющего лишь примитивными капельками чакры. Я не особо обращала внимания на двух путников, больше уделяя времени на созерцания знакомых черт природы, а потом и вовсе пересела на заднюю часть повозки, смотря на ту часть дороги, что мы уже прошли. Мне казалось, что, смотря на этот путь я смогу поймать те красивые фразы, которые я минутой позже упустила, отвлекшись по случайности на какую-то мелочь. — Мы въезжаем, — предупредил меня дядя.       Я сложила канцелярию и спустилась с повозки. — О! Это!.. — послышался до жути знакомый голос одно из двух вечных постовых на этих воротах. — Да! Это он! — вторил напарнику Изумо. Шатен и брюнет удивленно и радостно смотрели вслед двум путникам, от вида которых я пропустила сердечный удар.       Паренек, шедший впереди, набегу снял со спины рюкзак и оставил его на дороге, взбегая по высокому столбу вверх без каких-либо усилий. Мужчина постарше смотрел на это с ухмылкой, явно гордясь теми достижениями, которые проявляет юноша. Джирайя смотрел на Наруто с нескрываемым удовольствием. — Коноха! — послышался голос шиноби с вершины столба. — Я вернулся!       Если бы я мгновением ранее не убрала канцелярию в печать, то, наверное, выронила бы ее на землю, привлекая внимание. Пока я заглядывалась на столб, прибежали мелкие во главе с Конохомару и стали кричать Наруто разную всячину, искренне выражая свое восхищение. Я засмотрелась на эту сцену неприлично долго, на что обратил внимание Котетсу. Он тихонько, пока я не замечала, подошел и сказал: — Это Узумаки Наруто, он вернулся с долгой тренировки. — А? Ага. А у вас все, кто возвращаются с тренировки, залезает на столб, а потом совращает детей техникой превращения? — А? — мужчина перевел взгляд от меня на Узумаки и поймал того на использовании усовершенствованного извращенного превращения. После увиденного, тщательно скрывая ладонью кровь из носа, влупил Наруто подзатыльника, какой бы в каноне ему дала Сакура. Джирайя, видимо, привыкший к этому, носил свой носовой платок. — Не видишь, тут дамы! — закончил причитать постовой и вернулся к своему напарнику, по пути извинившись передо мной, что жестом заставил сделать и Наруто.       Парень подошел в смятении, он всматривался в мое лицо, а потом в лица других моих спутников, явно переваривая то, что видит. — А… вы? — Мы торговцы, — ответил за меня дядя. — Торговцы из Шизуичи. — Шизуичи? — Парень, ты, верно, был где-то в другой вселенной, если не знаешь про нас, — с ухмылкой продолжал вещать Дрог, упершись руками в бока. — То есть вы… — Мелисс Дрог, мои товарищи и коллеги, — он широким жестом показал себе за спину, где была я и другие из каравана. — Мелисс… тогда все понятно, — отстраненно молвил мой сокомандник, а затем, смотря мне в глаза, поклонился и принес извинения за неподлежащее поведение.       Он вернулся к Джирайе, что с не меньшим интересом разглядывал нас, и они вдвоем пошли дальше по улице.