Расскажи мне

***

      Они в новом мире. Томас уверен, что многие скажут, что они в лучшем мире. Сложно спорить с ними. Он был там. Видел, что там бродит в ночи. Наверное, они правы, отпуская то прошлое, не принесшее им ничего, кроме страданий. Но Томас не хочет забывать. Он хочет помнить, как Чак раздражал его бесконечными, а порой и неуместными разговорами, как он был рядом с ним, когда Томас так отчаянно нуждался в друге. Он хочет помнить, как улыбка Ньюта могла подарить ему надежду, а его ровный голос - спокойствие.       Да, их смерти заставили его пережить удушающее чувство вины. Он до сих пор видит лица Чака и Ньюта в минуту их смерти. Это не лучшие дни. Чувство вины просыпается, звонко шипя, его яд парализует Томаса многими ночами. И все же... И все же он не хотел забывать. Томас хотел помнить. Больше. Хотел знать, был ли знаком с Чаком до лабиринта, был ли Ньют его другом до тоже, а не только после. Томас хотел свое прошлое. И он знал, где сможет получить его назад.       Томас нашел ее в одиночестве, сидящей на пляже и всматривающейся в горизонт. Он качает головой: Тереза предала его, но в итоге простить смог ее лишь он.       Томас садится рядом с ней. Он не знает с чего начать, что спросить сначала. Его голову разрывает миллион вопросов. Все они важны.       - Расскажи мне, мы видели океан до этого? - но его не обязательно начинать с самого важного.       - Нет, - отрезает Тереза, даже не поворачивая головы в его сторону. Между ними возникает неловкая тишина. Томас уверен, что это его вина, у него нет сомнений, что до лабиринта они с подобным не сталкивались. Он хочет знать больше. Ему нужно знать больше. Но он молчит. Томас не думает, что вправе требовать у Терезы ответы. У него был шанс вернуть память, он сам отверг его. Тереза ему ничего не должна.       - Но мы всегда хотели, - наконец, говорит она. Томас может чувствовать, как она сдается, как напряжение покидает ее тело, и ему становится легче дышать. Он ждет продолжения. - Порой мне кажется... - она качает головой, усмехаясь, - мне кажется, что ты нашел это место. Нет, - исправляет она, - Я знаю, что ты нашел это место, - ему кажется, что ее лицо озаряет теплая улыбка, но он не уверен, настолько она мимолетна. Томас хочет спросить, почему она так уверена в этом, но боится перебить ее, боится, что она, услышав его голос, вспомнит, что он все еще здесь, встанет и уйдет. - Ты всегда хотел быть свободным, а я... - она с грустью смотрит вдаль, будто пытаясь разглядеть картинки из их прошлого, которое может и не было радужным для остальных, но для нее было совершенным. «А я хотела просто быть с тобой», - проносится у нее в голове. Даже у себя в мыслях она произносит эту фразу едва слышно.       - Неважно, - произносит она вслух, прочищая горло. - Это больше неважно, - повторяет она громче, в спешке поднимаясь с песка, удаляясь в сторону своей импровизированной лачуги. Томас хочет окрикнуть ее, сказать, что это не так... Но не может найти подходящих слов. Он не двигается с места.       «Ты всегда хотел быть свободным», - ее голос эхом отдается у него в голове. Свободным... Тогда почему он чувствует себя запертым в клетке?

***

      - Расскажи мне, какой мой любимый цвет, - спрашивает он, не глядя на нее, и грузно опускается на песок рядом с ней. Этот вопрос точно безобидный. Он уверен в этом. Поэтому он расслабляется, откидываясь назад на локти.       Тереза медленно поворачивается к нему, смотрит ему в глаза:       - Голубой, - отвечает она, наконец, не отрывая взгляда от его глаз, после чего снова оставляет его одного.       Конечно. Он до сих пор видит перед собой голубые глаза Терезы, впервые смотрящие на него, а не сквозь. Он мог бы догадаться, что цвет ее глаз, стал его любимым цветом.

***

      Он не подходит к ней несколько дней. Его не покидает пронзительный взгляд голубых глаз, который, казалось, залез к нему в самую душу. Он преследует его и во сне и наяву. Томас не готов с ним столкнуться снова.       - Расскажи мне, чем мне нравилось заниматься на досуге? – спрашивает он у нее через неделю, найдя ее на точно том же месте. Она сразу качает головой, а после смотрит на него с жалостью. – Расскажи, - настаивает он, но Тереза молчит.       Они сидят в тишине десять минут, двадцать, полчаса, час. Они смотрят, как солнце прячется за горизонт, и лишь когда над лагерем нависает кромешная тьма, хриплый голос Терезы нарушает тишину.       - Головоломки, - и он не сразу понимает, о чем она говорит, пытаясь всмотреться в ее лицо, но ночь, вступившая в свои владения, не позволяет ему. – Тебе нравилось разгадывать головоломки, - он с шумом втягивает воздух. «Как лабиринт», - слышит он, что она так милосердно опустила. Он любил головоломки настолько, что создал лабиринт, содержащий сотни различных комбинаций, но не одного выхода. Он сделал это с ними. Он чувствует, как к горлу подкатывает тошнота, и у него нет сил бороться с ней. Его выворачивает наизнанку, и все что он может видеть перед собой – лица погибших в лабиринте: Бена, Чака, Алби и еще полусотни парней, которых он не знал, кто знает, сколько девчонок погибло в другом лабиринте? Сколько человек погибло в результате его хобби?       Он поворачивается в сторону Терезы. Он не знает, что он хочет от нее. Чтобы она сказала, что все в прошлом? Что теперь все будет хорошо? Нет, он хочет, чтобы она забрала свои слова назад, чтобы сказала, что лабиринт не его детище, но ее уже нет на ее прежнем месте. Она оставила его одного. Как он ее когда-то.

***

      Он ждет ее на берегу на следующий день, и спрашивает, как только чувствует ее присутствие:       - Сколько лет было Чаку?       Тереза садится рядом с ним и смотрит с непониманием и все с той же жалостью.       - Двенадцать, - наконец, выдыхает она, и в этот раз он уходит. Срывается с места. И бежит, пока больше бежать не может от мучительного жжения в груди. Но Томас не уверен недостаток ли это кислорода или же чувство вины опутывает его внутренности.

***

      - Расскажи мне, почему я предал ПОРОК, - Тереза тяжело вздыхает, услышав его голос. В этот раз она сразу поворачивается к нему, протягивая руку, за которую он тут же крепко цепляется, садясь напротив нее, так что их колени соприкасаются.       - Ньют… - Томас тут же хочет отстраниться, но Тереза притягивает его назад, упираясь лбом в его плечо. – Он говорил, как повредил ногу? - Томас с шумом сглатывает и едва заметно кивает. Тереза, почувствовав движение, сжимает его руку. – Ты видел это. Ты видел, как твой лучший друг собирался убить себя и не мог ничего сделать. Но потом Минхо спас его, и ты расчистил им путь до лабиринта… В тот момент ты предал ПОРОК, хотя они этого не поняли. Но я знала… Ты вмешался, когда мы вмешиваться были не должны. Ты просто хотел спасти своего лучшего друга…       - Но я не смог, - Томас зажмуривается, но тут же распахивает глаза, когда видит лицо обезумевшего Ньюта, он до сих пор слышит животный рык, срывающийся с его губ.       - Ты пытался, - она притягивает его к себе, и он в этот раз не сопротивляется. Томас скучал по ее рукам, по нежности, с которой она перебирала его волосы, когда он был чем-то расстроен. – Ньют тоже хотел спасти тебя, и он спас. Это было его решение, Том. Ты должен принять его. Ради него… - она быстро прижимается губами к его виску. – Ради него ты бы поступил точно так же.       Они сидят в объятиях друг друга до самого рассвета. И даже тогда он не хочет покидать ее рук, которые чувствуются, как дом, в который он, наконец, вернулся после долгих скитаний.

***

      И он решает не отходить от нее. Даже когда лагерь просыпается с первыми лучами солнца, даже когда многие смотрят на него с осуждением, даже когда Минхо смотрит с непониманием, а после отворачивается и уходит. Он не оставляет ее одну ни на секунду. Даже когда она говорит, что поймет, если он захочет пойти к остальным. Но в том то и дело, что он не хочет.       - Знаешь, гамак, конечно, здорово, но с приходом шторма… - говорит он, косясь на ее спальное место.       - Как выяснилось, строитель из меня никакой, - признается она, пожимая плечами.       Томас сомневается, что он хорош, но последние дни он провел, помогая Галли строить хижины, и он знает достаточно, чтобы соорудить что-то сносное. По крайней мере, он на это надеется. И следующую неделю они проводят чуть поодаль от лагеря, строя еще одну хижину на окраине, вдали от шума остальных.       - Расскажи мне, что мы делали, когда не работали на ПОРОК? – спрашивает он, когда они возвращаются теперь уже на свое место на пляже, после долгого утомительного дня.       - То же самое.       - Строили? – спрашивает он с недоумением.       - Нет, Том, - смеется Тереза, ему кажется, впервые с момента их приезда в Тихую Гавань. – Проводили время вместе, - ее губы растягиваются в грустной улыбке. – Было тяжело наблюдать каждый день за страданиями друзей, - она впервые признается, что они все были друзьями до случившегося. – Поэтому все свободное время мы проводили вместе.       - Я не сказал тебе, что собираюсь сделать, не так ли? – Тереза качает головой.       - Но я знала. Ты не мог по-другому. Я знала.       - Извини…       - Нет, Том, - прерывает она его, беря за руку, - пожалуйста, не надо. Ты сделал то, во что верил. Никогда не извиняйся за это.

***

      - Я должен вернуться, - Томас озвучивает то, о чем думал, как только очнулся в этом месте. – Расскажи мне, где последняя база ПОРОКа, - он не отводит взгляда от звездного неба, наслаждаясь звуком прибоя и близостью Терезы. Томас будет скучать по этому месту, оно совершенно.       - Хорошая попытка, Том, - хмыкает Тереза, поворачиваясь на бок, чтобы посмотреть на него, и Томас поворачивается к ней. – Я покажу тебе, - она касается его лица, и он на секунду прикрывает глаза.       - Нет, Тереза…       - Мы отправимся вместе, Том, - серьезно заявляет она. – Или вместе останемся здесь.       - Вместе, - повторяет Томас. Ему нравится, как это звучит. Правильно.       - Как раньше, - это звучит еще лучше.       - Расскажи мне… - его прерывает ее звонкий смех, прогоняющий все его заботы, как много раз до этого. Он не помнит, что хотел спросить на этот раз, но это неважно. У них еще много времени на вечерние разговоры. Пусть они больше и не будут проходить на берегу океана.