Ставка на любовь

Утро ворвалось в незашторенные окна номера Сони и Кости ярким солнечным светом, заставив Егорову перевернуться на бок, больно лягнув при этом Гецати ногой и стащив с него одеяло. Мужчина поёжился и подполз ближе к девушке, сграбастав затем её в объятия. — Доброе утро, — промурлыкала городская ведьма, понимая, что Константин уже не спит. — Доброе, — прошёлся мужчина губами по её шее, вызывая толпу мурашек вдоль позвоночника. — Я, конечно, не мёрзну, Егорова, но утягивать у меня одеяло — крайнее свинство с твоей стороны, — одно резкое движение и Соня вскрикнула от того, что ткань пододеяльника, обжигая, скользнула по её голым ногам, а выпущенное из тёплых мужских объятий тело окутал прохладный воздух, покрывая кожу пупырышками. — Гецати, я тебя сейчас покусаю! — девушка надула губы, наблюдая за тем, как Костя заворачивается в одеяльный рулетик. — Тебе меня без одеяла тоже права оставлять не давал никто! — оседлала мужские бёдра. — Ожила, я смотрю, — фыркнул аланец, вытаскивая из-под одеяла руки и сплетая Сонины пальцы со своими. — Как видишь, — фыркнула Егорова в ответ, ёрзая, чтобы устроиться удобнее. — Только вот не помню ничего. Что в доме делали — помню, а дальше — пустота какая-то. — Неудивительно, Сонь, — спокойно сказал Костя. — Но давай договоримся: либо ты учишься как-то не через себя, либо больше я тебя на расследования не отпускаю. Потому что меня может не быть рядом. Ну или я могу тебя не откачать. — Или будем как Шепс и Керро — вечно в паре работать? — хихикнула Соня, укладываясь на широкую Костину грудь и вслушиваясь в мерный стук его сердца. — Я умею не через себя, Кость. Просто вчера всё с самого начала не так пошло, вот и не справилась. Свечи ломались, пламя гасло, руки воском залило… Никогда такого не было, — девушка тяжело вздохнула. — И страшно так мне никогда не было. Ты же знаешь, что я только высоты боюсь и то, не сильно. — Знаю, Сонька, — погладил Гецати её по волосам. — Помню, как ты в самолётах вечно в нас с Мариной вцеплялась на взлёте. А когда раздавали еду, твой страх мгновенно куда-то пропадал. Ай! — собравшийся было рассмеяться, мужчина получил маленьким кулачком по груди. — Не дерись! — А то что? — лукаво спросила у него девушка. Но Костя ничего не ответил, резко перевернув Соню на спину и нависая над ней, опираясь на локоть. — Понятно, — заключила Егорова, выбираясь из-под мужчины, — если я буду драться, ты просто ляжешь на меня, и я превращусь в лепёшечку. Пока Гецати думал, что ей ответить, девушка уже скрылась в ванной комнате и вышла из неё минут через двадцать, показавшихся ему вечностью. Ответа на её реплику он так и не придумал. — Хотела спросить: какого чёрта ты делал в моём номере всю ночь? И почему я в твоей футболке? — Всю ночь я спал, а в моей футболке ты потому, что я не знаю, где лежит твоя пижама. Надо же было тебя во что-то одеть. — Жалко я не видела выражения твоего лица, когда ты застёжку на бюстгальтере искал, — поднимая элемент своего белья с пола, усмехнулась Соня. — И вообще, Гецати, впечатление такое, судя по моим раскиданным вещам, что мы с тобой не спали всю ночь, а какими-то непристойностями занимались. И ты что, носки тоже так разбрасываешь дома? — Нет. Дома у меня порядок, — отозвался осетин откуда-то из недр одеялка. — Да и квартира однокомнатная. Где там носки раскидывать-то? — А у меня тут прям апартаменты пятикомнатные, блин, что ты вещи по всей комнате раскидал, — фыркнула Егорова, продолжая поднимать с пола и свою, и мужскую одежду. — И если ты тут, то где Керро? Она по соображениям здравого смысла должна была быть на твоём месте. — Она с Похабовым ночевала. И её, кажется, кошмары мучили — она на своём эстонском часов до двух ночи орала что-то периодически. Потом затихла. Интересно, это кошмары кончились или Лёша просто её подушкой задушил, чтобы спать не мешала? — А ты всегда по утрам такой добрый? — кидая вещи в кресло и заваливаясь на кровать, спросила у Кости Соня. — Нет, только когда голодный, — с этими словами Гецати притянул девушку к себе, впиваясь затем в её губы жарким, требовательным поцелуем. Соня намёки понимать умела, потому поспешила скинуть на пол мешающее одеяло и позволить мужчине отправить следом за ним несколько несчастных кусков ткани, разделяющих их тела. — Мы никого не разбудим? — поинтересовалась Егорова, зная, что стрелки на часах недавно преодолели цифру восемь. — Какая разница? — вопросом на вопрос ответил Гецати, затем снова беря нежные губы девушки в плен. И действительно, разницы Соне не было никакой и она, закрыв глаза, отдалась своим ощущениям. Влажная дорожка от мочки уха вниз по тонкой шее, закончившаяся яркой отметиной на нежной коже — Константин решил «клеймить» свою женщину столь неоригинальным способом. — Я тебя убью, — тут же прошипела она ему на ухо, прикусив затем мочку и заставив тем самым недовольно рыкнуть. Ласки становились всё откровенней, мужские губы опускались всё ниже, не оставляя без внимания, казалось, ни одного миллиметра женского тела. Соне было всё труднее сдерживать рвущиеся из груди слишком громкие для утренней тишины стоны. Она цеплялась тонкими пальцами за Костины плечи, периодически царапая и оставляя длинные красноватые полосы. Губы к губам. Зелёные, затянутые пеленой удовольствия, в карие, почти чёрные. Осторожный толчок и сладкий стон, сорвавшийся с искусанных губ. Снова слишком громкий. Но наплевать. Ускорение. Словно бег на длинную дистанцию. Когда где-то на середине открывается второе дыхание. Сплетение тел, рук, губ. Каштановые Сонины волосы, разметавшиеся по подушке. Испарина на крепкой мускулистой Костиной спине. Она выгибается, сдавленно вскрикивая. Прижимается к нему ближе, чувствуя, какой он горячий. И снова его губы на её губах. Соню всё ещё потряхивало, когда Костя опустился рядом с ней и обнял за талию, притягивая ближе к себе и зарываясь носом в её пахнущие малиной волосы. Улыбнувшись, девушка прикрыла глаза. Ей хотелось, чтобы каждое их утро начиналось именно так. Константину хотелось этого не меньше.