Потому что

      Лола отсиживалась в женском туалете, каждые пять минут ополаскивая лицо ледяной водой из под крана. Нужно было немедленно взять себя в руки и вернуться на уроки, пока учителя не хватились. Но как тут успокоиться, когда твоя жизнь катится вниз по наклонной? А скоро она и вовсе окажется на самом дне — одинокая, разбитая никому не нужная девочка.       Еще целых два урока.        — О, Господи.       Нервы ни к черту. Вчера сдала анализы, а через пару часов прием у гинеколога. Через пару часов врачи подтвердят то, от чего она пытается сбежать уже несколько дней. Одна мысль о ребенке вызывает желание забиться в какой-нибудь темный и тихий уголок, где никто не найдет, и плакать навзрыд, чтобы отпустило. Но нельзя. Не сейчас.       5 тестов на беременность.       5 гребаных тестов с двумя полосками.       И только один вопрос: Как? Выбегать из столовой, едва почуяв запах вонючей рыбы — вовсе не странно. Все перемены проводить в туалете, надеясь, что в этот раз ее не вывернет наизнанку — обычное дело. Бродить по школьным коридорам бледной как смерть и срываться на каждого второго — ничего особенного. Почти потерять сознание во время урока на глазах у всех, как это было ровно двадцать минут назад — ни капельки не странно. Возможно, кто-то уже сделал свои выводы. Люди же любят сплетни. Когда у тебя одна проблема за другой, сложно оставаться спокойной и равнодушной. Дома нихрена не нормально, да и в школе дела не лучше. Одноклассники поливают грязью за спиной. Подруги раздражают глупыми вопросами. Антон лезет со своими дурацкими свиданиями. Да еще бывший парень крутит шуры-муры с ее врагом номер один. Как тут оставаться спокойной, когда хочется кричать направо и налево о том, как всё достало?        — Срок беременности приблизительно около трех недель.       Из уст врача прозвучало как приговор. Причем на всю жизнь. Но сразу как-то отпустило. Исчезла дрожь в руках и стук собственного сердца теперь был слышен едва ли, не так, как раньше — раздражая до головной боли. Потому что тогда неизвестность давила на виски, потому что тогда в голове была каша.       А сейчас только одно слово: Беременна. Беременна. Беременна.        — В твоем возрасте аборт делать небезопасно. Ты можешь просто не перенести.       Ну а чего ты хотела, Лолита? Не все так просто. Твоя жизнь теперь — одна сплошная черная полоса и ни намека на белую. Смирись уже. А дальше все на автомате. Ноги как-то сами дошли до квартиры. Руки тоже сами открыли входную дверь. Губы сами сложились в улыбку, чтобы бабушка лишний раз не волновалась. Голова волшебным образом оказалась на подушке, а глаза сами по себе закрылись. Лишь бы забыть обо всем на пару часов. Просто отдохнуть от всего. Лола даже не поняла, когда наступило завтра. Два часа беспокойного сна, а потом весь вечер и почти до самого рассвета слезы в подушку. Глаза красные, опухшие, немного болят, а через нос вообще невозможно дышать. Бабушка где-то там до сих пор посапывает, наглотавшись своих таблеток. А Вадик все утро крутится рядом, беспокоится за сестру. О школе вообще речи не было. Она даже не предупредила подруг о своем незапланированном выходном дне. Просто не хотелось ни с кем разговаривать.       Нужно было подумать и решить... а что, собственно, делать дальше? Рожать? Ну да, а кто тебе поможет то, с ребенком? Кому ты нужна? На что жить собираешься? А малыша воспитывать? На тебе и без того три мелких сорванца плюс больная бабушка, куда тебе четвертый? Ты ведь сама еще ребенок, на которого резко свалилась куча разного дерьма. Ну или можно сделать аборт. Правда здесь все намного печальней: либо ты проснешься после наркоза, либо нет. Тут 50 на 50, не угадаешь.        — Дура. — было сказано куда-то в пустоту. А потом еще несколько часов мысленных истерик в своей комнате, на том самом диване, где всё и началось.       Будь проклят этот Павел Самойлов.       К вечеру ей удалось уснуть аж на добрых полтора часа, пока не раздался дверной звонок. Лола даже не предприняла попытку встать, сил совсем не было — так бывает, когда уже сутки бесцельно валяешься на диване и ничего не ешь(яблоко и кружка кофе без сахара не считается). У нее есть заботливый младший брат, который всегда разберется с незваным гостем. Благо дверь ее комнаты была наполовину открыта, можно было даже не прислушиваться.        — А Лола дома?       Какого черта он тут забыл? Неужели беспокоится? А Паша на самом деле беспокоился. Из головы не выходил тот телефонный разговор, который он случайно услышал. Лола что-то скрывала от него и это немного огорчало.       С того момента он наблюдал за ней, в основном на уроках. Потому что перемены существовали исключительно для его новой девушки — Вероники, которая нравилась ему; которая была противоположностью его бывшей; с которой было легко и спокойно; с которой было по-другому. Но какая-то часть Паши всё ещё тянулась к той блондинистой стервочке, которая буквально просочилась под кожу, которая поселилась в его сердце еще несколько лет тому назад.       Раньше их отношения напоминали американские горки: сначала вверх, потом резко вниз и снова наверх до упора. А вот потом это превратилось в одностороннее движение. Ты делаешь всё, а отдачи — ноль. Сегодня их отношения где-то на стадии «привет-отвали». Хотя Лола предлагала вернуться. Она наивно думала, что он играет с ней. Но он не играл, он правда влюбился в эту Веронику. И когда она это поняла, стало так обидно.       Прямо сейчас возникло желание подняться, послать его к чертям собачьим(ну или к своей ненаглядной Тихоновой), отвесить звонкую пощечину и захлопнуть дверь перед его носом. Но было как-то лень. Пусть лучше поболтает с ее младшим братом.        — Дома, но она спит.        — Она что, заболела?       Да, да, черт возьми! Беременность — тоже болезнь. Только почти неизлечимая(в ее случае).        — Да.        — Понятно.       Что, Паша, просто уйдешь?       Пожалуйста, не уходи. — мысленно просила она и ругала себя за это.       И он не ушел, но и не остался.        — А давно она спит?        — Я не знаю, Лола весь день в комнате: то спит, то просто лежит.       Пожалуйста, не упоминай два моих побега в ванную и температуру 37,5. Прошу тебя, братик.       Токсикоз — исключительно мои проблемы.        — Её не было в школе, наверное, она и правда болеет. Слушай, как только она проснется, пусть позвонит мне, ладно? Скажи, что Паша хочет с ней поговорить.        — Угу. Но она не позвонила. Ни через час, ни через два, ни следующим утром, когда проснулась на редкость в хорошем настроении и полна решимости. Все мигом испарилось, стоило ей войти в класс и застать Пашу и Веронику воркующих друг с другом за партой. Будто холодной водой облили, стало так гадко на душе.       Ну не помирать же теперь?       Лолита заправила волосы за уши и модельной походкой продефилировала на свое место. И даже не заметила украдкой брошенного взгляда бывшего парня. А вот Вероника заметила и сразу нахмурилась, из-за чего Паше пришлось всю следующую перемену переубеждать девушку поцелуями.       Но Вероника была слишком предсказуемой, слишком заботливой(иногда даже больше, чем слишком), в какой-то степени наивной и, если честно, слегка шаблонной. Но ему вроде как это нравилось. А вроде как не хватало искры, может страсти и, наверное, легкого флирта.       Не хватало чуть-чуть Лолиты Гавриленко.        — Куда же делось твое мужество, красотка? Ну же, Лола, ты не тряпка. — пробубнила блондинка себе под нос, прожигая взглядом сцепленные руки влюбленной парочки, от которой ее снова тянуло блевать. Ей нужно было поговорить с Пашей, именно поэтому она появилась сегодня в школе. Этот разговор и так уже отложился на целых три урока — Лола видите ли не могла застать парня одного. А выпрашивать беседу на глазах друзей и его девушки как-то не очень хотелось(лишние вопросы ни к чему).       К счастью, сегодня тошнота и головокружение как по заказу ушли в отгул и она могла спокойно передвигаться по школе, не боясь где-нибудь свалиться или сорваться к унитазу. И что важно - сегодня утром она смогла нормально позавтракать.       Поэтому наплевав на все правила приличия, Лола решительным шагом преодолела расстояние до влюбленных одноклассников и, нарушив их прекрасную идиллию, обратилась конкретно к Самойлову:        — Мы можем поговорить?       Ох, не стоило игнорировать Веронику, ой как не стоило.        — Э-э... Ну давай.        — Наедине. Это был намек. Открытый намек послать свою нынешнюю девушку куда подальше, Паша.        — Ник, подожди меня в классе, ладно? Молодец, Самойлов. Умный мальчик. А Тихонова чуть не задохнулась от наглости, но это внутри. Снаружи лишь демонстративно сложила руки на груди и как-то подозрительно равнодушным тоном поинтересовалась:        — Что, очередная попытка помириться?       Но Лола была настроена серьезно и прекрасно понимала, что если сейчас сорвется и скажет брюнетке пару ласковых, Паша не задумываясь примет сторону своей благоверной и тогда разговор отложится как минимум еще на один день. Нет уж, лучше просто проигнорировать.        — Паш, пожалуйста.       Говорить слово «пожалуйста» не совсем в стиле Лолиты Гавриленко, но ради еще не родившегося ребенка девушка и не на такое пойдет. То ли еще будет. А пока... А пока красноречивый взгляд Паши, которым он одарил Нику, говорил сам за себя: «Поговорим потом, а сейчас, прошу тебя, иди в класс».        — Ника. — произнес на выдохе, даже как-то отчаянно, но это послужило сигналом. Девушка развернулась и ушла.

***

      Они находились на своем излюбленном месте — под лестницей у запасного выхода. А уж эти стены раньше видели всякое: и горячие поцелуи, и пылкие объятия, и горькие слезы, ссоры, примирения — чего только не было между этими двумя. А прямо сейчас Лола настраивалась на диалог минуткой молчания, собираясь духом. Паша покорно ждал.        — Мне нужны деньги.       Неожиданно. Но не настолько, чтобы перебивать ее.        — Ты сказал, что я могу обратиться к тебе, если мне понадобится помощь. — она глубоко вдохнула, продолжая. — Мне нужно 10 тысяч(прим. — пусть будет так), и как можно скорее.        — Можно поинтересоваться, зачем? Это как-то связано с твоим здоровьем? Ну надо же, какой догадливый. Хотя Лола в принципе не удивлена: Паша ведь подслушивал, когда она записывалась на прием к доктору, он также заметил ее плохое самочувствие, а тут вовсе несложно сопоставить одно с другим.        — Скажем так, мне нужна операция.        — Что за операция?        — Я не могу сказать. — зажмурила глаза, сдерживая слезы. Не плакать. Только не плакать. Фух, кажется пронесло.        — Не спрашивай, ладно? Просто операция.        — Лола, я...        — Просто скажи: ты поможешь или нет? Еще чуть-чуть и она сорвется. Противный комок уже подкатывал к горлу, если сглотнет — не сможет остановиться и тогда расплачется как тряпка прямо у него на глазах.        — Да, я помогу.        — Спасибо. Звонок на урок прозвучал так вовремя, потому что заглушил ее всхлип, когда она уходила от него все дальше и дальше. Оставаться в школе и терпеть эти дурацкие уроки больше не было смысла. А так хотелось остаться одной и плакать в подушку. Плакать, потому что решилась на аборт. Плакать, потому что возможно больше никогда не сможет этого сделать. Плакать, потому что никому ничего не рассказала. Плакать, потому что дура. Два дня для нее тянулись слишком долго. Два дня для него пролетели в один миг. Она все это время прогуливала школу, приходила в нормальное состояние, много думала, и почти все свое время уделяла детям и бабушке. А он все это время пытался понять, что же случилось с его девочкой бывшей девочкой. С его нынешней девушкой как-раз таки все было ровно: после того разговора Вероника включила режим «пошел нафиг», но это продлилось недолго — девушка растаяла и все обиды забылись.       А вот Лола как раз таки и не выходила из головы. Он мог пойти к ней прямо сейчас и потребовать всё объяснить, но это было бы неправильно. Паша Самойлов с недавних пор для нее был скорее никем, чем другом. Вряд ли она доверится ему. Он это прекрасно понимал и принимал, как должное. Или он мог пойти к ней прямо сейчас, отдать ей эти проклятые деньги и молча уйти. Чтобы потом весь оставшийся день(а может не только день) терзать себя мыслями: в порядке ли она? что за операция такая? и насколько все серьезно? И ему было совершенно плевать, что он копил эти деньги для подарка на День Рождения брата. Хотел купить что-то серьезное, что-то дорогое, но теперь уже не важно. Здоровье куда важнее внимания.       Лолита Гавриленко важнее. Он стоял напротив ее квартиры, а конверт с деньгами в нагрудном кармане куртки обжигал. Паша волновался, нет, скорее боялся. Паша два дня не видел ее — Лола не ходила на уроки. Паша не писал ей, не звонил, да видимо она тоже не особо горела желанием общаться.       Паша нажал на звонок и замер. А потом оказалось, что девушки не было дома. Её младший брат сказал, что она вышла прогуляться до продуктового магазина. Самойлов экстренно стал думать, как поступить: уйти или дождаться? И черт его дернул спросить:        — Можно мне подождать ее в комнате? Прошло всего 10 минут, а он уже сто раз успел пожалеть, что не ушел. За это время извел себя всевозможными плохими мыслями, начиная: «а вдруг она разозлится, что я здесь без приглашения» и заканчивая «а вдруг она лежит где-нибудь на улице и...»        — Глупо. — бросил парень и поднялся с дивана, запустив пятерню в волосы. Надоело ждать. Надоело мучить себя. И отчего-то вдруг захотелось покурить. Он слышал, что сигарета снимает напряжение. Но Паша спортсмен, ему нельзя. Если нужно успокоиться — мяч в руки и на поле, а там не заметишь, как все проблемы уйдут на второй план.       Нет, нужно занять себя чем-то. Он подошел к туалетному столику, где хранилась вся эта девчачья хрень типа косметики, разных баночек, лаков для ногтей и заколок. И хотя Лола была популярным блогером, купалась во внимании почти всей школы номер 18, была девушкой в конце концов, косметики и украшений у нее было не так много. Может быть потому что она и без того была красивой. А может быть потому что лишние деньги уходили на очередную коробку конфет для детей и лекарства для бабушки. Он, наверное, вряд ли когда сможет ее понять. Её жизнь слишком отличается от его жизни.       У него есть мама и всего один брат.       И нее целых три оболтуса и бабушка, которая вряд ли чем помогает. Рука сама потянулась к небольшой шкатулке, которая выглядывала из полуоткрытого ящика стола. Раньше эта вещица всегда стояла на видном месте — это был подарок ее мамы. Теперь, очевидно, она его прятала. А в шкатулке лежал кулон в виде сердца, который он подарил ей около месяца назад. Наверняка перестала носить сразу после их расставания. И это было так предсказуемо. Любая девушка так бы поступила.       Эх, Лола-Лола. В шкатулке было еще пару вещиц: серьги, браслеты, чокеры, заколки. Но всё это было не то. А то самое обнаружилось минутой позже.        — Что за...? Какие-то белые палочки. Причем в количестве несколько штук. На каждой по две полоски. И до него, наконец, дошло.       А затем в комнату вошла главная героиня всей этой истории. И замерла прямо в проходе. Около тридцати секунд они просто молча смотрели друг на друга. Оба не ожидали. Оба не знали, что говорить.        — Это... то, о чем я думаю? Ты правда тупой или прикидываешься? — хотелось ей сказать, но она не сказала. Лола вообще ничего не сказала.        — Чего молчишь? А что говорить? Да ну брось, Паша, ты же сам все прекрасно понял. Я беременна. Ребенок твой. Это ты жаждешь услышать? Разве только что..        — Это не моё. — прозвучало так жалко из ее уст. — В смысле, это не настоящие, если тебя так волнует. А на лице улыбка, хитрая такая, но видно, что фальшивая. Она обошла парня, специально и так банально задев его плечом, и села диван. Как будто ничего не произошло. Как будто так и должно быть. Но, простите, какого хрена?        — Ты издеваешься? — не сдержался. Пашка то не железный, ему тоже в пору проявлять эмоции.        — Может быть я немного не догоняю, ты прости, но почему ЭТО лежит в твоей тумбочке? — держи себя в руках, парень. — Только не надо говорить, что это подделка, я не поверю. Лола не двигалась. Она вообще никак не реагировала. Просто застыла, как статуя. Возможно придумывала достойную ложь, а возможно просто набиралась смелости сознаться. Ну же, Лола, ты не такая. Не заставляй меня разочаровываться в тебе.        — Что ты хочешь услышать? — а голос будто не ее вовсе — тихий, поверженный. — Да, я залетела. Да, от тебя. Да, я хотела скрыть. И что теперь? Скажешь, что я дура и надо было думать головой? Ах, Пашенька, только твоя вина тут тоже есть, как оказалось. Так что давай обойдемся без нотаций. Его руки не находили себе места: вот они проводят по лицу, вот касаются затылка, а вот зачесывают волосы назад. Блин, дайте ему время подумать. Паша Самойлов всегда думал, что у него всё под контролем(в частности - жизнь). Но Лола убедила его в обратном.        — Я дурак. Я такой дурак. Девушка следила за каждым его движением. Она видела, как он в отчаянии схватился за волосы и начал расхаживать по комнате. Она видела, как он то на пару секунд останавливался и закрывал глаза, то снова возобновлял движение, покачивая головой. Паша Самойлов был разбит и одновременно зол. А еще он жалел...       ...потому что связался с ней. — закончила в мыслях Лола и закусила губу.        — Подожди... на какую операцию тебе нужны были деньги?       Ой-ёй.        — Ты что... ты собралась делать аборт?       Прямое попадание. А пошло оно все к черту. Лолита услышала, что хотела, так что пора брать дело в свои хитрые ручонки. Она же Лола — сама себе принцесса и стерва со стажем в одном флаконе. Она что же, не постоит за себя что ли?        — А вот это уже не твое дело. Ты потерял право голоса, когда спелся с этой Вероникой.        — Давай не будем о ней.       Да пошел ты, защитник хренов!       Стоп, а почему же только в мыслях?        — Да пошел ты, защитник хренов! — в руке слишком быстро оказался какой-то глянцевый журнал и вот он уже ударяется о грудь парня. — Убирайся, слышишь? Видеть тебя не хочу. Не стала громко кричать, потому что дома были дети. Не хотелось пугать их. Но Паша все равно почувствовал всю ту обиду, которую она вложила в эти слова. И сразу так мурашки по всему телу. А потом она отчего-то замерла и резко побледнела.        — Нет, нет, нет, нет... — почти шипела она, стискивая зубы. «Только не рыба» — хотелось добавить, но ноги сами понесли ее в ванную и все то, что было съедено в течении дня, тут же оказалось вне желудка. И только сейчас ее прорвало. Нет, не в том смысле, что вывернуло наизнанку. А прорвало на слезы, которые мокрыми дорожками стекали по щекам и капали на майку, согнутые в коленях ноги и скатывались по бедрам. Холодный кафель ванной комнаты — не лучшее место для долгого пребывания. Но возвращаться в комнату не хотелось. Там Паша, а он не должен видеть ее такой слабой — это слишком, даже для нее самой. А ему тоже хотелось плакать, но он же, блять, парень. А парни не плачут. Зато у них хорошо получается обнимать девочек.        — Лол, все будет хорошо. Мы что-нибудь придумаем. Она жалась к нему, как котенок. Как бездомный, продрогший до самых костей котенок. А Паша только сильнее обнимал, губами касаясь ее светлых волос, по которым успел соскучиться.        — Мы что-нибудь придумаем. — повторил он уже увереннее, чтобы у нее не осталось никаких сомнений.        — Просто... просто побудь со мной немного. — попросила она, а он почти засмеялся, потому что кое-что понял.        — Похоже слово «немного» тут не подходит. Скорее: попали мы с тобой, Лолка. Причем пожизненно.       Она улыбнулась. Впервые искренне за столько дней. И два заблудившихся в жизни подростка просидели на полу ванной еще минут сорок. Она плакала, как маленькая девочка. Потому что хотелось. Потому что надоело храбриться. Потому что рядом есть тот, кто не позволит ей снова потеряться в этом гнетущем одиночестве. Потому что была дурой, когда отпустила. Потому что все еще любит его. А он не выпускал ее из кольца рук, и это казалось таким правильным. Потому что ему нравилось ее обнимать. Потому что он скучал по ее телу. Потому что потом его ждет серьезный разговор с Вероникой. Потому что глупо всё вышло.       Ну а потом...это будет потом.