Судьба.

Гермиона Грейнджер сама не замечает, как это становится привычкой. Стоять на балконе своей квартиры на 7 этаже и выкуривать очередную сигарету так надоевшего ей красного Мальборо. Не замечает, как перестает любить Рона Уизли. Того самого. Её Рона. Не замечает, как на неё набрасываются волной воспоминания с 6 курса: она, Малфой и бутылка Мартини с апельсиновым соком. Всё как у магглов. И вот уже через через пару часов они абсолютно голые, на полу, её недовздохи-перестоны и его рычание. Они сами не заметили, как полюбили друг друга. Они спрятали это в глубине себя. А теперь, спустя 5 лет, она курит и понимает, что ей плевать хотелось на Рона Уизли. Она не любила его. Никогда. Но он её любил. В отличие от этого чертового Малфоя. Она не замечает, как выкуривает уже третью сигарету, и в её легких чувствуется неприятное жжение. Что-то в груди ноет. И скоро она понимает что. Её сердце. Которое ноет от любви к этому аристократу Малфою. Она ведь отдала ему свою невинность, а что он дал ей? Лишь безответную любовь. Внезапно она слышит стук в дверь. Очень настырный стук в дверь. Она подходит к двери и не знает, что ей сказать. Может, её нет дома? Из-за двери раздается голос. Чертовски знакомый голос. Так полюбившийся ей голос. —Грейнджер, черт тебя побери, я слышал твои шаги. Открой немедленно! Откуда он знает, где она живет? Хотя, это же Малфой, как он может не знать. — Чего тебе, Малфой? — что, ничего поумнее не придумала? — Открывай, Грейнджер, иначе я выломаю эту чертову дверь! И она открывает. Не потому что боится, а потому что хочет. Открыть эту дверь. Увидеть его. Быть с ним. Она хочет его. Любого. — Слушай, Грейнджер, я хотел поговорить. Недавно я узнал, что ты рассталась с Уизелом, и знаешь, что я об этом думаю? — не хочу знать, Малфой, говорит она где-то внутри себя, но все же отвечает: — И что же ты об этом думаешь, Малфой? — такой привычный тон. Он узнал его. Именно так она отвечала ему в Хогвартсе, когда он называл её «Грязнокровкой» на повторном седьмом курсе. Ведь она знала, что это лишь для поддержания репутации «гнилого, чистокровного аристократа, которому надо выебнуться своим статусом крови». — Я думаю, что ты поступила правильно. Он не стоит ни единого волоска на твоей голове! — А ты, что, стоишь? — Не перебивай, Грейнджер. — на автомате. Он ведь знает, что не стоит. — Я просто хотел сказать, что сожалею. Обо всем. О первом, о втором, третьем, четвертом, пятом, а особенно о шестом и седьмом курсе! Я ведь так и не осмелился признаться тебе в любви! Я никогда не хотел обидеть тебя. Я лишь хотел привлечь твоё внимание. Чтоб ты была только моя. Чтоб не принадлежала никакому Уизли, а уж тем более ебаному Золотому-Мальчику-Который-Убил-Сам-Знаешь-Кого. Я любил тебя. И до сих пор люблю. Я ведь хотел тебе тогда признаться. На шестом курсе. Но я не успел. Ты сбежала, и я осознал, что нахуй я тебе не сдался. Я не знаю, что я здесь делаю. Но я стою перед тобой, и говорю, что люблю тебя, а ты молчишь. Скажи ты уже что-нибудь, Гренджер! — Пойдем покурим, Малфой. — и он пошел. Достаточно лишь попросить. Теперь она не одна. Он рядом. Её любимый Драко. И он понял это. Наконец-то понял. Не пришлось даже говорить. Он прочел это в её взгляде.