Акцентируя внимание

У Алекса грубый и хриплый акцент, а в кабинете становится тесно и душно, и Катерине необходим воздух, именно воздух, потому что гребаный акцент Алекса сейчас кажется слишком тихим и неправильно-привлекательным; Катерина полностью проникается жаром, вспыхнувшем в каждой клеточке ее неуверенного тела. Алекс говорит что-то глухо и неразборчиво, его голос практически сходит на нет, когда он оказывается к ней вплотную; ей приходится поднять глаза, ведь он гораздо выше, и она чувствует себя маленькой и беспомощной, впервые ощутив явный недостаток роста. Она хочет оттолкнуть, ударить, убежать, но ладонь зависает в пространстве, не решаясь даже коснуться черного пиджака, и Катерина кусает губы, пытаясь унять дрожащие пальцы, избавиться от лихорадки в позвоночнике и животе; время остается где-то между ними, и она абсолютно не переживает о том, что кто-то может зайти в класс. Ее правая рука врезается в поверхность деревянного стола, а Алекс почти касается ее губ своими; он осторожен и чертовски медлит, словно специально заставляя Катерину снова превратиться в боязливую девчонку-подростка, у которой земля уходит из-под ног лишь при взгляде на объект обожания. Алекс не торопится, явно растягивает момент, — в этом у Катерины нет сомнений, ведь он к ней настолько близко, что она едва не задевает кончиком носа его щеку; он переводит голову на другую сторону и внезапно наклоняется, оставляя невесомый поцелуй на ее шее. Катерина прикрывает глаза, позволив мурашкам отпечататься на коже, и из ее горла вырывается короткий вдох; Алекс аккуратно целует ее скулы, прижимает к столу и наконец-то доходит до губ, вынудив Катерину чуть ли не застонать. И она больше не желает церемониться; ее руки тянут его за шею, а поцелуй превращается в дерзкий и рваный; она надеялась на это слишком долго, но ожидание определенно стоило своего: ее внутренности будто выворачивает наружу, потому что, вот, Алекс здесь, рядом, такой нужный и желанный, и Катерине абсолютно плевать на глупые стереотипные предрассудки; терпкий аромат одеколона и хриплый американский акцент буквально сносят ей голову. Внезапно Алекс отстраняется, а Катерина едва может дышать, истерически стараясь угомонить жгучее возбуждение внизу живота. Ее как будто ломает, ей хочется кричать, смеяться и плакать одновременно, но она не в состоянии даже чего-то произнести, все еще ощущая прикосновения и поцелуи; почему-то ей овладевает жуткий страх, что она позволила себе лишнего, запретного; но Алекс выглядит спокойным и дьявольски очаровательным, когда проводит ладонью по ее запястью, невольно избавляя Катерину от нарастающей паники. Тишина затягивается, но ни один из них не решается ее нарушить; Катерину бросает ни то в жар, ни то в холод, и она проклинает себя за слабость, неловкость и невежество; ее сердце пронзает ноющая боль, едва ей стоит представить последствия подобных действий и дальнейшего общения с Алексом в целом. Но ее губы трогает еле заметная улыбка, а очередная партия мурашек пробегает по шее, когда она слышит приглушенный шепот над своим ухом:       — Вы позволите украсть Вас сегодня вечером? Она смущается, смущается от кончиков пальцев и до корней волос, а ее щеки пылают огненным пламенем. Она до сих пор не может выдавить и слова, поэтому только кивает головой, глядя на самодовольного Алекса, которому явно нравится наблюдать за неоднозначной реакцией Катерины.       — Я…— у нее не находится подходящих фраз, она определенно не справляется с нахлынувшими эмоциями; Катерина хватает со стула сумку и проворно выворачивается из полу-объятий Алекса, на ходу кидая быстрое: — До вечера.

Она знает, что оставляет его улыбающимся, знает и ждет не дождется увидеть эту улыбку снова.