Хан

      Хан не жалкая тряпка, которая стала бы плакаться семье о своем горе. Он никогда не сделает этого уже хотя бы потому, что Хан не эгоист – он прекрасно понимал, что его любимая Жизель была дорога для всех. Он не проронит и слезы, пока на него смотрят его близкие - лишь тихо опустит голову и станет еще более молчаливым, чем раньше. Больше мужчина не занимает рот и руки всякой вредной едой – эта привычка ушла вместе с хрупкой девушкой куда-то в небытие. Нет, он не вернулся к курению и никогда не возьмет в рот сигарету, просто для него ничего не осталось. Вся радость в его жизни упала в темноту и разбилась ко всем ебаным чертям о взлетную полосу. Но если Хан это чувствует и знает, то друзья лишь догадываются. Он никогда им не расскажет.              Хан не сопливый мальчишка, чтобы рыдать в жилетку, заливая боль литрами пива. Он взрослый мужчина, как-никак. И это не просто слова, Хан не говорит – делает. Покупает билет на самолет (которые он, кстати, отчего-то стал ненавидеть) уже на следующий день и тем же вечером, попрощавшись с семьей, улетает в шумный и бессонный Токио. Хан не трус, чтобы убегать, но, когда человек сломлен, стерт, уничтожен (если хотите), то ему ничего не остается, кроме как сделать передышку. Взять небольшой тайм-аут и пережить свои чувства, убить гребанную боль в себе, затолкать ее так глубоко, чтобы ни одна тварь Божия не была в силах выудить ее. И гонщик с этим кое-как, но справляется.              Хан не кукла, чтобы позволять кому-то собой манипулировать. Именно поэтому он, абсолютно не заботясь о своей потрепанной шкуре, нагло уводит часть прибыли ДиКея. И он не жалеет об этом, ему плевать на таких, как Такаши. Таких, как Шоу. О да, он яростно проводит параллели между «другом» и врагом. Они даже похожи в каких-то своих действиях, но разница, все равно, велика, что и не позволяет Хану встать против семейки Камата. Потому, что Такаши не убивал Жизель. А Хан не хочет уподобляться таким, как Оуэн. Хан не убийца.              Хан уже давно никто, ведь вся его жизнь зациклилась на прекрасной девушке, так умело орудующей пушкой. Он умер еще тогда, летя на огромной скорости в тачке, привязанной к крылу самолета. Умер, когда на его глазах смысл жизни спасла эту самую жизнь, но чересчур дорогой ценой. Хан всего-навсего живой труп, который все еще дышит и ходит по этой грешной земле. Даже умудряется подружиться с «чужаком», которого так возненавидел ДиКей с самых первых минут. Шон просто напомнил ему о семье, что осталась далеко за океаном. Хан пытался (честно пытался!) обрести новый смысл: в дружбе с Босуэллом, в обучении этого юнца дрифтингу, да чем, блять, угодно, лишь бы не возвращаться в ту треклятую ночь! И это у него не так уж и плохо получилось.              Хан не робот, он простой человек и каждую ночь он просыпается от собственного крика, видя в темноте глаза. Эта чертовка не оставляет голову молодого человека даже после своей гибели. И мужчина отмахивается ото сна, чтобы прожить еще один день. Но что-то идет не так уже с утра и, возможно, поэтому он почти не удивляется, когда Такаши врывается в его мастерскую с обвинением. Хан просто устал и ему надоело слушать всех этих людей.       Хан не знает лучше способа отвлечься, чем гонка. Когда ты объезжаешь всех этих улиткоподобных водителей, спасаясь от преследователя, а в крови сплошной адреналин. И он, наконец-то, не думает о своих несчастьях, он просто летит, слушая мотор, рычащий под капотом его Мазды. Он, то ли не успевает увидеть несущийся на него автомобиль, то ли не хочет, но в одно мгновение весь мир перед глазами начинает вращаться, а Хан чувствует сильную и резкую боль. Последнее, что он замечает – улыбку любимой, объятую огнем, таким же ярким и неудержимым, какой была Жизель.       И Хан, наконец, улыбается, потому что теперь он счастлив.