Ведь я пою для Вас.

*** Состоящий из молекул мой сон — Это вымысел, мой блеф, лёгкий стон. Это мысли с пожелтевших страниц. Это всё, что не имеет границ. − Кончай это! – выговорил с трудом, – дыхание сбилось. Оседлав, крепко держала его руки по обе стороны от кудрявой головы. Склонилась к уху, коснувшись обнаженной грудью его груди, чуть потерлась, поцеловала, наигранно невинно прошептав: − Что?! Не выдержал, попытался самовольно толкнуться в её бёдра, которые сжались ещё крепче. Не позволила. − Неееееет! Издевательски прицокнула, тихо рассмеялась. Что-то неразборчиво прорычал, так что почувствовала вибрацию в его груди. Глядя на него, снова потёрлась, сама не сдержала легкий стон, ощущая его твердость и то, как он отреагировал на неё. − Ты испытываешь моё терпение?! Смотрел затуманенным взглядом полуприкрытых глаз. Видела, чувствовала его нетерпение, желание и недовольство, – запретила ему прикасаться к себе. Тяжело дышал, зрачки расширились. Снова склонилась к нему, прижалась лбом к его влажному лбу. − Ира! Прикрыл глаза, когда потерлась намеренно сильно. Привстала на коленях, почти опустилась на него, замер в ожидании, разжал кулаки. Подразнила и снова отстранилась. − Попроси! Тебе нужно только попросить! Крепко сжала ноги, между которыми вдруг оказались не твердые мужские бедра, а мягкое теплое одеяло. Нехотя открыла глаза, вспомнив реальность. Полутьма её комнаты и изрядно осточертевшее одиночество. Одиночество, которое посмел нарушить этот сон. Только лишь сон. Нещадно захотелось курить. В последнее время курила чаще обычного и сердилась чаще обычного. И сейчас, даже не спустив ноги с кровати, уже знала наперед, что встала не с той ноги. С момента их встречи с Лепсом в Ростове прошло несколько недель, лишивших ее покоя. Первые пару дней после их расставания настойчиво звонил и писал, но натыкался на неизменное молчание с ее стороны (не брала трубку, не отвечала на сообщения), а потом резко прекратил, словно отрубило. Чувства её самой за это время тоже изрядно эволюционировали. Или же деградировали? Первые несколько дней испытывала довольство, − получила, что хотела, − то и дело оживляла в себе воспоминания о той ночи, подпитывалась ими… Осажденная натиском его звонков и сообщений, делала вид, что раздражает его настойчивость, кривила губы при виде очередного сообщения на экране. Затем, когда исчез, начало катастрофически не хватать его. Успевших чуть поистереться за это время воспоминаний, стало мало для того, чтобы заполнить эту пустоту внутри нее. Уже на исходе второй недели ее начало нещадно крыть и продолжало крыть до сих пор. С трудом выносила сама себя. Схожие чувства испытывала, когда пыталась (безуспешно) бросить курить. В начале третьей недели СМИ взбудоражила новость о его госпитализации. Сама давно не читала новостей, однако, как говорится, слухами земля полнится, и эта новость никак не могла пройти мимо неё. Словно ударило током изнутри. Тут же набрала его номер сама, однако получила щёлчок по носу в виде отбоя. Через пару минут пришло сухое сообщение − «Все в порядке, беспокоится не о чем». Встала с кровати, чуть повела плечами, отметив, что опять не ощущает левую лопатку, привычное дело, бывает… Многочисленные часы, проведенные на массажном столе, на этот раз не спешили действовать. Проигнорировав тапки, шлепая босыми ногами, прошла в ванную, потом на кухню. Любимый дом сегодня не был любим. Хмурилась, глядя на тающий снег за окном. Вместо завтрака выкурила пару сигарет и выпила равное им количество бокалов вина, рассудив, что вреда от этого не будет, и к концертному вечеру дурман, услужливо помогший ей начать день, рассеется, словно и не было вовсе. Этим вечером у нее (не в первый раз и, она надеется, не в последний) концерт в Олимпийском. Былое волнение и предвкушение успели порядком померкнуть, − в этой жизни привыкаешь ко всему. Впрочем, некоторый ажиотаж все же присутствовал. К тому же на этот вечер она возлагала особые надежды… Надежды на то, что этот зарвавшийся грузин, наконец, объявиться, поднимется на сцену, крепко обнимет, подарит привычный букет, которому, конечно же, в этот вечер не будет равных, ведь он привык быть первым во всём. Надежды… которые он не оправдал. После концерта неслась по коридору подобно валькирии, полы концертного платья с разрезом развивались, касаясь стен и обнажая ножки далеко выше колен. Члены её свиты, обычно чувствующие себя вольготно, и, греющиеся в лучах славы звезды, на этот раз разлетались от нее словно кегли в боулинге, предпочитая держаться на безопасном расстоянии от нее. Её собственная дочь в силу своего привилегированного (от рождения) положения была единственной, кто не побоялась вступить с ней в переговоры, словно с террористом, захватившим заложников. В заложниках оказался фотоаппарат одного из зрителей, который посмел сфотографировать императрицу, когда та спустилась в зал, ослепив ее вспышкой, за что и был немедленно наказан, лишившись своей аппаратуры. − Мама, прошу тебя! Об этом обязательно напишут... Дай им только повод. Зачем нам лишний негатив в прессе?! Отдай его мне, я верну. Наконец, остановилась, взглянула на просительно протянутую руку дочери, перевела взгляд на незамысловатую технику в своей руке, пару раз щелкнула пальцем, вынула карту памяти, бросила под ноги и попыталась раздавить острым каблуком-шпилькой. Затем передала фотоаппарат дочери. − Держи! Та скривилась, но дать оценку ее действиям не успела, певица захлопнула дверь гримерки. Оставшись одна, испытала облегчение, впрочем, совсем ненадолго, − больше никто не раздражал, но раздражение от того не исчезло, и выместить его было не на ком. В первую очередь скинула туфли. Хождение на высоких каблуках причиняло боль, к концу концерта она чувствовала себя русалочкой. Гнев и раздражение настолько застилали глаза, что не сразу заметила огромный букет роз, едва умещавшийся на столе. Губы скривились. Дарителя она угадала наперед и нисколько не сомневалась в том, что ее догадка верна. Рядом с цветами карточка и синий бархатный футляр (который ее нисколько не заинтересовал). Открыла карточку, внутри которой, очевидно его рукой, было выведено лишь пара скупых слов: «Это достаточная цена за ночь с императрицей?». Губы снова скривились в усмешке. Не пожелала открыть футляр, будучи уверенной в том, что там «лучшие друзья женщин», которых у неё и без того достаточно. − Вы банальны, господин Лепс, − изрекла вполголоса и, разорвав на клочки карточку, выбросила в корзину. Проходя мимо стола, не смогла отказать себе в удовольствии и столкнула букет на пол. Вместе с ним упал и футляр. Не удержалась, присев на корточки, раскрыла его, тут же поняв, что несколько поспешила с диагнозом, ее догадка оказалась неверна, − внутри футляра на синем бархате скромно серебрились ключи с брелком в форме стилизованной английской буква «L», обведенной в овал. − Лепс! Взяла телефон, пальчик быстро набрал и отправил короткое сообщение: «Где ты?». Телефонный звонок, но совсем не тот абонент, которого ожидала услышать, напомнил ей о плане под названием «клин клином». В этот вечер, несмотря на усталость, она упорно намеревалась его осуществить. Только вот один клин, вопреки известной пословице, никак не выбивал другой. Альтернативный клин был безнадежно скучен и не подпущен к телу императрицы даже на пушечный выстрел. Сегодня вечером планировалась вторая попытка, которая, она знала, будет столь же провальной. Поспешила отделаться от незадачливого ухажера, услышав в трубке звуковой сигнал о сообщении. «Лепс бар, я жду тебя». *** Официант учтиво сопроводил её к столику владельца заведения, услужливо отодвинул стул и поспешил скрыться из виду, почувствовав на себе тяжелый взгляд Лепса. Спутницей певца в этот вечер была полупустая бутылка коньяка, которой он распоряжался самостоятельно без помощи официанта или бармена. Казалось, он был полностью сосредоточен на рисунке, который старательно выводил золотой ручкой на лежащей перед ним салфетке. При ее приближении преувеличенно аккуратно свернул салфетку вдвое, тем самым скрыв рисунок внутри, и накрыл ее прозрачным основанием бокала. Немедля, швырнула ключи на стол. Проехавшись по столешнице, они врезались в пузатую бутылку. Взглянул сначала на связку, затем перевел взгляд на нее. Смотрел, как и прежде долго, пристально, оценивающе. Темно-синие замшевые сапоги-чулки на танкетке, черное платье-свитер чуть выше колен, ворот-хомут, длинные рукава, доходящие до середины ладоней, скрывающие большие пальчики. Абстрактный кулон на длинной цепочке, неширокий ремешок, намеренно небрежно приспущенный на крутые бедра. В свою очередь взглянула на него. Отметила, что подстригся (от кудрей не осталось и следа), загорел, однако отдохнувшим при этом нисколько не выглядел. На щеках щетина, на лице усталая безмятежность. Нетерпеливо ждала, когда заговорит. − Он же тебе нравится. Почему не хочешь взять то, что тебе нравится? - задумчиво с расстановкой. Услышала голос и услышала подтекст. Прошедших нескольких недель оказалось достаточно для того, чтобы связки восстановились. Наконец поднялся, поцеловал в щеку, еле слышно прошептав на ухо «привет». Не удержалась, запустила руку под пиджак, легко пройдясь ладонью по ребрам под мягкой материей майки. − Присаживайся, поговорим. Опустил руки на её плечи, тем самым, вынуждая сесть. Неохотно, но подчинилась. Присела, вновь обратив свой взгляд на него. Снова другой, снова не тот, которого ожидала увидеть. Полупьяный, полунежный. Вальяжно откинулся на спинку стула, вытянул ноги в кедах, без сомнения намеренно задев ее ножки под столом. − Итак, в чём же причина? − Не понимаешь? Обстоятельства, принципы, мораль, здравый смысл, в конце концов. Зачем говорю тебе то, что и без того очевидно? Не всегда всё складывается так, как мы этого хотим. Не всегда мы можем взять то, что хотим, Гриш. − Весомые аргументы... − протянул издевательски-задумчиво. − Тебе эти аргументы самому не мешают? − Мешают и ещё как, иначе я завалил бы тебя и взял прямо здесь на столе. − Уймись! Невольно улыбнулась этому проявлению наглости. − За этим же сюда шла. − Не поверишь, но нет. − Тогда зачем же? − За тем же, что и в тот вечер. − Расскажи. Интересно! − За другом, Гриш. Говорил, дашь, что захочу, помнишь? − Помню. Кивнул в сторону ключей от машины на столе. − Нет, не этого хочу! − Чего же ещё? − Друга, по которому так скучала. Улыбнулась, предлагая примирение и забвение того, что нужно было забыть. − И тебе не мешает, что этот друг пару недель назад тебя...? − Тшшш! Не стоит, Гриш, − оборвала его. − Я ничего не помню. А ты? − её голос снизился до шепота. Потянулась к нему, накрыла его руку своей, просительно посмотрела в глаза. − Всегда жаловался на память. Помню только, что в ту ночь кто-то стонал подо мной, царапался, кончая… Скривилась, попыталась отдернуть руку, однако, ухватив за пальчик, не отпустил. − Попридержи язык! Его ответная улыбка рассказала о том, что он все же принял её условия игры. *** Истосковавшись, болтали, порой внимательно выслушивая, порой нетерпеливо перебивая друг друга, обменивались мнениями, новостями, шутили часто за гранью фола, громко смеялись. Казалось, не наговорятся никогда. К их столику то и дело подходили люди (его знакомые), присаживались. В эти моменты она почти не участвовала в разговоре, откинувшись на спинку стула, просто следила за ходом беседы. Затем, оставив её, взял микрофон, не поднимаясь на сцену, словно испытывал стеснение, спел пару песен, выбор которых ее немало удивил. Пел в полсилы, много дурачился, то и дело косил взгляд в сторону экрана (абсолютно не помнил слов), понимала, что таким образом пробует голос, в котором еще не был уверен до конца. Глядя на пальцы, виртуозно крутящие микрофон, невольно вспоминала, что эти пальцы творили с ней самой... Закончив петь, возвращаться к ней не спешил, ходил по залу, останавливаясь у столиков, болтал, порой ненадолго присаживался. Почувствовала себя обделенной, поняла, что вернул ей тот статус, о котором она так просила, − просто друга, − и в котором ей вдруг стало так некомфортно. Рука потянулась к бокалу. Приложилась к нему ещё ни раз, когда задержался у столика с девицами. Пытаясь чем-то отвлечь и занять себя, потянулась к салфетке, оставленной им под бокалом. Достала, развернула, скривилась при виде рисунка, выведенного его рукой. Снова обратила взгляд на столик в другом конце зала, при этом ее пальчики нервно теребили салфетку. Уселся на один свободный стул, широко расставив худые ноги, обнял сам себя руками. О чем-то болтал, громко смеялся, пока не появилась ещё одна − высокая, статная, привлекательная, уверенная в себе и... очевидно, отвязная. Хмыкнула при виде неё, презрительно оглядев. Невзлюбила заочно. Длинные светлые волосы, собранные в конский хвост, дополнены ярко-розовым шиньоном. В тон ему густо наложенные тени на веках. Колготки в крупную сетку, короткие плотно обтягивающие шорты и два топа, выгодно подчеркивающие её грудь. Наклонилась, поцеловала его в щёку, что-то произнесла, что заставило его рассмеяться, резко откинув голову назад. Попытался встать, чтобы освободить для неё место, однако она удержала его и нагло плюхнулась к нему на колени. Судя по всему, он был нисколько не против, то и дело небрежно поглаживал ладонью её прямую спину и стройные ноги. Пристально наблюдала за ними. Удивилась сама себе, − отчего так остро реагирует на такие дешевые номера?! От ревности и злости кружилась голова. Попыталась отвернуться, однако ее внимание вновь привлек громкий смех и раззадоривающее улюлюканье. Невольно обернулась на шум. Сидел, вальяжно откинувшись на стуле, не отрывая взгляда от девицы, которая извивалась перед ним, виляя бёдрами. Презрительно скривила губки, отметив полное отсутствие грации. Настойчиво потянула его за руку, предлагая присоединиться к ней, но он отмахнулся, помотав головой. Вместо этого шлёпнул ладонью по ягодицам, которые еле прикрывали джинсовые шорты с рваной бахромой. Рука императрицы снова потянулась к бокалу. Выпила до дна. Даже не моргнула, внимательно наблюдая за происходящим. Наклонилась к нему, провела руками по ногам, выше к животу, к груди. Следующий бокал был наполнен и тут же осушен, когда девица поместила носок своей туфли на край его стула аккурат меж его широко разведённых бёдер. Разомкнул руки на груди, любовно провел руками от щиколотки до колен и выше. Руки легли на шею, склонилась совсем близко к его лицу. Почти поцеловала и быстро отскочила, и уже в следующее мгновение оказалась на столе. С минуту наблюдал за горячим танцем, предназначенным специально для него, затем потянулся к ней, вновь провёл руками по ногам, поманил к себе пальцем. Спрыгнула со стола, села на его столешницу, разведя ноги, позволив ему стать между ними. Его руки аккуратно легли по обе стороны тонкой талии, медленно прошлись вверх к подмышкам, затем снова опустились вниз к изгибу бедер. Неотрывно смотрели друг другу. Смотрела на них и она. Не могла отвести взгляд, будто завороженная. Словно сговорились, подняла руки вверх, в то время как он резким движением сдернул верхний кружевной топ. Наклонился, их губы оказались в паре сантиметров друг от друга. Крепко схватил девушку за затылок и одарил поцелуем, который пришелся в уголок губ. Точку ее кипения угадал верно. Вернувшись, подсел к ней сбоку, почти вплотную придвинув свой стул. Некоторое время просто сидел, просто молчал, щекоча своим дыханием с привкусом высококлассного коньяка её шею, чем выводил из себя. − Что, подруга, говорят, ты сегодня была сильно не в духе, нервничала... Да, и сейчас я вижу... − Аккуратно провёл пальцем по её лицу, очерчивая линию переносицы. − Невольно обратила внимание на красную обметку петель для пуговиц на рукавах его темного спортивного пиджака. − Пойдем со мной, успокою... Наклонился совсем близко. Ощутила знакомый аромат, который после той ночи мерещился ей, преследовал её повсюду. Вновь настало время удивляться, − от одной его незамысловатой фразы все внутри перевернулось, − в попытке это скрыть стала излишне резкой. − Поди ты сам, Гриш... куда подальше! − Как нежно ты дружишь! − усмехнулся. Провел рукой от талии вверх к лопаткам. Усилив нажим ладони, погладил. Невольно выгнула спину и снова удивилась, − ее тело в своем стремлении ощутить его руки вновь полностью вернуло чувствительность. Рука потянулась к бокалу, чтобы отпраздновать это событие. − Хватит! Не без труда вырвал из её рук бокал, чуть расплескав его содержимое на свои джинсы. − Тебе то что?! − Беспокоюсь за тебя, мы же друзья… Помнишь? − вкрадчиво прошептал в ухо. − Лучше бы ты, друг, беспокоился, когда трахал меня в той чертовой гостинице! Пальчики нервно скомкали салфетку и бросили в его плечо. − Никогда не замечала, как смотришь на меня? В этом ты не можешь себя контролировать. Твои глаза... Приблизил свое лицо к ней. −И как же я смотрю?! − Так, словно готова раздвинуть ноги для меня прямо сейчас. Взгляд приобрел уже знакомую ей безуминку. Рука забралась под платье, настойчиво раздвигая коленки. − Ир, ну же, пойдем со мной! − горячо шептал на ухо, умоляя, в то время как его рука пробиралась все дальше. − Иначе я начну прямо здесь. Хмыкнул. − Ты уже начал... − Легко кивнула головой в сторону обладательницы розового шиньона. − С ней и продолжай. Похоже, она не будет против. А у меня другие планы... − Какие же? Прийти домой, одной лечь в постель и изнывать от желания и тоски по мне? − Ты себе сильно льстишь. − Не меньше, чем обычно ты себе. − Похоже, вечер подошел к концу. − Иди, я тебя не удерживаю. Ты знаешь, где выход. Извини, провожать не буду. Поднявшись, направилась к выходу. Не сводил с неё глаз, пока не скрылась из виду.