new age. сборник драбблов

с е й ч а с

— Остин? Кому ты звонишь, Остин? — маму теперь зовут Кэтрин, а его самого зовут Остином, но Дэнни Поуп сейчас как никогда далек от того, чтобы следовать родительскому плану и откликаться на очередное фальшивое имя. Газетная вырезка, лежащая перед ним на столе, предательски расплывается перед глазами — он не плакал уже целую вечность, а теперь вот слезы застилают глаза. Из телефонной трубки, прижатой к уху, нескончаемо долго доносятся длинные гудки — никто в доме Бейкеров не торопится взять трубку. Дэнни не винит в этом родителей Ханны, но ему отчаянно хочется услышать голос миссис Бейкер до того, как его собственная мать сбросит вызов и станет строго выговаривать ему за междугородний звонок. Ему нужно успеть сказать всего пару слов — провести последний мостик между собой и Ханной, попрощаться с ней хотя бы таким образом. — Алло, — голос у миссис Бейкер тусклый и безжизненный, Дэнни как наяву представляет себе скорбную морщинку на ее лбу, опущенные вниз уголки ее губ… Его трясет, а он и сам не замечает — наверное, миссис Бейкер тоже не может себя контролировать и пьет какие-нибудь успокоительные препараты, вот и звучит теперь, как робот. — Миссис Бейкер, это Майкл… — срывающимся голосом говорит Дэнни, говорит слишком быстро, потому что мама где-то за его спиной снова громко зовет его Остином и ее шаги приближаются. — Я друг Ханны, помните меня? Моя семья переехала, я просто… Просто узнал о том, что случилось, и я… Я хотел сказать… — Ханна покончила с собой, — как-то заученно отвечает ему миссис Бейкер. — Спасибо, что позвонил, Майкл. Она скучала по тебе, часто вспоминала тебя и очень скучала. — Если бы я только мог, миссис Бейкер, если бы я мог!.. — Дэнни не хватает слов, горло сжимается, и хочется закричать громко-громко, но никакой крик уже не поможет вернуть Ханну. — Спасибо, Майкл, — голос миссис Бейкер внезапно теплеет. — Это не твоя вина, поверь мне. Если кто и должен был спасти ее, так это я. Дэнни не успевает ничего ответить — мамина рука обрушивается на кнопку сброса, из трубки несутся частые гудки, а Ханна Бейкер мертва и больше никогда не станцует с ним степ. Дэнни Поуп, он же Майкл, он же Остин, он же десяток других идиотских имен, вновь одинок в этом мире. Ханна Бейкер покончила с собой, потому что он заставил и ее почувствовать одиночество — вот только если он сам давно с этим свыкся, то Ханну это убило.

т о г д а

— Музыкальный класс — только для лузеров и новичков, — у девчонки очаровательная улыбка и волнистые темные волосы, спадающие ниже плеч. Дэнни Поуп находит ее привлекательной и его смущает, что она заговорила с ним: он не урод, конечно, но и не из тех парней, которых везде и всюду замечают и которые становятся всеобщими любимчиками. Дэнни из тех, кто всегда остается в тени, старается не выделяться и изо всех сил изображает серую массу до тех самых пор, пока не сливается с нею. Так уж повелось у него в семье: поведение строго регламентировано и обсуждению не подлежит. Но разговаривать с симпатичными девушками ему все-таки никто не запрещал, так что… — Ну, я новенький, так что со мной все ясно, схема сработала безотказно, — улыбается он в ответ, поправляя свои ретро-очки на носу. — А что насчет тебя? — Ханна, — представляется девчонка, — Ханна Бейкер. И я что-то вроде лузера. Не совсем за чертой: ну, знаешь, как это бывает, когда ты одной ногой уже там, а вторая еще здесь? — Понятия не имею, как это, но просветишь меня за ланчем? — Дэнни удивляется собственной дерзости, но Ханна воспринимает это нормально: пожимает плечами, мол, куда же тебя девать, новенький, пропадешь один. — Ланч так ланч, парень. Умеешь танцевать степ? — она быстро меняет тему, Дэнни нравится ее непосредственность и легкая манера общения. — Степ? — переспрашивает он. — Нет, но я на пианино играю. Обязательным условием для музыкального класса было умение на чем-нибудь играть, а не танцы. — Танцы идут бонусом к совместному ланчу со мной, — успокоила его Ханна. — Я учусь танцевать его, и мне нужен кто-то, кто запретит мне забросить это. Я вечно все забрасываю: все мои хобби сходят на нет через недельку-другую, и это не нормально. Реально, у тебя такое бывает? — Постоянно, — серьезно отвечает ей Дэнни, и не кривит душой. Он умеет многое: от игры в бейсбол до плетения макраме, но ни в чем так и не преуспел по-настоящему. Нельзя высовываться — таковы правила родителей. Нельзя всерьез прикипать к чему-то — это уже его собственное, потому что стоит только привыкнуть, стоит только полюбить что-то всей душой, как окажется, что ты обязан бросить, потому что… Смотри самое главное правило родителей — нельзя высовываться. — Значит, ты поможешь мне не забросить степ, а я помогу тебе влиться в жизнь этой школы, идет? — предлагает Ханна с очаровательной простотой, у нее открытый взгляд и еще она пахнет чем-то цветочным и очень приятным. — Идет, — Дэнни долго не раздумывает, мысль об отказе не рассматривается вообще. Ханна Бейкер притягивает его куда сильнее, чем страшит родительский гнев. К тому же, он пока не нарушал ни одно из правил — и даже не собирался. — А имя у тебя есть? — внезапно вспоминает девушка, когда урок давно окончен и они вместе идут в школьный кафетерий. — Майкл, — почти без запинки отвечает Дэнни. На то, чтобы вспомнить свое новое имя, у него ушла всего пара секунд. — Меня зовут Майкл.

***

Они танцуют степ по вечерам во время совместных вечерних смен в кинотеатре, а иногда и утром на пустой парковке перед школой — и это весело, а еще у них начинает неплохо получаться. Мистер Филипс позволяет Дэнни три раза в неделю самостоятельно пользоваться репетиционным залом, и в такие особенные дни он специально для Ханны устраивает небольшие концерты на школьном пианино — и это не менее круто и весело, чем танцевать вместе степ. У Дэнни Поупа до Ханны никогда не было уверенности в том, чем он хотел бы заниматься в будущем. Вместе с Ханной, попадая в ее ритм и разделяя с ней свой собственный, Дэнни осознал — музыка значит для него все в этом мире. Музыка, а еще Ханна — которая порой смеется невпопад, которая обижается, если не отдать ей последнюю жвачку, которая любит желтый цвет и считает своих родителей наивными, но славными ребятами. Ханна, которая признала в нем родственную душу с первого мгновения, хотя он был всего лишь новеньким очкариком и ничего особенно интересного из себя не представлял — просто Ханна смотрела не на поверхность, Ханна смотрела глубже. Ханна, которая нуждалась в нем так же сильно, как и Дэнни в ней — она рассказала ему об Алексе и Джессике, о ее бывших друзьях, которые без сожалений вычеркнули ее из списка, чтобы стать парочкой. Ханна, которая сначала очаровала его как девчонка, а потом стала дорога ему как человек — Дэнни любил ее особенной любовью, не романтической, но куда более глубокой и искренней. Ханна стала его откровением — а он стал ее лучиком надежды, вот только надежде этой сбыться не удалось.

***

Родители сообщили ему о переезде утром — о переезде, который должен был состояться уже вечером. Дэнни помнил, как у него в душе все оборвалось: осталось лишь отчаяние, глухое отрицание и злость. Кажется, тогда он впервые повысил голос и стал перечить отцу. Кажется, тогда отец впервые в сердцах дал ему пощечину. Правила снова настигали его — неумолимо, неизбежно, но Дэнни Поуп снова должен был расплачиваться за грехи прошлого, которые совершили когда-то его родители. Их проклятые идеалы не первой свежести вновь разрушали его жизнь — и на этот раз ему было что терять. Вот только и выбора у него особого не было тоже. Он помнил, как улыбнулась Ханна, когда он мрачно сообщил ей, что должен уехать — так растерянно, так недоверчиво, словно надеялась, что он шутит. Помнил, как угасла эта улыбка на ее губах, когда она поняла, что ее лучший друг не шутит. Помнил, как крепко держала его за руку, как нервно кусала губы, как выпалила: «может, сбежим, и к черту все?» Дэнни сбежать не мог — не потому, что ему было всего 17, нет. В 17 лет можно свернуть горы и подмять под себя целый мир, как раз в этом-то он не сомневался — но что станет без него с Гарри, его младшим братом? Кто объяснит этому маленькому дурачку, что нельзя скрываться всю жизнь и радоваться этому? Кто позаботится о нем, пока мама и папа заняты составлением новых идиотских правил и новыми великими делами, которые однажды непременно обернуться тюрьмой? Они были не злодеями, мама и папа, нет — они уже очень давно были заложниками ситуации, которую создали сами того не зная. Вот только отступить они уже не могли — так и следовали всю жизнь пути, который давно уже не приносил им радости, и влекли за собой Дэнни и Гарри. Дэнни знал, что сумеет однажды выбраться и пойти своей дорогой — а вот насчет Гарри он был не уверен. Гарри, глупый маленький Гарри, мечтал стать шпионом и супергероем, совсем не понимая, что скорее заслужит звания опасного террориста, если будет равняться на идеалы родителей. Гарри был его обязанностью — Дэнни не мог его бросить. А еще он не мог рассказать Ханне — ни того, почему уезжает, ни того, почему не хочет сбежать с ней, да он даже имени своего настоящего ей назвать не мог! Наверное, она посчитала его предателем — Дэнни помнил горечь и мольбу в ее голосе, помнил тоску в глазах, помнил слезинки на ее щеках. Помнил он и свое молчание, быстрые объятия, смазанный поцелуй в висок и те быстрые шаги, которыми удалялся. Помнил, как ощущал ее прощальный взгляд — он жег спину, а у Дэнни так и не хватило сил обернуться. Уходить следовало быстро, рвать — резко, забывать — навсегда. Он нарушил собственное правило, привязался к Ханне крепко-накрепко, и ему было больно терять ее — так больно, как прежде не было никогда.

с е й ч а с

Мама кричала на него — вообще, мама редко кричит, это отец то и дело срывается, его прерогатива и его своего рода визитная карточка. Мама — она обычно пытается быть дипломатичной, быть мягкой, быть внимательной и доброй, но Дэнни на нее не в обиде сейчас — пусть кричит, все равно он ее не слышит. Все его мысли сейчас с Ханной — с Ханной, которой больше нет, потому что он оставил ее, потому что она была так одинока, что искала поддержки у тех, кто не мог и не хотел понять ее, кто причинил ей боль и зло… И она не справилась. Миссис Бейкер всегда будет винить только себя, но Дэнни Поуп знал правду — он был виноват гораздо сильнее, потому что пожертвовал их с Ханной дружбой ради будущего, в котором жить не собирался. Газетная вырезка все еще лежит на столе, и мамин взгляд натыкается на нее. Мама замолкает — она читает, быстро перебегает глазами по строчкам, а затем выдыхает лишь одно слово: — Дэнни… — сочувственно, понимающе, тихо-тихо. Дэнни позволяет маме обнять себя — однажды он рассказал маме о Ханне, однажды поделился с мамой своим сокровенным желанием увидеть свою подругу вновь, и мама теперь считает, что может постичь его горе и даже унять его. Вот только мама не сможет, и никто другой тоже. Единственный человек, который бы смог понять Дэнни Поупа, мертв.