new age. сборник драбблов

[Мифология в духе Настоящей Крови — кровная связь между создателем и новым вампиром сильна и едва ли не нерушима, пока создатель не примет иного решения; события сериала не учитываются, за основу взято лишь то, что Кэтрин обратила в вампиров Стефана и его брата] — Это всегда был ты, Стефан, — говорит Кэтрин, ее пухлые губы изгибаются в обольстительной улыбке, но взгляд остается холодным, испытующим, требовательным. — Каждый раз, когда вижу тебя, не могу не думать об этом. Ты всегда был особенным для меня. Она в очередной раз затевает с ним свою любимую игру, проверяя, насколько он все еще подвержен ее влиянию. Прошло уже полторы сотни лет, а она все еще цепляется за эту постылую связь с каким-то маниакальным упорством, все еще находит его в любой точке мира вопреки его желанию не видеть ее больше никогда… И он все еще покорно идет за нею, когда она зовет: Стефан Сальваторе по рукам и ногам связан узами между создателем и его чадом, узами ненавистными и угнетающими, навязанными ему вопреки его воле. — Что, ты совсем не рад меня видеть? — улыбка на губах Кэтрин медленно гаснет, в глазах загораются непонятные огоньки. Она то ли на грани того, чтобы впасть в ярость, то ли просто, совсем по-человечески, разочарована холодным приемом. Стефану нет дела ни до того, ни до другого: он сладким ядом Кэтрин пропитан так давно и так глубоко, что выработал иммунитет и научился не зависеть от ее настроений. Даже если ее захлестнет гнев, она никогда не причинит ему настоящего вреда — он знает это так же хорошо, как и то, что сам никогда не посмеет причинить ей существенное зло. Они обречены беречь друг друга вопреки всему, что уже пролегло между ними и вопреки тому, что еще непременно случится: с Кэтрин хорошего конца не жди. — Я надеялся, что ты провалилась куда-нибудь в ад, — сухо роняет Стефан. Кэтрин стоит слишком близко, провокационно близко: ей нравится думать, что она неотразима, ей нравится верить, что она пробуждает в нем не только ненависть и отвращение, но и желание. Временами так оно и есть — но не на этот раз. На этот раз внутри него растет лишь глухое раздражение от ее близости, от ее самоуверенности, от самого ее существования в этом мире. — В ад я отправлюсь только вместе с тобой, любовь моя, — колко усмехается Пирс, а затем отступает на целый шаг, возвращая Стефану миф о том, что его личное пространство неприкосновенно. — Прогуляешься со мной? — Ты явилась сюда ради прогулок? — О, да, — ехидно подтверждает Катерина. — Я выслеживала тебя целую кучу времени как раз для того, чтобы взять под руку и степенно пройтись по аллее. Тебе ведь это нравилось раньше, верно? — Пока ты не разорвала мне глотку, — холодно напомнил своей создательнице Сальваторе. Ни один мускул не дрогнул на его скуластом лице, но Кэтрин знала: внутри темной, разочаровавшейся во всем на свете души Стефана сейчас поднимается буря. — Неужели ты в самом деле сожалеешь о том, что ты теперь бессмертен? — кажется, ее интерес был искренним. — Бессмертен, и обречен быть твоим рабом навечно. Поверь мне, это не то, о чем я мечтал, когда ты вскружила мне голову и обманом завлекла в свои сети. — Я не обманывала тебя, Стефан. Я всегда любила тебя. — возражает Кэтрин в ответ. — Мне все еще горько от твоего недоверия. — Ты спала с моим братом за моей спиной, — напоминает Стефан, поморщившись едва ли не брезгливо. — О, и его ты обратила раньше, чем меня. — Вечно ты придираешься к мелочам, — закатывает глаза его создательница, а затем нетерпеливо хлопает в ладоши: — Ну же, идем! У нас дела, поговорим по пути.

***

Кэтрин вела его по городу — неприметному, сонному городу, который он выбрал для жизни как раз потому, что Кэтрин такие ненавидела и никогда бы не обосновалась в подобном месте надолго, — с расслабленной полуулыбкой на губах. Она, кажется, в самом деле наслаждалась их прогулкой, тогда как Стефан точно знал, что для него подготовлен сюрприз, который его не обрадует. Кэтрин не появлялась для того, чтобы просто узнать, как у него дела. Кэтрин приходила, чтобы еще сильнее отравить его существование и вытянуть из него все жилы — ей так нравилось причинять ему боль, словно только таким образом она могла ощутить себя по-настоящему живой. — Смотри, — велела Кэтрин, внезапно сбавляя шаг. — Как тебе это нравится? Она привела Стефана в парк, и теперь они наблюдали за тремя девушками, которые веселой стайкой кружили у фонтана. Одна была блондинкой — яркая, громкая, чересчур суетливая; вторая, темноволосая девушка с кожей цвета кофе с молоком, держалась с каким-то особенным достоинством, даже когда хохотала. Что ж, а третья… Третья как две капли воды походила на Кэтрин, единственным отличием были прямые, гладкие волосы, тогда как сама Кэтрин предпочитала укладывать волосы роскошными волнами. Ее кудри были таким же ее фирменным знаком, как и ее изворотливость. — Кто она?.. — Стефан осознал, что его голос сел, уже после того, как задал этот вопрос. Он был поражен и ошарашен, и даже не столько тем фактом, что Кэтрин демонстрирует ему своего двойника, а скорее тем, насколько незнакомка со знакомым лицом напомнила ему ту девушку, экипаж которой полторы сотни лет назад остановился у поместья Сальваторе. — Ее зовут Елена Гилберт, — произнесла Кэтрин за спиной у Стефана, и ему не нужно было оборачиваться, чтобы узнать, что его создательница коварно улыбается. — Правда, она прелестна? Стефан не ответил — к черту слова, Кэтрин не нуждалась в словах, ведь она и так умела безошибочно угадывать все его чувства. Елена Гилберт была юна и невинна, ее милое лицо лишено было той порочной печати, которую носила Кэтрин — когда же именно она растеряла всю свою непосредственность и доброту, когда превратилась в ту жестокую, озлобленную и возводящую выживание в культ стерву, которой она была теперь?.. — Хочешь, чтобы я убил ее? — тускло осведомился Стефан, отрывая затуманившийся взгляд от девушки и оборачиваясь к Катерине. — Ты ведь терпеть не можешь конкуренции, да? — Она лишь моя бледная тень, о какой конкуренции идет речь, — надменно отозвалась Кэтрин. — Нет, глупенький, не нужно убивать ее. Я способна справится с этим сама, а от тебя мне нужна услуга иного рода. Я прошу тебя… — Ты приказываешь, — поправил Катерину Сальваторе. — Потому что знаешь, что если бы я мог, то послал бы тебя к дьяволу с твоими просьбами. — Не драматизируй, — велела Кэтрин, ничуть не обидевшись. — Я хочу, чтобы ты поехал за девчонкой и проследил за ней. Чтобы убедился, что она — пустышка, что за ней никто не стоит и что мне ничего не угрожает. — Разве ты еще не все выведала о ней? Это на тебя не похоже, Кэтрин. — Конечно же, все, — несколько раздраженно отмахнулась от него Пирс. — Но что, если я упускаю какой-то очень важный нюанс? — Почему именно я? — без обиняков поинтересовался Стефан. — Моему брату такое бы понравилось куда больше, я уверен. — Я хочу, чтобы это был ты, потому что это вернет тебя домой, — жестокая усмешка коснулась губ Кэтрин, и она подтвердила опасения Стефана следующей фразой: — Девчонка живет в Мистик-Фоллз. Как давно ты не был там, где все началось? — Я хотел бы забыть все, как страшный сон, Кэтрин. Зачем ты делаешь это? — Потому что хочу, чтоб ты помнил, — Кэтрин почти прильнула к нему, почти коснулась его губ своими, но в самый последний момент отпрянула. — Я хочу, чтобы ты помнил об этом вечно, Стефан. О том, что однажды ты любил меня, и о том, что ты никогда не сможешь сделать вид, что этого не было.

***

— Я останусь на ночь, — говорит Кэтрин, совершенно бесстыдно стягивая с себя одежду прямо посреди его квартиры. — Я так истосковалась по тебе за время нашей разлуки, что не прощу себе, если уеду вот так сразу. — Ты отвратительна в своей святой вере, будто я увижу тебя обнаженной и сразу забуду о том, какая ты дрянь, — качает головой Стефан, но все же не отводит глаз от точеной фигурки. Он знает каждый изгиб, он знает каждую родинку, каждое нежное местечко — и даже если разум его противится этому влечению, то тело все еще откликается. — Мне не нужно, чтобы ты забывал, глупенький, — воркует Кэтрин, обвивая его руками за шею. — Помни, кто я, и что я могу сделать с тобой. Я никогда не отпущу тебя, слышишь? Чем сильнее ты жаждешь от меня избавится, тем сильнее я хочу оставить тебя рядом навсегда. Чем сильнее ты меня ненавидишь, тем крепче я тебя люблю. — Ты больная, — с отвращением выдыхает Стефан, но целует ее сам: он всегда целует ее первым, стремясь заткнуть ей рот, стремясь хоть ненадолго усмирить ее, потому что только таким образом это и можно сделать. Она кусается и царапается, она требует пощечин и отвешивает их ему сама, она дикая и злая, словно бы внутри нее живет сам дьявол — невозможная, привыкшая управлять и манипулировать, невыносимая и неукротимая Кэтрин. Стефан презирает ее теперь так же сильно, как когда-то любил — и в глубине души все еще любит, на самом-то деле. Если бы она только дала ему выбор когда-то, если бы только позволила решать самому — он и сам бы выбрал ее и вечность, и сам бы с радостью упал к ее ногам, вот только Кэтрин не сочла нужным спрашивать. Она просто взяла то, чего пожелала — и нанесла первую рану. Дальше все пошло по накатанной — он был в ярости и стремился отомстить, а она была не из тех, кто готов прощать. Причинять друг другу боль — это стало их золотым правилом, образом жизни и способом сказать друг другу, что им все еще не плевать друг на друга. Порой ненавидеть друг друга становится настолько естественно и необходимо, что это пугает — и тогда Кэтрин неизменно находит его, где бы он не скрывался, и все заканчивается тем, что он целует ее, и горечь ее поцелуев оказывается слаще всего на свете. — … Ты в самом деле хочешь, чтобы я поехал в Мистик-Фоллз и следил за девчонкой, как две капли воды похожей на тебя? — спрашивает Стефан намного позже, когда Кэтрин уютно устраивается в его объятиях, и темное золото ее волос рассыпано по подушкам. — Конечно, — подтверждает Катерина, приподнимаясь на локте и нависая над ним, чтобы взглянуть Стефану в лицо. — Я ведь не только ради этой ночи явилась сюда. Меня в самом деле тревожит двойник. Кто еще, если не ты, сможет позаботится о проблеме так же хорошо? Только ты станешь беречь меня так же, как самого себя. — Кто угодно из других твоих созданий сделал бы то же самое, Кэтрин. — О, нет, Стефан. Только ты, — возражает Кэтрин уверенно, и Стефан не пытается опровергнуть ее слова. Он все еще готов умереть за нее, она права. И дело не в кровных узах, дело в чем-то куда более сложном и глубоком, для чего слово «любовь» кажется слишком мелким и незначительным, а слово «ненависть» слишком громким и нарочитым.