Друзья?

Собственный плач - вот самое первое из моих воспоминаний. Не помню, почему плакал, - хотя, маленьким детям особо причин и не надо, - чьи конкретно руки меня укачивали, однако я мог вспомнить ту тоску, которая рвалась из меня, на тот момент совсем крошечного ребёнка. Как я понял позже - причин плакать у меня было множество. Кто бы мог подумать, что Волдеморт, тот самый Волдеморт, что вселял ужас в сердца абсолютно всех грязнокровок Магической Британии и даже собственных чистокровных слуг одним лишь своим присутствием, провёл детские годы в приюте. Сторонние люди, которые на их же счастье, про такие места знали только номинально, считали, что в приютах окружают бедных сирот и отказников заботой, а те в свою очередь сами стараются заботится друг о друге, но на подобные заявления я хочу лишь ухмыльнуться в лицо собеседнику. Разумеется, были среди взрослых и те, кто стремился помогать детям по мере возможностей, были среди несовершеннолетних те, кто пытался добиться чего-то в жизни и на пускать в себя грязь, наровившую прилипнуть к людям, находившим в столь ужасной жизненной ситуации, но подавляющее количество личностей в моём тогдашнем окружении были ублюдками и стервами разных уровней сволочности. Если самая младшая группа хоть как-то ладила между собой, то с возрастом начинало проявляться то самое гнильё, что и отделяло детей друг от друга. Кто-то у кого-то мог что-то украсть, кто-то мог ударить, кто-то подставить и так далее... Совру, если скажу, что был невинным ангелочком, который страдал от травли. Нет, но с детства отличался от этих мелких магглов и они где-то в глубине души это чуяли. Самые умные избегали меня или общались нейтрально и по необходимости, однако хватало и тех, кого наличие "не такого, как они" раздражало, вызывая внутри какую-то чисто первобытную агрессию, выплёскивающуюся в последствии на меня. В детстве я был терпеливее, чем в более позднем возрасте, и если бы меня не трогали, то я не трогал бы и их, но сносить абсолютно ничем не обоснованную, тупую ярость я не собирался. Все, кто перешёл мне дорожку, так или иначе заплатил за это. Друзей у меня в приюте не было и вряд ли бы они появились. Я видел, что они - не такие как я, они раздражали меня, хотя я на тот момент и не мог понять, как так выходит, что, казалось бы, самые разные сироты и взрослые, выводят меня из себя примерно одинаково. Я не особо страдал от этого, хотя иногда и появлялся интерес узнать, каково иметь рядом товарища, который может подставить плечо или утешить, хоть я и понимал, что среди жителей приюта никто не смог бы стать для меня таким человеком. Вся моя жизнь обрела смысл, когда в приют явился Альбус Дамболдор, судьба которого была стать одним из моих злейщих врагов. Он не понравился мне уже тогда, я не мог точно сформулировать, почему, но чувствовал, что этот мужчина из тех, у кого семь пятниц на неделе и чья располагающая улыбка - обман, способный в любую секунду развеяться точно утренняя дымка. Тем не менее свои чувства я старался держать при себе, особенно когда речь зашла про волшебников. Вот оно. Тогда всё встало на свои места. Я не был психом, как пророчили многие, я был магом. И был целый мир таких как я, не похожих на весь этот сброд. И моё место было там, среди них, среди равных мне по праву. С Хогвартсом у меня связаны одни из самых тёплых воспоминаний, которые у пеня в принципе есть. Это место стало мне настоящим домом. Домом, которого у меня никогда не было. Здесь я чувствовал себя своим, не взирая не неприязнь многих моих будущих товарищей на младших курсах. Я ведь полукровка. Моя фамилия, мой внешний вид - всё это выдало меня с головой сразу, как на меня бросили взгляд. Когда Распределяющая Шляпа почти сразу выкрикнула "Слизерин!" я отчётливо мог видеть негодование на лицах многих учащихся на этом факультете. Они смотрели на меня враждебно, кто-то со скрытым интересом, кто-то презрительно-насмешливо. Когда староста быстро пожал мне руку, я ясно видел, как в его глазах плескалось недоумение. Я не виню их в этом, однако тогда я кипел от возмущения и поклялся себе, что к концу седьмого курса все эти строптивцы будут смотреть на меня с восхищением и жаждать, что я снизошёл до них. Разумеется, я понимал, что одним "хочу" я ничего, кроме насмешек, не заслужу, поэтому первое время старался вести себя, как пай-мальчик, - благо более десятка лет в приюте научили меня носить эту маску профессионально, - дабы прощупать почву. Делил комнату я с теми, кто в будущем стал моими ближайшими слугами. Мальсибер, Лейстрейндж, Нотт, Розье и Блэк. Они с самого первого дня показали мне своё "фи", в абсолютно разной манере, но с общим посылом: Игнатиус и Сигнус просто игнорировали моё существование, Николас вёл себя при каждом нашем диалоге так, словно разговаривает с ребёнком, причём с уиственными отклонениями, Максимиллиан и Маркус же были настроенны и вовсе агрессивно. Мне пришлось сносить их насмешки и подачки, однако они сами не заметили, как медленно, но верно уже к концу второго курса нас можно было наблюдать в одной общей компании, причём общающайся на равных. Учителя и однокурсники позже называли нас "друзьями", но я бы не спешил так окрестить наши отношения. В школьные годы я понял, что привязанность в первую очередь ослабляет человека, толкает на глупости и может привести в самую настоящую бездну. Друзья... Мы не были друзьями. Я доверял им далеко не все свои душевные муки, лишь изредка мог призрачными намёками что-то поведать Лейстрейнджу и Мальсиберу, которые проявляли себя как самые верные мои почитатели. Они были рядом, как только я просил об этом, всячески старались угодить, относились с уважением. Позже их сыновья стали частью моего войска, причём в некоторых моментах дали фору даже своим отцам... Я имел честь наблюдать, как неуклюжие, наивные дети превращаются в ладно сложенных юношей, жаждущих служить мне с благодаря наускиванию родителей. Кто бы мог подумать, что те, кто презирал меня, со временем будет доверять мне своих детей, наследников? Забавно. Жизнь в принципе забавная штука. Я держал связь с каждым из своих товарищей, когда закончил Хогвартс. Я был в курсе про всё, что делалось в их жизни, потому что иной раз они писали или рассказывали в случае личных встреч про подробности своих жизней. Я знал, когда у кого и от кого родились сыновья и дочери. Всех имён я, разумеется, в голове не держал, но помнил про наличие отпрысков. Сам я никогда не стремился завести семью. Возможно, в другой реальности или после того, как мир склонился бы передо мной я бы задумался наж тем, чтобы найти себе жену под стать и заполучить достойного наследника, но этого так и не случилось. Во-первых, как бы мне не нравились некоторые мои ровесницы, их тонкие талии и округлые бёдра, их благородные манеры и уровень владения магией, я находил их не более, чем временным развлечением. Во-вторых, себя отцом я никак не видел. Когда я бывал на многочисленных визитах у моих Пожирателей, периодически кто-то их отпрысков мог появится радом с нами и что-то натворить. Тогда их отцы краснели, бледнели, судорожно извинялись, обещая как следует приласкать детей розгами или тростью, однако я прекрасно мог видеть их мысли и какая искренняя любовь к этим неслухам там плескалась, независимо от их проступков. Признаться честно, я сомневался, что когда-либо смог бы также обращаться с собственными отроками, если бы те были. Родителем я, скорее всего, был бы ужасным, потому что не мог понять, как можно умиляться, что твоя жена едва ли не умирает при родах, а потом вы вместе добрых семнадцать лет растите беспардонное маленькое чудовище. Впрочем, со временем маленькие чудовища повзрослели, почти все превратившись в достойных представителей собственных родов. Родольфус, Рабастан, Корбан, Эван, Беллатриса... Кстати говоря о дочери Сигнуса, я был поражён ею в своё время. Среди школьниц было много пылких дам, которые ничем не уступали ровесникам противоположного пола, однако потом все как одна превращались в счастливых жёнушек и всё их пламя уходило на воспитание детей в ежовых руковицах. Такая участь постигла даже Вальбургу Блэк, которая под каблуком держала добрую половину факультета. Но её племянница, юная Мисс Блэк была абсолютно из другого теста. Даже после брака она не потеряла огонька, не превратилась в скандальную бабищу, не захотела от своего супруга, Родольфуса, кучу детишек. Нет, она родилась воительницей и жила войной. Беллатриса Лейстрейндж стала первой женщиной среди Пожирателей. Никогда не думал, что позволю девушке, тем более столь юной, попасть в наши ряды и получить метку, но будет грешно сказать, что она не сделала всё, чтобы заслужить право носить маску на красивом, бледном лице и чёрную метку на своём левом запястье. С годами Белла стала одной из сильнейших среди моих слуг. Она могла в одиночку сражаться с десятком авроров и победила бы. Могла постоять за себя там, где многие взрослые мужчины оказывались застигнуты врасплох. Я был бы слепцом, если бы сказал, что не видел каким взглядом она смотрит на меня. Но, увы, Миссис Лейстрейндж отдала сердце не тому магу, потому что я не находил у себя взаимности. Она была отличным солдатом, талантливым боевым магом, первой красавицей, её преданность была безгранична и я бы не раздумывая доверил ей свою жизнь, однако к тому время я окончательно решил, что не позволю себя ослабить. Поэтому она так и оставалось фавориткой своего времени, наравне с Родольфусом, Эваном и Барти. Мои школьные товарищи со временем стали сдавать. После воскрешения я узнал, что Николас умер от сердечного приступа спустя год после моего поражения. Не вынес потери единственного сына. За ним на Тот Свет отправился и Игнатиус, чьё здоровье здорово пошатнулось во время рейдов и заключения обоих его сыновей в Азкабан. Было ли мне их жаль? - Нет. Я жалел лишь, что потерял одних из самых преданных мне людей. Иногда я ловил себя на мысли, что мне их не хватает, но тут же гнал её от себя прочь. Друзья, ха... Они видели во мне того единственного, кто может вернуть чистокровному обществу было величие. Видели абсолютно точно даже когда их дети погибли или попали в тюрьму, когда они сами умирали. Я не знаю, дружба ли это, скорее помешательство. Когда я обрёл какое-то влияние, меня звали на многие приёмы. Мордерд свидетель, я был даже на свадьбах некоторых детей моих Пожирателей, хотя сам такие мероприятия особо не любил. Однако надо было зарекомендовать себя, показать, что я также уважаю все традиции предков. Я был на торжественных приёмах в честь совершеннолетия юных наследников, некоторых видел едва ли не с момента их рождения. И видел, как простое детское любопытство к моей персоне перерастает в фанатичный блеск невысказанного желания быть как можно ближе. Кому-то удавалось исполнить своё желание, большинство довольствовалось местом в моём войске. Я посылал своих Пожирателей на самые опасные, рисеованные миссии, из которых возвращались не все. Их родители могли бы кинуться на меня с обвинениями, поднять на меня палочку, я бы понял, хоть и, разумеется, дал бы отпор и немедленно покарал, однако никто из них даже не думал обо мне, как о причине гибели и травм их драгоценных чад. Они считали меня дорогим другом, считали, что имеют какой-то вес в моей жизни. Лгать не стану, им была отведена роль, но не стол высокая, как они мнили, и была она дана далеко не всем. Я был неприятно удивлён смертью того же Эвана Розье, который успел задеть Грюма, потому что юноша обещал стать мощным боевым магом, однако не упомню имена многих других погибших, только фамилии и то, благодаря роли их родни в моей истории. Я не считал их друзьями. Ни одного из них. Были те, кому я доверял больше других, те, кому я частично открылся. Игнатиус, Вальбурга, Белла, Северус, они видели меня таким, каким не видел никто, тем не менее я не считал их друзьями. С натяжкой назвал бы товарищами. Мне чужды привязанности, даже если сами маги были готовы ради меня встать под луч Авады Кедавры. Они все лишь часть моей истории, строчка в сюжете, имена в абзацах. Жертвы, принесённые ради моих целей. Куклы, которыми я управлял ради собственных планов. Но не скрою, по некоторым моим игрушкам я буду скучать.