А что же было после..?

Громко хлопнула скрипучая дверь, впуская в кухню поток ледяного ветра. Несколько снежинок, что все же проникли внутрь, легко опустились на деревянный пол, превращаясь в капельки и тут же испаряясь от такого жара. Сразу же почувствовался аромат яблок, репчатого лука и запеченного поросенка. На плите громыхала кастрюля, от которой исходил горячий пар, теперь понятно, почему в помещении было так невыносимо душно. Впрочем, после зимней стужи это было скорее спасением, чем проклятьем. На стеклах окон в этот необычный вечер даже не примерзал узор, а покрывала испарина, капельками стекающая к раме. Лохматый мальчонка лет десяти небрежно стряхнул слишком большие для него валенки, которыми пользовались все, кто здесь работал. Был этот уже поношенный атрибут ценной вещью ворчливого дяди Вени, который всегда с осуждением смотрел на тех, кто так небрежно относился к его единственному сокровищу. Мальчонка не стал исключением, но тот был слишком занят складыванием поленьев у плиты, что вызвало недовольное кряхтение со стороны мужика. -А, Митюня, спасибо тебе, милок. – отозвалась худенькая, но красивая женщина в сторону мальчонки, вытирая выступившие от лука слезы с глаз тыльной стороной ладони. Ее огрубевшие руки очень ловко нарезали овощи, глядя на них ребенок часто тяжело вздыхал, потому что когда-то их прикосновение было нежным и мягким. Теперь же они могут и сковороду чугунную с плиты взять, и не пораниться при уколе тонкой иглы. Мальчик молча вытер руки об рубаху и, ловко схватив яблоко со стола, уселся на табуретку у плиты, чтобы погреться и, если того попросит мать, бросить несколько поленьев в плиту. -Куда на хозяйское? – громко рыкнул дядя Веня, указывая на сладкий фрукт в руках Митяя. -Поди не заработал, чтобы с царского стола хватать! -Будет тебе, Вениамин Афанасьевич.-мягко, но строго одернула его женщина, с нежностью погладив мальчонку по лохматой темно-русой головке. -Замерз, дитятко, оголодал. А кухонный стол, он разве ж царский? Вот и нет, пусть хоть поднадкусывает! -Забалуешь, Варварушка, потом нам отучай. – проворчал дядя Веня, опираясь на стол локтем и обиженно отворачиваясь от нее, не ожидая, что его так осадят. Посмотрев же на мальчонку, он громко хмыкнул, криво ухмыляясь. -Не слушай, Митюня, кушай, набирайся сил. Вечер будет долгим, нам до ночи темной работать. А чай потом наедимся, как то следует. -ласково проговорила Варвара, не отвлекаясь от готовки. А маленькому Мите и кусок в горло после этого не лез. «Потом» это когда? Под утро, когда все разъедутся и объедки будут для них пиром. Тогда и поросенок уже будет невкусным, гусь останется только на костях, на которых потом маменька им суп сварит, яблоки уже не будут свежими и румяными. Нетронутой останется только водка, которую позже дядя Веня подхлебнет втихушку, и ничего ему за это не будет. -Матушка, много гостей будет? – нарушил тишину Митя, потирая холодные тонкие пальцы, стараясь отогреть их у плиты. - Два гуся, цыпленок, поросенок. Тысяча порций котлет по-пожарски в память о батюшке царе Александре, нашем, первом. Столько же порций картофеля, несколько судочков красной икры, маринованной сельди, на первое уха. Чай много господ, все сытыми останутся. – ответила ему Варвара. Мать никогда не умела считать нормально, все всегда рассчитывала по порциям и блюдам. Хотя откуда обычной кухарке знать цифры и числа? Никто, кто здесь находился, простой арифметике не был научен. -Набьют брюхи и пойдут танцавать, жиры свои растрясывать.-пробурчал дядя Веня, подкуривая потертую трубку. Все считали, что он ее украл у какого знатного господина, а он на это либо отмалчивался, либо же говорил, что это подарок от его друга из-за границы. Варвара сморщила нос от запаха кислого табака. Митя же проигнорировал его, представляя, как красивые гости в своих бархатных, шелковых, блестящих нарядах кружат под вальс в свете люстр, под звон бокалов. Мир, который был так близок и так далек одновременно, сейчас легкой мелодией журчал в нескольких залах и лестницах отсюда. Мальчик тяжело вздохнул и нахмурился, вертя в уже отогретых пальцах яркое яблоко и только оно ему было дозволено сегодня. Дядя Веня, бросая на него хитрый взгляд, усмехнулся. -Что, Митюха, туда хошь? – едко спросил мужик. Тот ничего не ответил, а только исподлобья посмотрел на него. Поймав тяжелый взгляд, мальчик тут же опустил глаза в пол, стыдливо краснея.-Правильно думашь. Тебе туда дороги нет. Будешь тут, сидеть, дровишки колоть да за мамкиной юбкой прятаться. Авось от того легше будет. Да ты только не усердствуй, мамка когда-ть помреть, а ты один станешься. И чья юбчонка тебя в обиду не даст? -Княжны. – пробурчал в ответ Митя, не поднимая стыдливых глаз. Он-то видел княжну: красивая, голубоглазая, бойкая, решительная. Легкими кудрями к себе манит, улыбкой завораживает. -Чего? -громко переспрашивая, удивился Вениамин Афанасьевич, даже вставая со стула от удивления и не отрывая от комочка в углу пораженных глаз. – «Княжны»? И тут же разразился громким хохотом. Хриплый смех вырывался из его глотки, сотрясая свою жертву, заставляя ее хвататься за дряблый живот, от спазмов. Митя глядел на это, как на свой негласный приговор, и тут же опускал мокрые от обиды глаза. -Брось ты это, Вениамин Афанасьевич! Кому говорю? Брось! – разозлилась Варвара, резко обернувшись к мужику и несколько раз взмахнула влажной тряпкой, призывая того прекратить, свирепея от слез сына. А смех все продолжался, и продолжался, и продолжался… Дмитрий вздрогнул, открывая глаза. Кажется, он задремал. Затекшие пальцы и щека ныли, порозовев от груза головы. Виски пульсировали, отдаваясь тупой болью. Только было непонятно, от чего эта дурацкая пытка: от июньской жары или от стресса. Мужчина закрыл глаза, потирая их пальцами. Легкий массаж плавно перешел на виски. Он старался смахнуть с себя это состояние, эту прошедшую дрему, подбадривая себя словами: «Все нормально. Ты выбрался из того мира. Ты теперь не там». Но на душе не становилось легче от этого небольшого обряда, только сильнее все сжималось от тоски и грусти. Как бы он ни старался избегать своих страданий, они настигали его и сбивали с утроенной силой, втаптывая ребра в правду. Часто он очень злился на себя за такое состояние, борясь с внутренним нытиком, громко и больно стуча пальцами по краешку стола, будто срывая всю агрессию на бедном предмете интерьера. Ничего не получалось, что только сильнее злило. Шумно выдохнув воздух из носа, Дмитрий повернулся к окну, что до этого пропускало ласковые лучи солнца, которое грело его шею. Глаза защипало от света, но мужчина продолжал осматривать вид своего двора, подставляя лицо жаркому сквозняку. Листья шелестели, подпевая песням юрких птичек, которых периодически сдувал порыв летнего ветра, но они возвращались к своей обыденности на другом, соседнем дереве. Снизу слышались разговоры и смех. Невольно Дмитрий опустил взгляд, всматриваясь в три фигуры. На покрывале сидели Софи и Владимир, а рядом с ними крохотная Катя, которая, не переставая смеялась и улыбалась беззубым ртом. Маленький ротик еле виднелся среди пухлых румяных щек, короткие пальчики тянулись к игрушечной маленькой лошадке, которая с помощью здоровенной руки рассекала воздух перед большими карими глазами. Взрослые умиленно смеялись вместе с ней, глядя на нее со всей своей любовью. Из-под тонкого чепчика выбивалась пара темно-русых локонов. Мокрые от пота они прилипли ко лбу малышки, но этого, кажется, никто не замечал. -«Что они делают? На улице жара, надо его с нее снять.»-подумал про себя Дмитрий, представляя, как этот милый пузырик лежит в кроватке с тепловым ударом. Но молчит, ничего не предпринимая, будто не решаясь. -Какая она красивая! – послышалось сбоку. Дмитрий медленно повернул голову. Рядом стояла Она, красивая, здоровая, цветущая и невероятно легкая. Она смотрела в окно, глаза ее бегали по образу дочери, а во взгляде читались любовь и бесконечная горечь. Мужчина нахмурился и с легкостью отвернулся обратно к поверхности стола, лишь бы только не смотреть на эту печальную картину. Повисла тишина. Пожалуй, слишком тяжелая, давящая на все естество, проникая в голову и отдаваясь тупой болью в висках. Дмитрий мучительно промычал, снова надавливая на них пальцами. -Ты устал, тебе явно надо отдохнуть. – твердо произнесла Она, вставая перед ним и протягивая к нему руку, чтобы он посмотрел на нее, заглянул в ее голубые завораживающие глаза и непременно согласился. Но мужчина продолжал смотреть на листы бумаги перед ним и сражался с головной болью. -Мне некогда отдыхать. У меня еще куча дел. – сухо ответил он своему призраку из головы, начав беспощадно тереть глаза. -Да брось! Смотри как там хорошо. Катенька тебя ждет, хочет поиграть с отцом. - продолжала стоять на своем Она, примыкая к столу всем телом, стараясь заглянуть в глаза Дмитрию. Но тот продолжал упрямо игнорировать ее присутствие, считая, что он болен, а Она явный его бред, как сумасшедшего. -Ты ей нужен. А она нужна те…- Она не унималась, пытаясь донести правду до мужчины, достучаться до него, внести ясную мысль в эту больную голову. Но Дмитрий на это лишь отмахнулся, резко вставая с нагретого места и явно намереваясь покинуть душный кабинет. -Все, Аня, хватит! У меня дела, я очень занят. – перебил он ее, пожалуй, слишком грубо, и быстрыми шагами пересек комнату, резко открывая дверь. На секунду он обернулся и тут же пожалел, что это сделал, потому что он поймал Ее взгляд. Властно выпрямившись, она смотрела на него с осуждением, обидой и злостью. Губы ее искривились в ярости, потому что никто не смел так с ней разговаривать и так себя вести в ее присутствии. Но Дмитрий лишь горько ухмыльнулся. -И не надо на меня так смотреть. – бросил он и захлопнул за собой тяжелую дубовую дверь, оставляя призрака из своей головы совсем одного. Только вот куда бы мужчина не пошел, Аня все время будет рядом, преследуя, и нашептывая, как сверчок-совесть, свои советы, к которым он сам, увы, еще совершенно не готов.