Постоянный клиент

      Был душный и, как это было свойственно Лондону, пасмурный день, хотя к вечеру всё же повеяло прохладой.       — Не хочешь погулять, Джон? — спросил детектив, явно скучающий от домашнего безделья. Он уже третьи сутки сходил с ума от отсутствия дел, основной причиной которого явился отпуск инспектора Лейстрейда.       Друзья, около трёх часов бродившие по Флит-стрит и Стрэнду, то и дело обсуждали людей проходивших мимо. Шерлок не упускал ни малейшей возможности блеснуть остроумием и наблюдательностью. Можно было бы подумать, что он старается впечатлить друга, однако тот чаще закатывал глаза, чем действительно удивлялся.       Мужчины вернулись на Бейкер-стрит часов в десять. У подъезда стояла незнакомая машина.       — Хм! Психотерапевт… — констатировал Холмс. — Не так давно закончил институт, однако график его довольно насыщен. Полагаю, приехал просить у нас помощи! Как хорошо, что мы вернулись!       Детектив входил в кураж, предвкушая новое дело, обещающее отвлечь его от скуки. Тем не менее, Джона дедукция друга уже не удивляла. Он и сам прекрасно видел те мелочи, которые несколько лет назад просто проскочили бы мимо его глаз. Но теперь он, как и Холмс, обратил внимание на блокнот, лежащий на пассажирском сиденье. Сейчас мало кто пользуется записными книжками, только если нужно записать много информации. Слова занимают больше места, чем цифры, а значит человек работает с людьми. Работа с людьми, где было бы необходимо записывать? Не так уж и много. Однако на лаптопе, оставленном на заднем сидении был наклеен стикер с изображением знака "Пси". Психиатры меньше уделяют внимания демонстрации профессии, так как и без того носят белый халат. Профессия была очевидна. А свет в окне одной из комнат их квартиры на втором этаже говорил, что этот поздний гость приехал именно к ним. Однако, Джону стало любопытно, что бы могло привести этого занятого - очевидно по толстому блокноту - человека в столь поздний час в гости к детективу, и оттого он последовал за Холмсом.       Когда мужчины вошли в комнату, где обычно принимали клиентов, со стула напротив камина поднялся бледный узколицый человек с рыжеватыми волосами. Ему было не больше тридцати пяти лет, однако выглядел он старше своего возраста. Судя по его унылому лицу землистого оттенка, у него случилось что-то ужасное. Впрочем, как и у всех, приходящих в этот кабинет и садящихся на этот стул. Как и все легкоранимые люди, он был и порывист, и застенчив, а его худая бледная рука, которой он, вставая, оперся на спинку стула, больше походила на руку художника. Одежда на нем была спокойных тонов: чёрный костюм и бледно-голубой галстук.       — Добрый вечер, доктор, — любезно сказал Холмс. Джон слегка усмехнулся, понимая, что такая любезность была вызвана желанием произвести впечатление. — Рад, что мы пришли прежде, чем Вы передумали.       — Но я не доктор, я... — только собирался мужчина поправить ошибку детектива, как тот его перебил.       — Ну, конечно, нет, вы психотерапевт.       — Да, как вы? — хотел было спросить удивлённый гость, но посмотрел на ухмылку Джона и передумал. — Но я не собирался уходить.       — Нет, собирались, задержись мы немного дольше. Сегодня ночью вы плохо спали, а за день практически ничего не ели - об этом свидетельствуют напряжённые капилляры ваших глаз и пачка из-под китайской еды у вас в машине. Обычно вы её не едите - слишком острая - однако, сегодня адреналин из-за случившегося снял эту остроту. И да, разумеется, вы могли передумать, я понял это по вашему телефону, на котором вы смотрите время каждые семь секунд.       — Меня зовут Перси Тревельян, — представился гость, когда пришёл в себя. — Я работаю в доме четыреста два, по Брук-стрит.       — Не вы ли автор монографии о редких психологических синдромах? — включившись в разговор, спросил Джон.       Когда клиент услышал, что Джон знаком с его книгой, бледные щёки его порозовели то ли от смущения, то ли от удовольствия.       — На эту работу так редко ссылаются, что я уже совсем похоронил её, — сказал он. — Мои издатели говорили, что она раскупается убийственно плохо. А вы сами, я полагаю, врач?       — Военный хирург в отставке.       — Я всегда увлекался псхологическими синдромами и хотел бы специализироваться на них, но приходится довольствоваться тем, что есть. Впрочем, мистер Холмс, — гость снова переключился на детектива, — это не относится к делу, и я совсем не хотел бы отнимать у вас слишком много времени. С некоторых пор у меня в доме на Брук-стрит происходят очень странные вещи, а сегодня вечером дело приняло такой оборот, что я не мог больше ждать и вынужден был приехать к вам, чтобы просить вашего совета и помощи. Шерлок Холмс сел в своё кресло, кивнув Джону на кресло напротив. Гость опустился на стул.       — Я слушаю, — сказал детектив.       — Ой, совершенные пустяки, — сказал Тревельян, — да мне даже стыдно говорить о них. Тем не менее, из-за них я сюда и пришёл, так что лучше я расскажу вам всё по порядку, и вы сами решите, что важно, а что нет.       Придётся начать с того, как я учился. Понимаете, я закончил Лондонский университет, и не думайте, что я высокого мнения о себе, но профессора возлагали на меня большие надежды. Закончив университет, я продолжал исследовательскую деятельность в незначительной должности в клинике при Королевском колледже. Моя работа о синдроме Манихейского бреда привлекла к себе внимание и в результате я был удостоен пристижной премии в своей области и медали за свою монографию о психологических синдромах, упомянутую доктором Ватсоном. В то время все прочили мне блестящую карьеру. Однако у меня было одно препятствие — бедность. Нетрудно меня понять — психотерапевту, метящему достаточно высоко, надо начинать свою карьеру на одной из улиц, примыкающих к Кавендишсквер, где снять и обставить офис стоит безумного состояния. Не говоря о рабочем месте, нужно ещё как-то жить в течение нескольких лет и при этом появляться в свете. Всё это было мне не по карману, и я решил устроиться в городскую клинику, чтобы подкопить на открытие частной практики. Однако кое-что случилось.       Однажды утром ко мне в квартиру ввалился совершенно незнакомый тип, представившийся господином Блессингтоном. Он задавал странные вопросы, просил подтвердить, действительно ли это я, действительно ли я получил ту премию. Я подтвердил это кивком головы, после чего он чуть ли не закричал, чтобы я отвечал ему прямо. Я выполнил его требование. Тем не менее, незнакомец продолжал засыпать меня странными вопросами, на мой взгляд не относящимися к делу, пока я, наконец, не потерял терпение. Тогда он предложил помочь мне устроиться на Брук-стрит. Я смотрел на него в изумлении, и он пояснил, что хочет вложить в меня деньги. Условия были таковы: он снимал квартиру на той самой улице, обставлял её и платил аренду, я же, по его словам, должен был просиживать штаны в рабочем зале. Также он предложил финансировать мои мелкие расходы, на что я должен был отдавать ему три четверти своего заработка, а остальное оставлять себе.       Вот с таким странным предложением, мистер Холмс, и обратился ко мне этот Блессингтон. Я не буду утруждать вас подробностями нашего разговора. Несколько лет назад я начал работу и занялся частной практикой, рассчитываясь с мистером Блессингтоном почти на тех же условиях, которые были им предложены. Два наших дома располагались по улице Брук-стрит и представляли что-то вроде одного. Я занимал два этажа своего дома, живя в основном на втором, так как на первом проводил работу с клиентами. Блессингтон же в своём доме тоже жил на втором этаже, так как на первом жила хозяйка обоих этих домов. Мой дом был смежным с тем, что он снимал для себя, так что он стал чем-то вроде моего постоянного клиента. Ничего особенного, просто сеансы с применением психоанализа. Подобные вещи могут затянуться на многие годы, знаете ли. Так как наши дома были смежными, взяв разрешение хозяйки, мы сделали небольшой ремонт, превратив проход от одного дома к другому в приёмную. Привычки, честно сказать, у него были странные — он избегал общества, работал на дому, да и вообще появлялся во дворе очень редко. Не отличаясь особой пунктуальностью, он был сама пунктуальность лишь в одном. Каждый вечер в один и тот же час он заходил ко мне, просматривал книгу приема, откладывал три пенса из каждых четырёх фунтов, заработанных мною, и забирал все остальные деньги, пряча их в сейф, стоящий у него в доме. Если честно, думаю, он никогда не жалел о вложении своих средств. С самого начало дело оказалось прибыльным. Первые успехи и завоёванная мной репутация за последние два года обогатили его.       Теперь, мистер Холмс, вы знаете о моем прошлом и моих отношениях с мистером Блессингтоном. Остаётся лишь рассказать, что именно привело меня к вам.       Несколько недель назад мистер Блессингтон вошёл ко мне в дом в очень возбужденном состоянии. Он говорил о каком-то ограблении, совершенном в Эст-Энде. Это сильно взволновало его, и он заявил, что нам необходимо утроить безопасность. Целую неделю он был сам не свой и даже прекратил и вечерние прогулки. Было понятно, что он чего-то боится, но когда я спросил его об этом прямо, мой знакомый пришёл в бешенство, так что мне пришлось прекратить разговор. Через какое-то время он стал приходить в себя, однако вскоре всё вернулось на круги своя. Это состояние панического страха и паранойи не покидает его ни на секунду.       А все из-за следующего. Два дня назад я получил анонимный имэйл, который сейчас прочту.       «Русский бизнесмен, живущий теперь в Англии, — говорится в нём, — был бы весьма признателен, если бы мистер Перси Тревельян согласился принять его. Вот уже несколько лет он страдает синдромом Манихейского бреда, а, как известно, мистер Тревельян — знаток этого недуга. Дабы избежать огласки, он хотел бы зайти завтра в четверть седьмого вечера, после окончания рабочего дня, если, конечно, доктор Тревельян сочтёт для себя удобным оказать услуги в это время».       Я был ужасно заинтересован, ведь синдром Манихейского бреда — очень редкий. Поэтому я решил согласиться.       Это был пожилой человек, худой и серьезный, ничем не выделяющийся из толпы и уж точно не похожий на русского бизнесмена. Гораздо больше я был удивлён внешностью его сопровождающего — высокого молодого человека, удивительно красивого, со смуглым сердитым лицом и со сложением Геракла. Он поддерживал своего спутника за локоть и помог тому сесть в кресло с такой заботой, которую вряд ли можно было ожидать от человека его внешности. Он извинился за своё присутствие, объяснив, что привёл отца, здоровье которого имеет для него огромное значение. Я был так тронут этим, что, нарушив правила, предложил остаться ему с ним на время приёма. Однако, тот в ужасе отказался, объяснив это тем, что ему слишком больно смотреть на пребывающего в таком состоянии отца. Так, он остался в приёмной.        Я стал собирать анамнез, что удавалось мне достаточно тяжело, за счёт то ли глупости, то ли плохого знания языка моим клиентом. Вдруг он вообще прекратил отвечать на мои вопросы. Повернувшись к нему, я увидел, что мой клиент сидел ровно в кресле, смотря на меня бессмысленным взглядом. Это был приступ.       Сначала мне стало страшно и жалко его. Но затем, как ни стыдно признаться, профессиональный интерес взял надо мной верх.       Недавно вернувшийся из кухни и принёсший чай, Джон, услышав такое признание, посмотрел на внимательно слушающего Шерлока и усмехнулся, проведя, видимо, аналогию.       — В подобных случаях, — продолжал клиент, — я применял Эриксоновскую терапию*, и сейчас, кажется, представилась отличная возможность ещё раз проверить эффективность этого метода. Но мне нужен был маятник, который был в моей спальне на втором этаже, и, оставив пациента, я побежал за ним. Вернулся я примерно через пять минут, так как в комнате был беспорядок. Однако весь зал был пуст — пациента не было!       Первым делом я, конечно же, выбежал в приёмную. Сына тоже не было. Мистеру Блессингтону я ничего не сказал, потому что, если честно, я старался общаться с ним только по необходимости.       Я никогда бы не подумал, что увижу этого русского ещё раз, так что представьте моё удивление, когда сегодня они пришли ко мне в это же время.       Мой пациент извинился за своё неожиданное исчезновение и объяснил мне причину такого поведения. Оказывается, придя в себя после припадка, больной забывает всё, что происходило с ним примерно за час до его возникновения. Так что мой пациент подумал, что приём окончен и понял, что случилось, только когда пришёл домой.       Я рассмеялся и предложил больному вернуться к начатому вчера обследованию.       Примерно полчаса старый джентельмен рассказывал мне о симптомах болезни, после чего ещё какое-то время я провёл, работая с ним, а затем проводил к сыну.       Однако, прежде чем я решил отправиться куда-нибудь поужинать, Блессингтон, как выяснилось, вернувшийся с вечерней прогулки, ворвался ко мне в квартиру, находясь в каком-то паническом состоянии. Крича, он спрашивал меня, кто заходил в его комнату, затем, когда услышал, что я не знаю, обвинил меня во лжи и заставил идти с ним.       Я не стал обращать внимания на его грубость, сославшись на его эмоциональное состояние. Мы поднялись наверх, и он показал мне следы, отпечатавшиеся на пушистом ковре.       Таких больших следов он, конечно, оставить не мог, и они были свежие. Сегодня днём шёл сильный дождь, и у меня побывали только отец с сыном. Я сделал вывод, что, пока я занимался отцом, сын, ожидавший в приемной, зашёл в дом, а затем и в кабинет моего постоянного клиента. Из комнаты ничего не пропало, но там явно кто-то был.       У мистера Блессингтона была истерика, он опустился в кресло и практически рыдал. Это именно он предложил мне отправиться к вам, и я счёл это предложение вполне адекватным, так как происшествие действительно очень странное, хотя и не такое ужасное, как кажется моему знакомому. Если бы вы сейчас поехали со мной, то он, по крайней мере, успокоился бы. В прочем, он вряд ли даст вам вразумительные доводы, объясняющие его поведение.       Шерлок Холмс слушал этот длинный рассказ очень внимательно и увлечённо. Как и всегда, на лице его нельзя было прочесть эмоций, хотя иногда бровь его немного взлетала вверх, как бы подчеркивая звучащие в этот момент слова клиента. Как только гость закончил, Шерлок молча вскочил, сунул другу куртку, взял собственное пальто и пошёл следом за Тревельяном к двери. Не прошло и четверти часа, как чёрный «Ниссан», тот самый, на заднем сиденье которого был лаптоп с наклееным на него знаком "Пси", теперь уже делившим это место с военным врачом, подъехал к дому на Брук-стрит. Это был обычный, ни чем не выделяющийся дом. Дверь в квартиру открыла какая-то женщина, видимо домовладелица, живущая на первом этаже — что-то вроде местной миссис Хадсон. Однако, когда мужчины стали подниматься по лестнице, покрытой хорошим ковром, случилось нечто неожиданное…