За три минуты до смерти

*

— Рюдзаки, если бы у тебя было лишь три минуты жизни, то на что бы ты их потратил? — Мацуда задал, наверное, первый вопрос, серьезно напрягший детектива. Очередная глупость, но все же. Ну, вот что бы он сделал?

**

Лайт улыбается краешками рта, глаза как-то странно блестят, а лицо становится неестественно-злым. Л смотрит на него боковым зрением, сердце заходится в бешеном ритме, а в голове такой бардак, что, право, становится неловко. Скоро умирать, а он тут задыхается в неразберихе собственного разума. Люди — глупы. Л — тоже человек, но кажется, что сейчас он в более высоком состоянии, чем когда-либо был. Будто он стоит на одной ступени с Богом. С Богом Смерти, разумеется. Теперь уже не кажется, что Лайт — Кира. Он в этом стопроцентно уверен. Хотя… скорее, на восемьдесят, потому что Кира, вернее сказать Лайт, страстно разглагольствуется о том, что он, Лайт, непременно поймает Киру. Лайт играет. Обещает, как кот, погоняться за своим же хвостом. Л спокойно выдыхает, подпирает лицо рукой. К горлу поднимается ком, пищевод словно вспыхивает адским пламенем. Но глаза сухие, без слез. Что делать, когда осталось жить совсем мало? Что?.. Тетрадь смерти у них. Бог Смерти — тоже. Осталось проверить лишь одну теорию, и дело раскрыто. — Лайт, если я умру, ты останешься за меня, как Л? Ягами расширяет глаза от «удивления», хотя в уме предполагал подобный вопрос, хитрец; поджимает губы и открывает свой чертов рот: — Как, ты не умрешь! — фальшиво восклицает. Хитрец. — Все же, — настаивает детектив. Ягами колеблется, будто ему неловко, но утвердительно качает головой. — Что ж, спасибо, — руки Л пробивает дрожь. Нервы шалят, кажется. Что бы он сделал за три минуты до смерти? Ничего полезного все же. Лишь в последнюю секунду «до» окончательно уверился в том, что Кира — Лайт. Ни-че-го. Обычная смерть, право. Можно сказать, самоубийство — Л в последние минуты чувствовал, что умрет, еще за минуту до того, как его имя вписали в тетрадь. Не интуиция, а что-то другое бередило сердце. Руки онемели от холода, хотя в комнате было тепло. Л смотрит на него, не отрывает глубокого взгляда, но впитывает в себя не красивые черты лица Киры, а то, какие у него глаза. Не глаза, а черный плавленый шоколад, мягко отсвечивающий на свету. Ягами всегда выдают глаза. Лайт-Кира всегда щурит глаза, сам того не осознает, из-за чего взгляд кажется острым, хитрым и опасным. Лайт, который обычный, смотрит широко распахнутыми глазами, лицо у него проще, взгляд — чище. Смерть, что это? Новая страница или последняя? Это переломный момент или точка, когда все дороги вдруг открываются пред тобой? Л возмущен смертью Ватари. Копошится, и вдруг сердце скручивает спазм. Мир оглох. Но когда он почти смыкает очи, то видит истинное лицо Лайта-Киры: злое, усмехающееся и некрасивое.

*

— Мацуда, что за идиотские вопросы? — он вздыхает, звенит цепью, связывающей его с Ягами, и зевает. — Не лезь ко мне с такими глупостями. — Рюдзаки, — в разговор включается Лайт, — а действительно? На что способен человек за три минуты до смерти, — потом чисто смеется. — Хотя, и вправду, глупости. Что бы он сделал? Что? Просто бы умер, кажется.