Silentium

Его трясёт. По его рукам течёт пот, и влажные руки с трудом удерживают палочку его дорогого дядюшки, которую он отобрал силой, просто убив. Его не волновала судьба этого проклятого сквиба. Его больше волновала судьба совсем другого человека. Его отца. Отец. Отец, отец, отец. Какое странное слово. Он тихо повторил его, слово, вслух и содрогнулся, так странно оно звучало из его уст, которые всегда искренне произносили только лишь жестокие слова, полные ненависти и злобы. А это сломленное «отец» звучало так… жалко. По детски. Неправильно. Но вместе с тем отчаянно. Он хотел надеяться на лучшее. Перед ним возвысился большой мрачный дом. Он сглотнул. Напряжённо сжатая в кулак рука стучит в дверь. Проходит минута, вторая, третья… Он чувствует, как внутри него что-то сжимается. Неужели ему не откроют? Но нет, его волнения беспочвенны. Дверь медленно открывается и перед ним предстаёт мужчина лет сорока, похожий на него, будто брат-близнец. Но так как он старше его вдвое, он не является ему братом-близнецом. Он является его отцом. Боже. Он тоже видит их схожесть, но если в глазах более молодого красавца отражаются робкая надежда и смятение, в синих очех его отца появляется жгучая ненависть. Но он медленно отходит с порога, давая сыну пройти. Он также медленно входит и садится в ближайшее кресло. Точнее, как садится, — он просто падает в него. Отец же является примером для подражания. Он спокоен, но в его глазах горит что-то странное, чему его сын пока не знает обозначения. Но скоро узнает. Скоро. Они молча сидят. Мужчина видит палочку в руках сына и его лицо медленно краснеет. Он шепчет яростно: — Убери… Подросток смотрит на него недоуменно, но его лицо медленно темнеет. — Зачем? — холодно спрашивает он, возвращая себе спокойствие и ясность мыслей. А ему только это и было нужно. Он вскакивает с дивана и быстрым шагом движется к противоположному концу комнаты, где находится кресло, в котором сидит подросток. — Убери эту мерзкую дрянь из моего дома! Ты пришёл сюда, в мой дом, жалкое отродье! Что ты от меня хочешь? Денег? Ты хочешь денег, да? Так вот, знай, я не дам тебе ни… — наверное, он хотел сказать «фунта», но это уже никто не узнает. Зелёный луч врезался в его грудь, и он упал на пол. Он мог лишь смотреть на лежащее тело с нечитаемым выражением лица. Через несколько секунд сюда прибежали откуда-то с верхних этажей его бабушка и дедушка, но их постигла та же участь. Он покинул дом, держась за сердце и пытаясь не споткнуться о ближайшие косяки. Палочка дрожала в его руках. Чуть позже он кинет на грязный пол хибары своего дяди палочку и отправится восвояси. Этой ночью, лёжа в постели, он будет плакать. Молча, и лишь мокрые следы на его щеках будут свидетельствовать об этом, и лишь лунный свет станет единственным зрителем этой уникальной, но очень печальной сцены. Этот день будет последним, когда он будет плакать. Потому что утром следующего дня его уже не будет. Будет совершенно другой человек. А может, и не человек вовсе. Его зовут Том Марволо Реддл и ему было шестнадцать лет «от» и… ноль лет, ноль месяцев и ноль дней «до».