Они не узнают...

      Донателло смотрел с надеждой. Покрасневшие и немного опухшие от хвори глаза мутно взирали на мастера Сплинтера, почти не удосуживаясь увлажнения со стороны век. «Почему он не может моргнуть?» — спрашивал себя Йоши. Глупый вопрос, следом идущий от таких же. Сейчас черепаший мастер не мог думать здраво, не мог подобрать правильных мыслей — потому что в том, что произошло, нет ничего правильного. И голова, стараясь помочь отвлечься, делала только хуже, заставляя Сплинтера размышлять над совершенно глупыми вопросами.       А он, его сын, всё ещё смотрел с надеждой, чуть улыбался. Его кожа медленно покрывалась мелкими язвочками, окрашивая черепашку в некоторых местах в неприятный бордовый, а то и жёлтый оттенок. А мастер разглядывал их, почти не слушая медленной хриплой речи ребёнка. Донателло что-то говорил про вину и прочее…       Позади гремели голосами его братья, выкрикивая какие-то воодушевляющие фразы позади. Они верили, так же, как и их высокий братец, что «всё будет хорошо». И Йоши не мог заставить себя слушать их. Такие воодушевлённые, такие радостные, скрывающие печаль… Они не знали, что произошло, они не видели того, что видел их мастер. И старик отдал бы всё, чтобы самому забыть эту картину.       Леонардо радовался победе, что-то пытался внушить своему мастеру и пострадавшему от нового оружия их соперника брату, но Йоши пришлось вежливо прервать его, снова не вникая в слова. Он выставил братьев за дверь, сказав что-то про уединение с Донателло. Крыс не мог точно описать, что происходило с ним в этот момент, какая пелена окутала его глаза, уши и разум… Он мог бы попытаться избавиться от этого тумана, развеять, словно дым от сигареты. Но не хотел.       Донателло был встревожен. Мастер чувствовал это, а потом и увидел, как нервно тот перебирает пальцами, как трясутся его руки…       — Я… кх… найду лекарство, мастер Сплинтер! — пелена спала?.. — Всё будет хорошо, братья мне помогут.       Йоши не мог смотреть своему сыну в глаза. Они были… испорчены, изуродованы тем странным оружием. Красные, чуть пенистые, они выглядели в точности так же, как и у того мальчишки, что ненароком не убил его тогда, под мостом.       Донателло продолжал что-то говорить, но тут Сплинтер сам возвёл барьер, погрязнув в свои мысли, заплыв в недавние вязкие воспоминания. Руки Донателло лихорадочно тряслись, держа грязную от инородной смеси тряпку. Руки его мальчика были совершенно не такими, как у монстра клана. Единственное, что было схоже — это язвы. Очень быстро растущие язвы.       В левом боку внезапно защемило, будто бы напоминая, чем грозит медлительность. Парнишка, чуть старше его сыновей, верно, по дурости вступивший в клан Саки, и не подозревал, что его ждёт. Испытания… Если бы только Йоши знал, что в безобидных голубых шариках скрывается такой кошмар, незамедлительно спас бы мальчишку-фут. Его тело разрывало, покрывалось язвами с каждой секундой, точно как и его сына незадолго после этого. Благо, его ребята не застали этот ужасный момент. Превращение, искажение худого паренька в нечто ужасное, в нечто уродское и смертоносное. Мало кто выжил из клана Фут, кто был на той злополучной базе. Да и самому Йоши было непросто остаться в живых. И всё же…       Йоши посмотрел на своего сына. Тот пытался подняться, тяжело дыша. У него не оставалось времени, и он этого не знал. Донателло улыбался мастеру, словно это «пустяк». Но Йоши ничего не говорил. Он лишь пропустил ковыляющего из его додзё ниндзя.       Сложный момент. Ужасный. Сплинтер медленно провёл длинным пальцем по ножу, порезавшись. Тот парень… Он мог бы убить всех в городе, такую силу Хамато Йоши не видел ещё никогда. Огромный язвенный монстр, разрушавший всё на своём пути. И не разрушивший город лишь потому, что упал через несколько кварталов наземь. А затем…       Донателло был в середине холла, он улыбался, несмотря на язвы. Его братья улыбались, хоть и чувствовали неладное. Его подруга, Эйприл, подбодряла его.       Сплинтер вернул себе ясность ума лишь на мгновение. Секунда. И всё было кончено.       Он целил в шею, но лезвие прошло чуть выше. Точный бросок оказался не таким уж и точным. Десять метров? Двадцать?.. Кажется, он чуть растерял сноровку в метание ножей. А может, это и к лучшему.       Незамедлительно последовали крики, но внутренний туман тут же сменился бушующим ливнем. Кричали ли братья? Кричала ли Эйприл? Почувствовал ли его мальчик хоть что-то?       Сейчас это не имело значения. Тот парень разрушил квартал, в котором упал. «Ходячая бомба» — так называли взрывающиеся тела когда-то во время войны?.. Его сын умер тогда, когда на него попал маленький голубой шарик, окутавший его в фиолетовую дымку. Всё, что было потом — оружие, которое Сплинтер должен был обезвредить.       Никто не узнает об этом, он не расскажет ничего. Мальчики будут винить себя в произошедшем. Их горечь и бессилие могут погубить их, потопить. Они не виноваты в случившемся. Пусть лучше они будут ненавидеть своего мастера, чем вешать на себя вину. Они не узнают…