Часть 1
20 января 2018 г. в 02:01
Как это вообще можно было не замечать?
«Ты… любишь Ледибаг?» Маринетт не могла поверить. Навязчиво-шуточное поведение Нуара стало настолько привычным, настолько нормальным, настолько… естественным, что замечать за ним что-то большее казалось Маринетт глупостью. Потому что, ну, это же кот. Он вообще серьезным бывает? Он вообще хоть с одной девушкой на своем пути не заигрывал? Ледибаг это казалось нормальным.
Тихую, заикающуюся любовь Маринетт не заметить было легко. Даже не так. Было бы чудом, если бы Адриан заподозрил в Дюпен-Чен кого-то большего, чем друга. Потому что она ни разу даже лишней улыбки в его адрес не допустила. Потому что она даже не заговорила с ним нормально. Потому что, — да черт подери, — она от него за скамейкой пряталась, о чем вы вообще? А так как Адриан был воспитанным мальчиком, назвать Маринетт никем ему не позволяла культура. Для него каждый второй друг или, в худшем случае, приятель.
Слепота Ледибаг была беспредельна. Вечные полушутливые (в которых хорошо, если одна десятая шутки) попытки обнять-поцеловать-ну-хоть-что-нибудь, вечно его кошачье требование ласки, его «Ледибаг, обрати на меня внимание, ну пожалуйста, я так нуждаюсь в тебе». Его попытки оказаться хоть на шаг ближе.
Даже эти проклятые цветы, которые он по пути (где угодно — на патруле или в дыму битвы) обдирал и вручал ей тут же, спустя секунду летели в мусорку, потому что не казались Ледибаг чем-то важным.
«Скольким еще поклонницам ты польстил своим вниманием, котенок?» — улыбается Ледибаг, втыкая цветок обратно в вазу, откуда только что его вытащил Нуар. «Ни одной Многим», — усмехается кот, заправляя еще один цветок ей за ухо.
Эта игра во влюбленную парочку выглядит для Нуара, как изысканный способ поиздеваться, подразнить его: «Смотри, Нуар, как могло бы быть, но никогда не будет». Ледибаг цепляется за его руку, точно действительно ищет в нем спасения, даже целует в щеку, и кот готов вот сейчас бросить все (к черту битву, когда рядом она, пусть и понарошку, но влюблена в него) и признаться ей в любви столько раз, сколько потребуется, чтобы ответом перестал быть отказ. Но спектакль заканчивается так же быстро, как начался — злодей больше и не злодей вовсе, так что какое все происходившее имеет значение?
Ледибаг даже не боится отвергнуть его после того, как узнала о том, что он действительно любит ее. (Какое счастье, Нуар не знает, кому изливал душу, стоя на балконе с одноклассницей). Ледибаг не жаль пары наиграно-ласковых слов о дружбе, даже о том, что он важен ей, о том, что это все не просто так, что он не представляет даже, как дорога ей его поддержка и помощь, но Ледибаг хватает наглости и равнодушия назвать их друзьями.
Честное слово, это звучит, как приговор.
Ледибаг дорожит их дружбой.
Ледибаг дорожит их дружбой.
Ледибаг дорожит их дружбой.
Даже с пятой попытки это не звучит лучше.
Да лучше бы она вообще молчала.
Кот Нуар предан ей, точно пес, просто потому, что так заложено в характере.
Нуар предан ею, потому что она даже не считает это предательством.
— Ты мой лучший друг, Нуар, — искренне выдыхает Ледибаг, и она, конечно же, не врет.
Нуар усмехается. Да, конечно, дружба. Договорились. Чуть больше сил, чуть меньше внимания. Отпустит.
— Конечно, Ледибаг, — он почти правдоподобно улыбается, наклоняется и касается ее щеки губами. — Теперь ты тоже мой лучший друг.