Свой среди чужих

       Нет ничего хуже недостижимой цели, того гнетущего чувства собственной неполноценности, когда знаешь, что сколько бы сил ни положил, так и не получишь желаемого результата. Рано или поздно бесконечная погоня за мечтой либо убивает тебя, либо сводит с ума, либо заставляет думать, что ты этого и не хотел. Последнее кажется неплохим вариантом, но лишь до того момента, пока в бесконечных попытках забыться находишь свободную минуту, чтобы задуматься и осознать, что такая спокойная и правильная жизнь начисто лишилась всех красок, редчайшие изысканные блюда имеют привкус пепла во рту, а самый худший из дней твоей «великой погони» вспоминается с теплотой и легким сожалением, как первая невинная детская любовь, которая точно так же оставляет болезненные шрамы и клятвы, что так больше никогда не будет. Глупый самообман: уродливый шрам чаще всего превращается в едва заметную белую полосу на фоне загорелой кожи, а цель, не сумевшая тебя добить, подстегнет к поиску не менее опасной мечты. Боль — сильнейшая из зависимостей, на фоне которой алкоголь и табак — всего лишь детские забавы, впрочем, на попытках укрыться от своей «матери» и построенные, но неизбежно приводящие к ней назад.        Есть ли что-то хуже боли, к которой стремишься ты сам? Ещё недавно Хакс посмеялся бы над этими словами. Не бывает недостижимых целей, есть лишь отсутствие веры и недостаток усилий. Невозможно одним ударом снести дом? Всегда можно повредить несущие стены. Преграждает путь дерево? Заинтересуй в нём бобров или термитов. Камни мешают судоходности реки? Здесь даже проще: вода не сразу, но сделает всё сама. Стабильные кропотливые усилия — главное оружие педанта, а бесконечное терпение — его доспехи.        Хакс всегда был перфекционистом, так что недостижимая цель в его понимании означала лишь более сложную и требующую грамотной стратегии и длительной реализации. А как иначе, когда детская мечта о власти над всеми галактиками сбылась, когда он едва разменял третье десятилетие? Да, он не был Верховным лидером, но генерал Первого ордена — уже почетная должность, а истеричный мальчишка, возомнивший себя главным, — далеко не Сноук со всеми его схемами и интригами. Марионеточный магистр — цель даже более мелкая, чем вечные зудящие атаки Сопротивления.        Мысли о врагах заставили Хакса поморщиться, словно от зубной боли. Как кучка революционеров-неудачников, имеющая неудачную пародию на флот, страдающая от нехватки припасов, топлива, союзников и даже банальной форменной одежды (если не считать за официальную признанную форму жалкие разномастные лохмотья), раз за разом умудрялась его провести? Как можно проигрывать, побеждая в гонке вооружений? Почему смертоноснейшее из орудий превращается в груду обломков от контакта с горсткой оборванцев? И, что самое странное, как без всякого плана, лишь на голой храбрости и готовности умереть друг за друга их не поддающаяся никакой логике импровизация работала лучше его неделями вынашиваемых и корректируемых идей? Это сводило с ума. Пустяковая цель, которую вот-вот нагоняешь, а она лишь шелестит между пальцами, превращаясь в пыль, — вот истинная трагедия, а не недостижимость. Лучше уж карабкаться по скале, ломая ногти и раздирая в кровь пальцы, но зная, что ты на сантиметр приблизился к вершине, чем бежать на чердак по удобной лестнице с перилами и видеть, как его дверь замкнется перед твоим носом, когда нога уже коснулась верхней ступени.        Но едва гордыня перестала застилать глаза, а гнев улегся до состояния нормы, в голову генерала пришла необычная мысль. То ли сумасшествие и впрямь дало о себе знать, то ли ностальгия о временах сравнительно беззаботной учебы прогнула под себя заточенный только на службу мозг трудоголика, но идея казалась все менее и менее безумной. Масло в огонь добавили насмешки Рена и его презрительно поджатые губы, говорящие о явном сомнении в успехе мероприятия.        Признаться, если бы не это пренебрежение, то Хакс давно с радостью бросил бы свою затею. Вспоминая об этом позже, он и сам не смог бы сказать, что далось ему сложнее: отращивание бороды, вызывающее жуткий зуд с непривычки, или вынужденная диета для кошки, превратившая ее из ухоженного домашнего зверя в тощую подругу путешественника. Миллисент давно была единственным солнечным лучом, скрашивающим его будни, так что эти вынужденные пытки дарили ему новую порцию ненависти к Сопротивлению.        Спустя месяц, когда довольно заметное кожное раздражение полностью скрылось под пушистыми зарослями, едва не соединяющимися с потерявшими без геля всякий приличный вид рваными прядями волос, а сам Хакс сократил до минимума контакты с зеркалом, потому как отражение здорово напоминало ему его школьного приятеля, не выдержавшего тягот взросления и крепко пристрастившегося к джоганскому фруктовому бренди, генерал решил показаться для одобрения Верховному лидеру Рену.        — Признаться, Вы удивили меня, Хакс, — произнесла после долгого молчания мрачная черная фигура в маске. — Я ожидал увидеть разведчика, шпиона, если так пожелаете назвать, а встретил то ли завсегдатая кантины, то ли мусорщика с очередной дикой планеты.        Не сдержавшись, Рен снял маску и беззастенчиво расхохотался, заставив Хакса брезгливо поморщиться. Стоило ли воевать с клоунадой из Сопротивления, когда ничуть не меньшая творилась здесь, в Первом ордене?        — Постойте, это означает, что я Вам верю, — успокоившись, примирительно сказал Кайло. — Но даже глупцы из Сопротивления не возьмут к себе человека, который не сможет ничего про себя рассказать.        — Я думал об этом, листая личные дела офицерского состава. Имя и фамилия вместе ещё могут что-то им сказать, но вперемешку… Не думаю. Предположим, Брайан Адамс. Человек, недавно лишившийся родной планеты, теперь кочующий в поисках Сопротивления в надежде на месть.        — Детали, Хакс. Какой ещё планеты Вы недавно лишились?        — О, проще простого, — генерал самодовольно улыбнулся и по привычке прилизал ладонью надоевшие волосы. — Хосниан-Прайм*.