«Доктор» Фаустус, или как граф Транси простуду лечил.

      За неделю до Рождества, в дни самых тёмных ночей. Когда за окнами мело непроглядно и холодно. Молодой граф Алоис Транси подхватил тяжёлую простуду. И решил вызвать врача.       — Да он хоть знает, кто я такой! — кричал он в бешенстве на слугу, когда тот сообщил, что врач приехать отказался.       А дело было в следующем: некий доктор Н. с Харли-стрит*, узнав в чьё имение его приглашали, ответил напугано и грубо: «По вертепам не лечу. Извольте более не звонить!» И трубку бросил. Наверняка ещё и перекрестился для верности. Вот бы Транси посмеялся с его лица в тот момент. Алоис конечно подозревал, чем отказ вызван. Тут бы любой догадался!       Слава за домом, в котором он вот уже год проживал хозяином, тянулась, мягко сказать, нехорошая. (Это с оговорочкой!) Прошлый владелец, ныне покойный, своими наклонностями увенчал родное гнездо — скопищем разврата нечистой силы и проклятым местом. Тут уж, как говорится «Omne quod licet honestum est*», об обратном и упоминать не стоит.       — Выпотрошить его мало, эскулапа, — выругался граф и стал сморкаться в платок под молчаливым взором дворецкого. — Ты ему деньги предлагал?       — Предлагал, милорд, — ответил слуга.       Граф заворочался в постели. Схватил со столика чаю. Спросил:       — В двойном размере?       — Двенадцать гиней, Выше Высочество, и оплаченный кэб. Это втрое выше положенной цены. — Сказал дворецкий и забрал у господина полупустую чашку.       — Так пусть вообще никуда не выезжает. Его теперь даже в работный дом не позовут!       — Устрой, Клод, это приказ, — прохрипел Транси. — Отказать верному Пауку Её Величества, ещё чего вздумал! Но прежде вызови мне сюда кого сговорчивей. Иначе я коньки отброшу раньше, чем ты успеешь серебра к обеду начистить.       Дворецкий поклонился чинно. Поправил очки. И вышел. Да так тихо, что Алоис, когда притворилась дверь, содрогнулся. «Надо было предусмотреть», — подумал граф. — «Привыкнуть…»       Слухи слухами, а правда была диковиннее вымысла. Одна только свита, прислуживающая графу, чего стоила! А уж личность дворецкого — Клода Фаустуса — вместе взятых их могла переплюнуть.       Алоис глубже укутался в шёлковые подушки, набитые гусиным пухом. Озноб давал о себе знать. «Хватило же ума, под самые праздники заработать ангину. Может чего похуже. Без врача не определишь», — хмурился Транси, — «Клода бы неплохо спросить. Но какой от него прок, он даже простейшее блюдо, — овсянку, — варит, хуже горничной Ханны. Даром с ягодами. Сноб!»       Кто же знал, что катание на коньках с Фантомхайвом по озеру на Рождественской ярмарке может обернуться такими проблемами? Всё его нехорошее влияние. Говорил ему Клод: « …от того, кому прислуживает Себастьян Михаэлис добра не жди!» Или не говорил? «… может потому, что катался без шарфа? (На котором так Фаустус настаивал.) Или вовсе лондонский смог…»       Голова у Транси накалилась от мыслей и температуры. Тянуло в сон. Но не успел граф сомкнуть веки, в комнате точно призрак возник Фаустус. В руках у него был поднос, на подносе телефонный аппарат со снятой трубкой.       — Чего пришёл? — проворчал граф. — Предлагаешь мне врача самому себе вызвать?       — Доктор Сноу желает говорить лично с больным, милорд, — ответил слуга.       Он шагнул ближе, и Транси, приподнявшись в постели, сонный, помятый и гнусавый взял трубку. Поздоровался. С любопытством ответил на вопросы, рассказал симптомы, замолчал. Фаустус нахмурился. Слов, какими далее юный, больной дворянин пожелал «внимательному» лекарю «отправляться в Ад» дворецкий не слышал даже в трущобах Ист-Энда. Он взглянул на графа властным взглядом. Граф его взгляд проигнорировал, звонко обрушив трубку на рычаг:       — Десять фунтов, Клод! Десять! — крикнул он. — Затребовал целых десять фунтов за визит! Я в золоте купаюсь, что ли? С ума сошёл! В эту дыру? Столько я плачу тебе по ведомости в месяц, как дворецкому, хотя тебе и того не полагается. Тронуться можно! Согласись? Тут ехать всего два часа через лес. С закатом бы вернулся. И что, что волки? Кому они когда мешали в карете? И дорога вдоль ущелья высохла давно. Скажут тоже! Неужели во всей столице не нашлось приличного врача, кто приехал бы сюда и не разорил меня?       Фаустус вновь послал графу серьёзный, полный суровости взгляд, но тот остался незамеченный и нужного эффекта не произвёл. Граф входил в кураж. Излив в адрес служителя Гиппократа все известные ему ругательства, Транси отправил того служить в ад к минотавру, закутался в одеяло, но успокаиваться не стал:       — Хватит на меня таращиться! Дырку прожжёшь, сытнее не станешь, — рявкнул он. — Иди звони.       — Боюсь, некому звонить, милорд.       Фаустус отдал поднос лакею, и телефон унесли.       — Сфинкса из себя не строй! * Как некому, Клод? Вдруг я неизлечимо болен, и к вечеру тебе придётся заказывать гроб для моего хладного тела и некролог на Флит-стрит, а не карамельные пирожные в «Мэйзон Берто».       Тут дворецкий поправил очки, развернул перед графом скрученный листок бумаги и сказал:       — Должен заметить, Ваше Высочество, я обзвонил самых высококвалифицированных докторов Лондона. И трайфл я готовлю лучше, чем в «Мэйзон Берто*».       — Не спорь, все фамилии вычеркнуты? — кашлянул ответ.       — Именно милорд. Кроме двух.       — «Доктор Бенджамин Баркер», — прочитал граф. — Что же ты стоишь? Почему не позвонишь ему?       — Всё не так просто, Ваше высочество. Я более, чем уверен, сегодня на Треднидл-стрит мистера Баркера насмерть собьёт трамвай, примерно в два часа по полудню… — Клод распахнул свои серебряные часы на цепочке, — да, в два часа, — удовлетворённо добавил он и часы закрыл.       Алоису отчего-то расхотелось спать. Он несколько секунд смотрел на слугу широко распахнутыми голубыми глазами. Голова его гудела и была точно наполненная ртутью. Мучение!       — Он кто? — задушенно всхлипывая, спросил граф, пытаясь нащупать носовой платок под подушкой, и указал пальцем на последнюю в списке фамилию: «мистер Леопольд Бэлл».       — Понимаете ли, мистера Бэлла лишили медицинской лицензии полгода назад…       — Ты оглох? Я сказал звони! Зови! Хоть доктора, хоть мистера, хоть кого-нибудь! Или врачом будешь ты. Демон! — выкрикнул граф, прежде чем чихнуть и упасть без чувств.       Клод повёл бровью. Ситуация несколько осложнялась.       К пяти вечера доктор не приехал. Фаустус обеспокоился не на шутку. Сказать этого по нему было, конечно, нельзя, на то он и дворецкий. Он по-прежнему виртуозно наливал чай, лишь на миллиметр переливая выше кромки, — от волнения.       Вечером граф стал Клода о докторе расспрашивать. Клод сообщил Транси, что, верно, по темноте того в лесу задрали волки. Транси заявил, что ни ждать, ни знать ничего не желает, пусть Фаустус его лечит сам…       Доверия у юного графа к слуге теплилось на медный пенс. Вот только деваться было некуда. У Алоиса Транси с Клодом Фаустусом был контракт. И не на какую-нибудь там прибавку сверх жалованья, а на самое ценное, что у графа осталось — на его бессмертную душу!       Граф отдал приказ и не успел глазом моргнуть, как явилась к нему целая делегация!       Клод с подозрительной вазой. Надпись на вазе гласила — «Hirudinea*», и нёс демон её, точно венец на царственную особу. Горничная Ханна с медикаментами: йодом, ватой и бинтом. Лакей Кентербери с чайником, который пах ни чаем, а индийской приправой. Лакей Томпсон со странным ящиком. А третий лакей — Тимбер — и вовсе с банными принадлежностями.       Транси нахмурился. Кем-кем, а дураком мальчишка не был. И понимал, с такой компанией ухо надо держать востро. Возьми узнай, чем эта нечисть решит его лечить? Им только волю дай, в могилу сведут быстрее всякой холеры, никакой контракт не поможет!       «Так залечат, что и костей не останется», — решил мысленно Транси.       Алоису налили ванну, пропарили ноги в горчице, напоили имбирным чаем с мёдом. И он почти поверил, расслабился, но… поднял с вазы крышку. Ох, зря, зря он это сделал! Граф завопил:       — Что это такое!!!       С тремя знаками восклицания, он охрип, похолодел и позеленел, от ужаса. Фаустус пояснил.       — Сами лечитесь! Бесы! — крикнул Транси, разбивая вазу о пол.       Стеклянный звон вспыхнул, и делегация пропала.       Перед сном Алоису было решено поставить банки и дать чаю с лимоном. После массажа граф благополучно уснул. Но Фаустус ещё долго сидел подле его кровати с крючком и мотком пряжи.       Часы на каминной полке пробили половину второго. Керосин в лампе почти выгорел, и дворецкий затушил её. За плинтусом в дальнем углу тихо скреблась мышь. Мерно текла за окнами ночь. Только бросала во тьме на ковёр свой исчерченный свет луна. Комната молчала. Дом спал. Падал и падал снег…       Утро было восхитительное. Алоис зевнул, улыбнулся:       — Ты такой заботливый, Клод! — сказал Транси и потянулся Клода обнять. Фаустус опешил.       Ещё никто не смел демона так оскорбить! Он, показательно гордившийся своей холодной сдержанностью и самолюбием, в высшей степени обласканным, обвинён в заботе и внимании? И кем? Мальчишкой! Клод поправил на переносице очки и презрительно фыркнул:       — У вас жар.       Граф упал на спину и истошно забил ногами. У него действительно был жар. Глаза демона заалели, вспыхнули. Ничего хорошего это не сулило.       Дворецкий обратился к книгам. И к полудню граф лежал в своей постели в тёплых шерстяных носках, с бумагой на груди, смазанной гусиным жиром. В обед употреблял «Хлородин Коллиса Брауна*», пил клюквенный сироп, розовый чай и отвар чабреца. К вечеру метался в агонии по простыням и думал:       «Лучше бы он меня отравил, чем так…»       После горчичников Алоис требовал бумагу, перо и печать. Грозился заказать траурный медальон и привести поверенного — запечатлеть свою последнюю волю. Спрашивал демона, будет ли тот по нему плакать. И говорил, что Клоду очень пойдёт чёрное.       К концу дня граф возненавидел горчицу и проклял Николаса Кульпепера*. Его мутило от аромата хвои, которым в комнате пропахли даже обои. А голова разболелась только сильнее.       Фаустус подумал и решил спросить совета у Анафелоуз. У кого, как не у бывшей ведьмы выяснять, чем лечить людей? Ханна хоть и не была оной уже век другой, помогла с охотой.       Наутро третьего дня дворецкий вошёл к графу с коробочкой пилюль и чашкой травяного отвара. Транси всё также сидел на кровати, молчал и глядел потухшим взглядом.       Предложенный Клодом чай он выпил скоро, без задней мысли. А вот к таблеткам приказал дать состав. Отказать Фаустус не мог. Он выудил из нагрудного кармана своего фрака бумажку и зачитал:       — В равных долях смешать заячий и совиный помёт с настоем укропа, глиной и кровью белой утки…*       Транси отваром поперхнулся, уставился на дворецкого широченными глазами.       — Ты… что, что сюда положил? — бледнея, спросил граф и сбежал в уборную.       Клод настой попробовал. Поболтал в чашке по часовой стрелке. Растёр на языке. Даже понюхал. Но так ничего и не выявил. Вечером у Алоиса оказалась аллергия на эвкалипт, на «толчёную жабу» несварение желудка, а от опиума его мучили обмороки.       Под влиянием побочных эффектов графа избавили от горчичников. Тем вечером он отделался горячей ванной, носом, испачканным в касторовом масле и чаем с шалфеем, к которому даже подали малиновое варенье. Не знай Алоис, кто такой Клод Фаустус, он бы решил, что демон извиняется.       Наступила ночь. Алоис не спал. Он неподвижно сидел укутанный одеялами и глядел в окно, где большими хлопьями под луной падал снег. Графу виделась страшная мысль, будто демон пичкает его травами и приправами, словно рождественского гуся из поварской книги. А стоит ему поправиться, тот без раздумий его съест. В глазах у Джима потемнело. Ужасно хотелось плакать! Казалось, дай он выход слезам, стало бы легче. Застучало сердце. Он прислушался к шагам в корриде, к сонной тишине дома и так не уснул до самого рассвета.       Утром в десять часов пришёл Фаустус. В своём лощёном фраке, с галстуком. Внёс серебряное, крытое блюдо. В комнате запахло так, что граф облизнулся и блаженно подумал: «Завтрак, наконец-то!»       — Проглотите целым или по отдельности, — сказал демон, протянув к графу тарелку, — советуют, что это помогает от ангины.       Алоис явно хотел что-то ответить, но не смог. По спине у него пробежали мурашки, язык не поворачивался, руки подрагивали. Ложку с кусочком пудинга он так и не донёс до рта. В комке паутины на тарелке копошилось — крохотное и живое — паук. Граф отшатнулся.       — Ты… ты чего задумал? Я не буду! — взвизгнул Алоис.       Наступила пауза. После молчания граф внезапно вскочил и указал Клоду на дверь. Вид у него был расстроенный.       — Вон! Вон отсюда. Это приказ!       Выставив дворецкого, Транси запер дверь на ключ и, заходив по комнате, стал думать. Но сколько не думал, всё было мимо. Транси больше ничего не ел и не пил. Раз он хотел выпить имбирного чаю, чтобы прийти в себя, но чай застревал поперёк горла и просился назад.       Днём Алоис вдруг заснул, а проснулся будто от предчувствия. На тумбочке лежал серебреный поднос, на подносе — прозрачные ампулы и шприц с блестящей иглой. Алоис поглядел на дворецкого, побледнел и выставил демона за дверь вновь.       На четвёртый день Транси не ел, не пил, не спал, а как шальной ходил по комнате из угла в угол. Чего только проклятые слуги ему не предлагали, чтобы вылечиться! Горячие ванны, горчичники, смесь касторки с лауданумом* и смолы со спиртом. Он ел виноград, дышал парами варёной картошки, кипящей смолой, газом, чуть отвертелся от ланцета* взамен пиявкам и пил горячий эль с маслом.       Вид Алоиса хранил все следы злоключений, которые пришлось ему вытерпеть. Бледное лицо, сухие губы, под глазами круги, одним словом, будто семь кругов ада прошёл, да назад вернулся! Только ни жара, ни кашля у него уже не было. И про платок он почти позабыл. А всё повторял: «Залечат, так залечат, что и костей не останется».       В обед, в дверь постучали.       — Отвяжитесь черти! — рявкнул граф со злостью. Топот за дверью стих. Вновь постучали и добавили:       — К вам доктор Белл, милорд.       Щёлкнула замочная скважина. На пороге возник Леопольд Бэлл. Тощий, как голландская сельдь, курносый, в потрёпанном «ольстере». Алоис впустил его и вновь дверь запер.       Через полчаса доктор ушёл, а граф остался наедине с Фаустусом.       — Что за шарлатана ты мне привёл, Клод? — спросил Транси.       — Он что-то сказал, милорд?       — Сказал, дорогу в лесу снегом завалило, вот и не приезжал. Ничего об этом не слышал?       — К сожалению, нет, милорд.       — Посоветовал есть больше яиц и пить бульончики.       — Очень хорошо, милорд.       Алоису стало легче. Фаустус проводил мальчишку на ужин. И отдал приказ тройняшкам снегопад прекратить, а дорогу расчистить. Снег той ночью уже не шёл. А в доме сладко пахло хвоей. 1. Ха́рли-стрит (англ. Harley Street) — улица в Лондоне, которая получила известность в XIX веке благодаря множеству обосновавшихся там специалистов различных областей медицины. 2. Сфинкс выступает как символ тайн и загадочности. Обращаясь к Клоду, Алоис имеет в виду: «не говори загадками». 3. Мезон Берто (англ. Maison Bertaux) — одна из старейших в Лондоне кондитерских. Была основана в 1871 году. Располагается в районе Сохо. На Грик Стрит. 4. Hirudinea(лат.) — Пия́вки. 5. В 1856 году на рынке появилось средство, называвшееся "Хлородин доктора Коллиса Брауна". Оно содержало хлороформ, морфин и алкоголь. Bрач британской армии в Индии Браун, изобретатель этой смеси, продал её формулу президенту Королевского фармацевтического общества. Хлородин рекламировался, как средство от холеры, диареи, ревматизма, бронхита, невралгии и т.д. Препарат был довольно эффективен, но вызывал привыкание и часто вёл к передозировке с летальным исходом. Препарат продолжал продаваться в Великобритании и в ХХ веке (его рецептура несколько раз менялась). Продаётся лекарство и сейчас, хотя уже не называется хлородином. 6. Николас Кульпепер (англ. Nicholas Culpeper) (1616—1654) — английский фармацевт, ботаник и врач, автор и переводчик знаменитого «Травника» медицинского трактата со списком лекарственных трав и описанием их использования. 7. Лауданум (лат. Laudanum) — опиумная настойка на спирту. В более широком смысле — лекарство, в состав которого входит опиум. 8. Ланцет (нем. Lanzette, от лат. lancea — копьё) — колющий хирургический инструмент с обоюдоострым лезвием. Применяли заместо пиявок в кровопускании. Все упомянутые рецепты реальны и взяты из книги «Суеверия викторианской Англии» – Кэтрин Коути, или других интернет источников о медицине в те времена.